Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 13 из 25

Неудачное выступление Заливского способствовало тому, что руководство галицийской организацией перешло к карбонариям. А после того как 19 августа 1833 г. Заливский был арестован австрийскими властями, Борковский и Ходзько, готовясь поддержать планировавшуюся венгерскую революцию, активизировали работу вместе с венгерскими карбонариями. В ноябре 1833 г. в имении К. Дзедушицкого Жепнёве собрался съезд карбонариев из трех частей Польши, видимо, тогда и произошло зарождение будущего Содружества Люда Польского. В числе участников съезда были Винцентый Мигурский, Францишек Бобиньский, Леон Залеский, Михал Ходзько, Генрик Дмоховский, Игнаций Кульчиньский, Станислав Мацеевич, Юзеф Гляйних, Наполеон Новицкий, Северин Гощиньский, граф Казимеж Дзедушицкий, Михал Остророг и Анджей Творницкий. Залеский поддерживал работу эмигрантов в Познани – Гротовского, представителя авиньонских карбонариев, и Леона Зенковича от безансонской группы. На Волыни действовали Дмоховский и Кульчиньский, в Галиции и Кракове – Бобиньский, Дзедушицкий, Гощиньский, Новицкий. Последний создал ложу во Львове, ее члены активно агитировали среди чиновников, представителей интеллигенции, мелкого мещанства, низшего духовенства. В Кракове этим занимались Ежи Булгарин и доктор Кароль Качковский. Наряду с обсуждением деталей практического сотрудничества с венграми, рассматривался план создания карбонарских центров в австрийской армии. Было решено обратиться с призывом к борьбе против венского правительства, выдвинув либеральную социальную программу улучшения положения крестьян и батраков. Текст воззвания обсуждался на следующем съезде в Жепнёве 24 ноября 1833 г., но оно не было издано: конспираторам пришлось разъехаться, так как австрийские власти ужесточили полицейский надзор. Залеский, Ходзько, Новицкий отправились в Краков, а затем в Познань, Дмоховский в Чорткове следил за революционной подготовкой на украинских землях, туда же в качестве эмиссара был направлен Конарский, а Мигурский, Дуцкий, Лоневский и Скорытовский занялись такой же работой на Подолии при помощи местного шляхтича Стажиньского. Связь с Королевством Польским поддерживали через посланного в Варшаву Г. Эренберга. Был также установлен контакт с демократической конспирацией в Чехии и Словакии. В. Мигурский, направленный в Черновцы для создания там карбонарского центра, должен был распространить подобную пропаганду и на соседнюю Молдавию, однако ему удалось добраться лишь до Каменец-Подольского43.

Весной 1834 г. в Галиции прошли массовые аресты, испугавшие шляхту, ряд лиц арестовали на основании показаний Заливского, хотя свою причастность к карбонарской организации и связь с французскими революционерами он скрыл. По решению суда Заливский был заключен в крепость Куфштейн сроком на 20 лет, по 15 лет заключения получили Винцентый Жабоклицкий, Кароль Борковский, Леопольд Бялковский; на разные сроки осудили Адольфа Ролиньского (10 лет), Константыя Слотвиньского (8 лет), Александера Комарницкого (6 лет), Генрика Дмоховского (5 лет), Фердынанда Белявского (3 года). В обстановке репрессий о планах революционного выступления приходилось на время забыть. От имени комитета «Мести народа» Петкевич передал в Галицию указание умерить социальный радикализм и переключиться на продолжительную исключительно национальную пропагандистскую деятельность. Между тем попытки революционных выступлений в Европе и участие в них поляков нашли отзвук в жизни польских эмигрантов во Франции и отразились на их положении. В ряде французских центров состоялись торжественные траурные церемонии в честь погибших партизан Заливского. Так, уже 3 июля 1834 г. в Париже на торжественном заседании карбонарско-масонской Ложи Неделимой Троицы международное сообщество почтило память члена ложи Каспера Дзевицкого; присутствовали и произносили речи Кавеньяк, Лакомб и другие французы, от немцев выступал Вольфрум, от поляков Ворцелль, Пулаский, Кремповецкий. В речах «братьев-каменщиков» выражалась уверенность, что дело свободы победит. Подобные речи звучали и на траурных церемониях, состоявшихся в Шатору и Леруа, но всех ораторов французские власти арестовали как карбонариев, а крупные карбонарские группы разбросали по 200 адресам. Ворцелль и Пулаский попали в тюрьму Сен-Пелажи и 14 июля 1834 г. обратились оттуда с воззванием к эмиграции. В нем говорилось, что правительство Луи-Филиппа преследует поляков по наводке Священного союза, цель которого «подавить революционные порывы, свидетельствующие о связи нашего дела с делом народов, единственных истинных наших союзников». Авторы воззвания утверждали, что «дело Польши в высшей степени революционное», и потому так ненавидят его Священный союз и другие реакционные силы. «Польша, – писали они, – это краеугольный камень будущего здания братского союза народов, ибо является объединением и тождеством наших стремлений, нашего призвания и наших интересов с интересами, призванием и стремлениями республиканцев всех стран»44.

Французское правительство, действительно испытывавшее давление со стороны Священного союза, и само также стремилось избавиться от революционного польского элемента. Еще в первые месяцы 1833 г. 300 наиболее «неспокойных» польских радикалов были высланы из Авиньона и Безансона в Бержерак возле Бордо, туда же вскоре прибыли более ста бывших военных из Буржа – пункта влияния партии Чарторыских, что провоцировало конфликты и скандалы. Радикалы под руководством подполковника Росляковского и Марцелия Помаского создали объединение (400 чел.) под лозунгом «всевластия люда» и дали клятву работать для родины и человечества. Они протестовали против репрессий правительства в воззвании, обращенном к французскому народу, а также на страницах газеты «La Tribune». Попытка выслать Росляковского из Франции в мае 1833 г. привела к стычке эмигрантов с властями, вследствие чего 200 поляков перевели в департамент Ланды. Там возник Огул с резиденцией его центральной комиссии в Мон-де-Марсане, где стал выходить орган комиссии «Czas» («Время»), издававшийся ее секретарем Помаским. Огул не признавал «аристократическо-дармоедского» Комитета Дверницкого. В Париже представителями Огула и его корреспондентами стали Кремповецкий и Пулаский. Оставшиеся в Бержераке 200 сторонников Росляковского и те, кто прибыл из Буржа, поддерживали с Огулом постоянный контакт, а их руководитель майор Шелеховский являлся доверенным лицом Кремповецкого, который отправлял из Парижа послания, где наряду с осуждением французского правительства звучал и «призыв к цареубийству». Попытка французских властей назначить комендантом в Бержераке консерватора полковника Подчаского вновь вызвала конфликт, приведший к переводу в Мане, Анжер и Ньор 120 поляков – офицеров и унтер-офицеров. Ответом стало воззвание Огула в департаменте Ланды 5 октября 1833 г., обвинявшее Подчаского, «недостойного имени поляка», в «нарушении прав человека, эмиграции, законов братства и родства». В результате власти ликвидировали центральную комиссию и закрыли ее газету «Czas», а 120 «крайних демократов» в очередной раз перевели в местечки Гренад и Сан-Север. Что касается Ворцелля и Пулаского, их подвергли высылке из страны, они выехали в Брюссель, как и Эустахий Янушкевич, Ян Чиньский, Юлиан Закшевский, Юлиан Гружевский. Кремповецкого, Кайсевича, Реттеля и других выслали в провинцию, Лелевель, высланный как «руководитель и инспиратор новых подстрекательств в Польше», а также вождь республиканской «беспокойной» партии, летом 1833 г. демонстративно пошел в Тур пешком, в рабочей одежде, с котомкой за плечами. По пути его приветствовали толпы республиканцев, а осенью, будучи уже в Аррасе, он опубликовал на французском языке протест против преследования поляков и описал, какие меры французские власти предпринимали в отношении его в течение двадцати месяцев. Когда Ходзько выслали из Тура, он 31 августа 1833 г. также выступил с протестом. Но репрессии против польских республиканцев и карбонариев не прекращались, им подверглись и немецкие эмигранты: вместе с Лелевелем шли в ссылку Шумахер и Вольфрум45.