Страница 4 из 56
Толику это явно не понравилось, и отвечал он не совсем охотно, возможно даже пару раз солгал. Но я смог просчитать его. После анализа я сделал вывод: Изенька был еще той мразью. Стукач в полной интерпретации этого слова. Наверное, именно из-за этого его так и обработали. В принципе, может, даже за дело, но проблема была не в том, что было заслужено, а в том, что в тот момент в теле находился я. В общем, только по этой причине парням не жить. Без шуток.
Шел конец ноября шестьдесят первого года. Мне нужно было восстанавливаться и вливаться в общество, одновременно собирая и анализируя информацию. Долго меня держать в больнице вряд ли будут. Но тут я ошибся – мной заинтересовался один из врачей и начал писать диссертацию на эту тему, поэтому на пару месяцев меня в больнице задержали, пообещав чуть позже перевести в военный госпиталь, где были спортзал и тренажеры. В общем, повезло, время мне было нужно.
К середине декабря я полностью восстановил все школьные программы, так что проблем с возвращением не будет. Наверстал и убрал пробелы, но вот с остальным пока не ах. С первого декабря я стал выходить во внутренний двор больницы, а спустя две недели уже бегал кроссы по молодому снегу и крутил солнышко в спортгородке техникума, что находился рядом с больницей. Ну, что сказать, это тело соплей перебить можно, вот я и начал восстанавливать, вернее, даже заново создавать мышечную массу. Первые же попытки показали, что это будет очень трудно, но я не унывал, с каждым днем усиливая нагрузку. Доктора наблюдали за мной. В принципе, физические травмы уже вылечились, но вот рефлексы… Но и тут я нашел выход, хоть и случайно. Как-то восьмого февраля тысяча девятьсот шестидесятого второго года к одному из моих соседей по палате пришел сын, с тренировки, звякнув на входе струнами гитары. Попросил подержать инструмент в руках. Я, не задумываясь, сделал гитарный перебор, причем сыграл так чисто, как не всегда в прошлой жизни получалось, а я ведь был довольно неплохим гитаристом и имел классический баритон. Сейчас-то у меня был ломкий тенор, но и песни под этот голос я знал.
Одно меня радовало, теперь с этой амнезией я могу себя вести, как мне заблагорассудится, все спишется на травму, даже изменившийся характер.
После этого я насел на родителей, и маме со слезами на глазах пришлось покупать гитару. Не потому, что жалко, а потому, что когда она принесла «мою любимую скрипку», я просто спросил – мне ее сразу об стену разбить или подождать, когда она выйдет. В результате планы матери сделать из меня великого скрипача провалились, зато Толик стал навещать меня каждый раз все с более грустным видом. Видимо, скрипка ему перешла по наследству.
Вот так и шло время, пока третьего марта (с госпиталем таки обломилось) навестивший меня брат, принесший новые школьные задания, не сообщил, что меня придут навестить одноклассницы. Меня изрядно удивляло, что никто не приходил из класса, это было противоестественно, но составив схему характера, что был у тела до меня, я понял, что вряд ли кто придет. Даже староста побрезгует.
Три девочки-подростка в школьной форме сдали верхнюю одежду в гардероб и, сжимая в руках портфели, остановились в приемном покое.
– Все-таки зря мы пришли, – сказала одна из них, с рыжими косичками. Холл был пуст, только дежурная сидела у стола с журналом регистрации, поэтому говорили они спокойно, хоть и не повышая голоса.
– Да ладно, быстро отмучаемся, потом Марине Львовне доложимся – и все. А то она и так постоянно спрашивает, как там Соколов. Как будто его брат не приходит и не рассказывает, – ответила другая, с крупными чертами лица и комсомольским значком на еще не большой груди. – Постоянно мне говорит, что я, как староста, должна всегда во всем быть в курсе. Как будто мне нравится этот слизняк.
Третья, молчавшая до сих пор, поставила портфель на скамейку и села, вторая присела рядом. Староста, отдав им портфель, подошла к молодой женщине в халате медсестры и сообщила, что они к Игорю Соколову.
– А, к Игорьку? Так нет его сейчас в больнице, на спортивной площадке он, бегает или на брусьях висит. Ему небольшой спортзал сделали в ремонтирующейся палате, – улыбнулась та. В это время дверь открылась, и в приемный холл влетел шустрый, стройный, коротко стриженный паренек, от которого буквально волнами исходил оптимизм. Даже свежий шрам, пересекавший бровь, не портил черты довольно красивого лица с выразительными глазами. А наоборот – придавал ему некий шарм.
Все три девочки, широко открыв глаза, смотрели на него, узнавая и не узнавая, настолько их бывший одноклассник изменился.
Отряхнувшись от снега, он даже мельком не посмотрел на одноклассниц и, улыбнувшись шикарной улыбкой, обратился к медсестре, которая тоже обернулась ко входной двери:
– Лариса, любовь моя, как вы тут без меня? Скучали?
– Ой, так уж и любовь, – невольно улыбнулась дежурная. – Ты те же слова Марте вчера говорил. Операционной сестре из травмы.
– Ну что вы, Лариса, любовь, как трусы у моряка, один раз и навсегда.
В это время мимо поста проходил крупный мужчина в пижаме, с наколкой якоря на руке, он-то грозно и воскликнул:
– Но-но-но! Кто тут на флот бочку катит?
– Нечего подслушивать, иди, Матвеич, куда шел, – отмахнулся от него паренек.
– Смотри, в спарринг со мной встанешь на сегодняшней тренировке, все припомню.
– Ой, испугал. Вечером в спортзале. Там как раз новый боксерский мешок подвесили.
– А старый?
– А старый я порвал, – ухмыльнулся паренек.
– Опять этот кобель у поста крутится, – послышался старческий голос, и в проеме двери с надписью «Старшая медсестра» появилась пожилая, но бойкая старушка. – И так всех девок перетоптал, еще сюда лыжи навострил. И не стыдно тебе?
– Стыдно когда видно, – гордо выпрямился тот.
– Игорь, это к тебе, – подбородком указала дежурная на девочек, пока старшая медсестра от возмущения набирала воздух в легкие. – Наверняка одна из них твоя тайная любовь.
– Соплюшками не интересуюсь, – наконец паренек повернулся и серьезно их осмотрел. Веселья в его глазах уже не было.
Осмотрев всех трех девок, я спросил:
– Альбом принесли?
Все три закивали болванчиками.
– Вам бы с такими огромными глазами в японских анимешных фильмах сниматься, – невольно хмыкнул я себе под нос.
– Мы… кхм, – прочистила горло девчонка с крупными чертами лица и продолжила: – Мы принесли фотоальбом класса, как ты и просил. А еще вчерашнее классное задание по шести предметам.
– Хорошо.
Сев между двух девок, я взял альбом и, найдя фото всего класса, быстро его просмотрел, после чего ткнул в фото одного из мальчишек.
– Это кто?
– Женька Свиридов.
– У него случайно перелома ноги не было примерно в то время, когда на меня напали?
– Да, точно, только он лежал в другой больнице, в которой твоя мама работает.
Погладив пальцем фото, я пробормотал себе под нос:
– Скоро увидимся, гаденыш, – после чего посмотрел на девчат и велел: – Давайте показывайте, кто тут на фото. Имена, фамилии и кратко характер.
Когда девочки вышли из здания горбольницы, они еще некоторое время пребывали в ступоре. Первой в себя пришла, как и ожидалось, староста.
– И что это было?
– Это не Соколов, – уверенно ответила другая. – Где кудряшки, испуганный взгляд и писклявый голос? А вы видели, как он рассматривал фотографию Свиридова? А как расспрашивал?
– Как и всех, – пожала плечами староста.
– Нет, я видела его глаза, там было столько ненависти! А про ногу он спросил – ведь Женька именно тогда ее сломал!
– Так он же с дерева упал, – неуверенно сказала рыжая.