Страница 22 из 35
— Диктуйте.
Телефон базы откликнулся тотчас же.
— Охранник Гаипов слушает.
— Начальник уголовного розыска полковник Булатов. Как у вас дела?
— Нормально, товарищ полковник. Все спокойно.
— Кто только что звонил с вашего телефона?
— Кто звонил? — охранник явно тянул время, соображая, что ответить. Решился. — Тип какой-то заходил. Сказал, срочно позвонить надо. Ну я…
— Один? — перебил Булатов.
— Что один? — переспросил охранник.
— Заходил один, спрашиваю!
— Один-один, — заторопился Гаипов. — Вы не подумайте, товарищ полковник. Он только позвонил, и я сразу дверь запер. Что-нибудь не так?
— Потом разберемся. Продолжайте дежурство.
— Хорошо, товарищ полковник.
Булатов опустил трубку на аппарат и с силой прижал ладони к глазам. Глаза нестерпимо жгло. Пульсирующая боль отдавалась в висках. И так же, пульсирующими толчками, работало сознание. Так. Звонили с Рисовой. И дом, в котором, если верить звонившему, находятся преступники — тоже на Рисовой. Какая-то связь между этим есть. Какая? Решили устроить засаду? Вряд ли. Зачем это им? Где гарантия, что я отреагирую на звонок? А даже если и отреагирую, откуда им знать, какие силы будут брошены на задержание преступников?
Нет, тут что-то другое. Скорее всего человек потому и звонил с Рисовой, что спешил. Убедился, что «гастролеры» на месте, что утром собираются удрать и кинулся звонить с ближайшего телефона. И плевать, какими он при этом руководствовался побуждениями. В разговоре мелькнула какая-то Нюська. Вполне возможно, — ревность. Но это сейчас не важно. Надо решаться. Надо решаться…
— Дежурный! — Булатов вздрогнул от того, как резко и повелительно прозвучал его собственный голос. С удивлением скосил глаза на прижатую к щеке трубку телефона. Подсознательно, еще не решив окончательно, что делать, он уже начал действовать.
— Войтенко слушает, товарищ полковник!
— Сколько у нас людей в наряде?
— Сейчас только я, да судмедэксперт, товарищ полковник. — Обе опергруппы на выезде.
— И все?
— Проводник со своей Альфой. Булгаков из тринадцатого отделения в соседней комнате отдыхает. Домой идти далеко, а в семь утра ему уже заступать. Да, вот товарищ Разумный зашел, уходить собирается.
— Разумный? Отлично! Разумного, Булгакова и проводника — ко мне!
— Слушаюсь, товарищ полковник.
— Машину к подъезду.
— Слушаюсь.
— Кто водитель?
— Ковалев, товарищ полковник.
— Прекрасно. Пусть захватит оружие. Выезжаем на операцию. Как только возвратится опергруппа — пошлите на Куйлюк. Трамвайная остановка на углу Рисовой. Запомнили?
— Так точно, товарищ полковник. Выслать опергруппу к трамвайной остановке на Рисовой.
— Действуйте, Войтенко.
— Слушаюсь.
«Разумный, Булгаков, проводник, Ковалев, — рассуждал Булатов, доставая из сейфа наган и засовывая его за пояс. — Ну что ж, группа что надо. Разумный с Булгаковым — опытные работники. Ковалев — классный стрелок, призы на соревнованиях берет… А там, глядишь, дежурная опергруппа подоспеет». Он перекинул через плечо шлейку мощного электрического фонаря и захлопнул сейф.
В дверь постучали.
— Да! — Булатов шагнул навстречу входящим. — Выезжаем на операцию, товарищи. Времени — в обрез. Так что инструктаж — по дороге, в машине.
Альфа скользнула в открытую дверцу и привычно улеглась над спинкой заднего сидения. Майор Разумный, капитан Булгаков и младший лейтенант Махкамов уселись сзади, Булатов — рядом с водителем — впереди. Машина тронулась, выехала на улицу и, набирая скорость, понеслась по ночному городу.
Несколько минут Булатов ехал молча, мысленно продолжая прикидывать план предстоящей операции. «Ну, а если сообщение окажется ложным? — подумал он и зябко поежился. — Сраму не оберешься. Может, не рисковать? Еще не поздно».
Не поворачивая головы, он покосился на водителя. Выражение подсвеченного снизу сигнальными лампочками приборного щитка лица Ковалева казалось особенно решительным и суровым. Булатов поднял глаза на зеркальце заднего обзора. В полутьме смутно белело лицо капитана Булгакова. Выражение его было трудно разглядеть, но когда «Победа» поравнялась с уличным фонарем, Булатов прочел на лице капитана все ту же сосредоточенную решимость.
«Нет, — сказал он себе, — обратного хода не будет. В крайнем случае понесу наказание. Извинюсь перед хозяевами дома. И срам как-нибудь переживу. Кто не рискует, тот не выигрывает». Получилось банально и пошловато. Он поморщился и, обернувшись к спутникам, принялся объяснять суть предстоящей операции.
…Когда они подъехали к Рисовой, было еще темно, но чувствовалось, что вот-вот начнет рассветать.
— Значит, договорились, — резюмировал Булатов. — Стрелять только в случае вооруженного сопротивления и только в ноги. Ты все понял, Коля? Ты, Саша?
Спутники молча кивнули. В министерстве всем было известно, что если Булатов обращается к подчиненным на ты, значит, он сильно взволнован.
«Победа» остановилась, не доезжая до поворота. Булатов и сопровождающие его члены опергруппы вышли из машины. Вслед скользнула овчарка. Водитель тщательно запер дверцы и последовал за ними.
Поворот. Первый, второй, третий дом. Его и домом-то не назовешь: обветшалая развалюха. Два окна в переулок, одно во двор. Даже в темноте видно, какие они старые: рамы перекошены, ставни держатся на честном слове…
Последние наставления шепотом. Все заняли свои места. Гулко отдается в виске пульс, отсчитывая последние секунды. Пора!
С грохотом падает вышибленная Махкамовым дверь. Они врываются в нее почти одновременно: Альфа, Махкамов и Булатов с наганом в правой и фонарем в левой руке.
Крохотная прихожка и — комната. В ноздри ударяет затхлой сыростью и спиртным перегаром. Рычит, беснуясь, рвется с поводка Альфа. Яркий луч фонаря выхватывает из кромешной тьмы ошалелые спросонья лица трех мужчин, расположившихся на полу. У стены на раскладушке испуганно вскрикнула женщина. Не до нее!
— Ни с места! — Булатов держит фонарь так, чтобы он освещал троих на полу. — Руки!
Один из мужчин метнулся к столу. В то же мгновенье со стороны окна ударил выстрел. Взвизгнула, срикошетив, пуля. Что-то с глухим металлическим звуком упало на пол.
С треском и звоном рухнули оконные рамы. Разумный, Ковалев и Булгаков ворвались в комнату, скрутили преступников. Махкамов включил свет, нагнулся, поднял упавший за стол кольт.
В соседней комнате истошно заголосила хозяйка.
— Не моя вина!.. Силком вломились!.. Угрожали дом подпалить!..
— Спокойно, мамаша! — гаркнул Булгаков. — Разберемся!
Женщина затихла, слышались лишь ее судорожные всхлипывания. На шум из ближайших строений начали собираться соседи.
— Без паники, товарищи! — Разумный достал удостоверение, раскрыл, протянул вошедшему первым усатому мужчине, с виду рабочему. — Уголовный розыск. Прошу всех оставаться на своих местах.
Усатый скользнул взглядом по удостоверению, молча кивнул. Трое в нижнем белье стояли посреди комнаты со связанными за спиной руками. Овчарка продолжала грозно рычать, не сводя с преступников злых желтых глаз. Женщина сидела на раскладушке, прижавшись спиной к стене и придерживая у шеи лоскутное одеяло.
— Бандюги проклятые! — процедил усатый сквозь зубы и обернулся к двери, возле которой толпились соседи. — Не напирайте, ребята. Порядок. Угрозыск бандитов зацапал.
Снаружи коротко просигналила машина. Подоспела оперативная группа, высланная на место происшествия дежурным Войтенко.
Казалось бы, Булатов имел все основания быть довольным: операция прошла без сучка, без задоринки. Потерь нет.
Бандиты взяты. Как он и предполагал, возглавлял банду матерый преступник Степа Охрименко, в прошлом — один из главарей фашистско-националистических формирований бандеровцев, орудовавших на территории Западной Украины в 1943–1947 годах. Тогда Охрименко сумел ускользнуть от ареста и в течение нескольких лет безнаказанно совершал злодеяния на территории Казахстана и среднеазиатских республик. Но сколько веревочке ни виться, а конец один, — возмездие настигло бандита и убийцу.