Туннель в небе

— Э-э-э…

— А вот как. Прежде всего, я никогда не выбираю ретивых молодых рекрутов. Я посылаю кого-нибудь из закаленных ветеранов, которых очень трудно убить. Она раздевается до исподнего, красит кожу в темный цвет — если кожа уже не темная — и отправляется на разведку с голыми руками, иногда босиком, безо всего вообще. Я еще не потеряла так ни одного разведчика. Когда ты беспомощен и не защищен, у тебя действительно отрастают глаза на затылке, а нервные окончания сами тянутся во все стороны и буквально ощупывают местность. Мне эту науку преподала, еще когда я сама была хвастливым зеленым рекрутом, сержант, очень опытная женщина, которая по возрасту годилась мне в матери.

На Рода это произвело впечатление, и он медленно произнес:

— Мастер Мэтсон сказал, что, будь его воля, он отправил бы нас на испытания с голыми руками.

— Доктор Мэтсон — разумный человек.

— Хорошо, а что бы взяла ты сама?

— Повтори мне условия.

Род перечислил пункты объявления об экзамене. Элен сдвинула брови.

— Не так уж много данных… От двух до десяти дней означает скорее всего пять. Климат вряд ли будет слишком суровый. Я надеюсь, у тебя есть термокостюм.

— Нет, но у меня есть военный комбинезон. Я подумал, что возьму его с собой, а затем, если зона испытаний окажется не очень холодной, оставлю у ворот. Жалко будет его потерять: он всего полкило весит, да и стоит недешево.

— На этот счет не беспокойся. В чистилище хорошая одежда все равно ни к чему. О'кей, кроме комбинезона, я бы взяла еще четыре килограмма продовольствия, пять литров воды, два килограмма всякой всячины вроде таблеток, спичек и прочих мелочей — все в жилете с карманами — и нож.

— Это не так много на пять дней, тем более на десять.

— Но это все, что ты сможешь унести, не потеряв способности быстро передвигаться. Давай-ка посмотрим, что у тебя за нож.

У Рода было несколько ножей, но один он считал действительно «своим» — изящный, на все случаи жизни, с лезвием из молибденовой стали в 21 сантиметр длиной и отличной балансировкой. Он передал нож сестре, и она качнула его на ладони.

— Неплохо, — сказала Элен и огляделась.

— Вон там, у вытяжки, — подсказал Род.

— Вижу. — Она метнула нож, и лезвие, воткнувшись в мишень, вздрогнуло и зазвенело. Элен протянула руку вниз и достала из сапога еще один.

— Этот тоже неплох. — Второй нож воткнулся в мишень на расстоянии ширины лезвия от первого.

Элен выдернула их и, взяв в каждую руку по ножу, остановилась посреди комнаты, оценивая балансировку каждого, затем перевернула свой рукоятью вперед и протянула Роду.

— Это мой любимый нож, «Леди Макбет». Я брала его с собой, когда сдавала выживание. Возьми, он тебе пригодится.

— Ты хочешь поменяться ножами? Ладно. — Роду было немного жаль расставаться с «Полковником Боуи», и он опасался, что другой нож может его подвести, но от такого предложения не отказываются. Во всяком случае, когда предлагает родная сестра.

— Бог с тобой! Разве я могу лишить тебя твоего собственного ножа, да еще перед самым «выживанием»? Возьми оба, малыш. Ты не умрешь с голода или от жажды, но запасной нож, может статься, окажется для тебя дороже, чем его вес в тории.

— Спасибо, сестренка. Но я тоже не могу взять твой нож: ты говорила, что вас ждут скоро активные действия. Возьму запасной из своих.

— Мне он не понадобится. Девчонки годами уже не дают мне случая воспользоваться ножом. Так что пусть «Леди Макбет» будет на экзамене с тобой. — Она вытащила из сапога ножны, спрятала туда нож и вручила его Роду. — Носи на здоровье, брат.

Глава 3. Через туннель

На следующее утро Род прибыл к воротам «Темплтон», чувствуя себя далеко не в лучшей форме. Он собирался хорошенько выспаться перед испытанием, но приезд сестры и ошеломляющие семейные перемены эти планы нарушили. Как большинство детей, Род воспринимал семью и дом как нечто незыблемое. Он не особенно много думал об этом и на сознательном уровне не особенно ценил то, что у него есть, — не больше, скажем, чем рыба думает о воде. Семья, дом — они просто всегда были.

А теперь вдруг исчезли.

Они с Элен проговорили допоздна, и у сестры в конце концов появились серьезные сомнения насчет того, стоило ли сообщать Роду о переменах накануне экзамена. Незадолго до того она все взвесила и решила, что так «правильно», а чуть позже действительность в который раз продемонстрировала ей горькую древнюю истину: «правильное» и «неправильное» иногда познается лишь задним умом. Просто нечестно, подумалось ей, забивать Роду голову сомнениями и переживаниями перед самым экзаменом. Но и отпустить его, ничего не сказав, чтобы он вернулся потом в опустевший дом, тоже казалось нечестным.

А решать надлежало ей. Еще в первой половине того дня она стала его опекуном. Необходимые бумаги были уже подписаны и скреплены печатями; суд это решение утвердил. И теперь Элен вдруг обнаружила, что жизнь «родителя» состоит отнюдь не из одних лишь удовольствий. Гораздо больше это напоминало душевные переживания, выпавшие на ее долю, когда ей впервые пришлось участвовать в заседании трибунала.

Поняв, что ее «ребенок» никак не успокаивается, она настояла, чтобы он лег в постель, и долго гладила по спине, повторяя гипнотические команды: «Спать, спать, спать…» Затем, когда ей показалось, что Род уснул, Элен тихо вышла из комнаты.

Однако Род не уснул; ему просто захотелось побыть одному. И, наверно, еще целый час мысли его метались от бесполезных предположений о болезни отца к таким же бесполезным попыткам представить, что ждет его утром… Как, интересно, встретятся они через двадцать лет? Ведь ему будет почти столько же, сколько маме…

Он наконец осознал, что ему надо спать, и принялся внушать себе, что пора успокоиться, изгнать тревожные мысли и уйти в гипнотический транс. Времени на это ушло гораздо больше, чем обычно, но в конце концов Род провалился в большое золотистое облако сна.

Проснулся он лишь от второго сигнала будильника, но даже после холодного колючего душа глаза слипались и очень хотелось спать. Род посмотрел на себя в зеркало и решил, что там, куда он отправляется, можно ходить небритым, да и времени оставалось мало. Потом все-таки решил побриться, болезненно переживая из-за редкой мальчишеской поросли на щеках.

Мама еще не встала, но она никогда и не просыпалась так рано. Отец последнее время почти не завтракал, и Рода вдруг кольнуло воспоминание, отчего это. Но он ожидал, что сестренка все-таки выйдет попрощаться. В довольно мрачном настроении он прошел в столовую, снял крышку со своего подноса и обнаружил, что мама забыла заказать завтрак, а такое на его памяти случалось, может быть, всего раз или два. Род сделал заказ сам и сел ждать — еще десять минут потерянного времени.

Элен — на удивление, не в халате, а в платье — появилась, когда он уже собирался уходить.

— Доброе утро.

— Привет, сестренка. Тебе, видимо, придется заказывать утреннюю кормежку самой. Мама забыла, а я не знал, что ты захочешь.

— Я уже давно позавтракала. Ждала, когда ты соберешься. Хотела проводить.

— Ладно. Пока. Я уже опаздываю. Надо бежать.

— Я тебя не задержу. — Она подошла и обняла Рода. — Не дрейфь, парень. Это самое главное. От волнения умирают чаще, чем от ран. И если придется бить, бей ниже пояса.

— Хорошо. Я запомню.

— Запомни. Я продлю свой отпуск, чтобы встретить тебя, когда ты вернешься. — Она поцеловала его и добавила: — А теперь беги.

Доктор Мэтсон сидел за столом рядом с помещением, где выдавали снаряжение, и отмечал в своем списке прибывших. Когда появился Род, он оторвал взгляд от бумаг и сказал:

— Привет, Уокер. Я думал, ты все-таки решил поступить разумно.

— Извините, сэр, что я опоздал. Дома много всякого произошло.

— Не беспокойся. Я однажды знал человека, которого не расстреляли на рассвете, потому что он проспал.