Страница 11 из 25
Пафос этих выступлений отражал общую атмосферу предчувствия скорого взрыва революционной борьбы в Европе. «Приближается важная эпоха […]. – отмечал В. Дараш, – Деспотизм уже слишком долго распространял свое влияние, приходит час его гибели, все народы должны взяться за оружие […], нужно и нам исполнить святую обязанность […], добиваясь свободы нашей отчизны, свободы народов». Так же считал и Лелевель, писавший 14 марта 1832 г. немецкому журналисту Г. А. Вирту: «Со дня на день растут возможности сближения всех народов в едином союзе людов, а тем самым и шансы на возрождение вольной Польши». Эту мысль разделял и А. Мицкевич, который заявлял: «Где только в Европе имеют место угнетение свободы и борьба за нее, там идет борьба за Родину, и все должны сражаться в этой борьбе». Во время Гамбахской манифестации был выдвинут лозунг демократического объединения и сотрудничества с французской демократией, а вскоре польским эмигрантам представился случай принять участие в революционных событиях, происшедших во Франции. 5 июня 1832 г. в Париже состоялись похороны генерала Ламарка, который был неизменным другом Польши и польского дела. Поляки во главе с генералом Серавским участвовали в торжественной церемонии похорон: было поднято знамя Польши, за ним шли Иоахим Лелевель и Одиллон Барро, толпа их приветствовала, генерал Ян Уминьский произнес слова прощания. Революционеры сочли этот момент благоприятным для выступления, в Париже началось восстание, были сооружены баррикады, произошли стычки с войсками. Ряд радикально настроенных польских эмигрантов присоединились к восставшим, один из них был ранен, четверо попали в плен. Поляки сражались в национальных мундирах, и французы кричали им: «Да здравствует Польша!». Власти же, подавив Июньское восстание, усилили полицейский надзор за эмигрантами, временно был закрыт «Таран». Ужесточение репрессий против революционных течений во Франции привело также к запрету Общества друзей народа. Карбонарии, в том числе и польские, перешли в находившееся под руководством Кавеньяка общество «Права человека и гражданина», которое тайно готовило новое революционное выступление. Революционные планы охватывали Францию, Германию, Италию и Польшу, расчет был также на рабочее движение в Англии и на швейцарских демократов. Первым очагом революции должна была стать Германия, и чтобы не дать России его подавить, предполагалось устроить диверсию в Королевстве Польском. Во главе намеченного к высылке в Польшу вооруженного отряда Лелевель видел Ю. Заливского, популярного среди молодежи. Его противопоставляли Ю. Бему и в 1832 г. как герою вручили от имени эмиграции золотую саблю, включили в состав Польского национального комитета. С представителем немецких карбонариев Вольфрумом договорились о помощи в переброске польских эмиссаров через германские земли, этим делом занимались лелевелисты Я. Чиньский в Метце, Ф. Новосельский в Страсбурге, Я. Шилинг во Франкфурте на Майне, Нейман в Бадене и Баварии. Наладили также переброску пропагандистской литературы через Силезию и Краков – в Королевство Польское, через Галицию – в пределы России на Правобережную Украину и через прусские владения – в Литву. В Кракове помогал Людвик Зелиньский, организатор тайных антиавстрийских кружков, но главная ставка делалась на основанную в 1831–1832 гг. в Галиции тайную повстанческую организацию. Ее создатели Леон Залеский, Станислав Ворцелль, Болеслав Туровский, Юзефат Болеслав Островский находились в эмиграции, а руководство на месте осуществлял эмиссар Лелевеля Валериан Петкевич, занимавшийся подготовкой оружия и вербовкой добровольцев. Предусматривалось создание малых отрядов для действия в польских землях под властью России на всем пространстве вплоть до Днепра. Проведение диверсий должно было сочетаться с агитацией за всеобщее восстание. Основными положениями его программы являлись возрождение Польши «от моря до моря», установление народовластия, передача крестьянам земли в собственность, провозглашение лозунгов свободы и гражданского равенства. Предполагалось обращаться к крестьянам при посредстве помещиков. В экспедиции должны были участвовать эмигранты, которых собирал в Познани эмиссар Лелевеля майор Антоний Краковский. Дополнительную поддержку были призваны оказать также Поморье и Восточная Пруссия38.
Лелевель рассматривал намеченную экспедицию Заливского как начало борьбы за восстановление Польши в границах 1772 г. По существу это было попыткой придать карбонаризму национальный польский характер и одновременно означало раскол международного карбонаризма, потому что верховное карбонарское руководство не одобряло планов лелевелистов. Оно учло опыт французской неудачи и считало, что Германия еще не готова к революционному выступлению. Но Лелевель и его сторонники надеялись, что провозглашение в Польше лозунгов гражданской свободы и равенства, ликвидации барщины и передачи земли в собственность крестьян поднимет последних на борьбу. К тому же они рассчитывали, что Россия вмешается в дела Османской Турции в связи с мятежом Али-паши в Египте, а активность Петербурга на Балканах придется не по вкусу Австрии и Пруссии, которые в результате займут позицию нейтралитета по отношению к диверсии польских повстанческих отрядов в Королевстве Польском. В связи с подготовкой экспедиции Лелевель издал ряд воззваний, в том числе «К израэлитскому народу!» и «К братьям русским!». К русским Польский национальный комитет обратился по полномочию депутации демократических эмигрантов. Возглавивший ее А. К. Пулаский, подчеркнув, что в России «язык свободы стал понятен многим», потребовал направить воззвание к российским либералам, чтобы войти «с благородными русскими» «в политические отношения». «Воззвание к русским» было подготовлено Лелевелем при содействии А. Мицкевича и переведено подписавшим его Л. Ходзько. В нем звучал призыв, чтя традиции декабристов, крепить союз во имя свержения царизма и создания вольной славянской федерации. «Начните с себя, – говорилось в тексте воззвания, – вознесите алтарь свободы вместо слишком долго чтимого болвана и призовите к общему делу братские народы, ибо все одинаково этого жаждут». Обращения к народам с призывом к революционному сотрудничеству вызвали дипломатический демарш России, и в результате Польский национальный комитет был распущен французским правительством, Лелевель оказался высланным из Парижа. Тогда подготовкой экспедиции занялась тайная организация «Месть народа» под руководством Заливского. В ее исполнительный комитет, осуществлявший связь с Польшей, вошли Лелевель, Зверковский, Ворцелль, Глушневич, Ходзько и Островский. Законодательный комитет организации, имевший, по существу, тот же состав, разрабатывал основы конституции будущей Польши в границах между Черным и Балтийским морями, Одрой, Дунаем и Днепром; за образец была взята конституция США, в числе демократических прав провозглашались неограниченная свобода печати, вероисповедания, право на обучение. В подписанном Заливским и Ворцеллем протоколе организационного собрания «Мести народа» от 28 декабря 1832 г. говорилось о предоставлении всем политических прав, признании самостоятельности крестьян и передаче им земли в собственность, провозглашалось «всевластие народа – все по воле люда и для его добра». В проекте конституции прослеживалось влияние идей Лелевеля о федеративной славянской республике: «Федеративная конституция с одними и теми же гражданскими и уголовными законами, – утверждали авторы проекта, – свяжет все провинции освобожденной Польши», и каждая из них, соблюдая унию, будет обладать в то же время «всемогуществом, правом организовать свои местные отношения так, чтобы конституции отдельных государственных образований не нарушали федеративной конституции, общих гражданского и уголовного прав»39.
Агитация и вербовка эмигрантов в экспедицию проходили открыто, о них знали и французская полиция, и посольство России. В Авиньоне вербовкой занимался член ПДО Леон Залеский, в Безансоне лелевелисты Людвик Оборский и майор Свенцицкий. Шла речь о «сильных контактах» с Германией, которая начнет революцию одновременно с выступлением поляков; намекали также, что это станет для Англии и Франции предлогом, чтобы поставить польский вопрос на международной арене. Расчет был и на союз с оппозицией в России, на то, что там, как и в Польше, «все подготовлено к революции». Организаторы экспедиции верили, что русские, «нынешние рабы», «могут стать апостолами свободы», если поляки во имя христианской морали подадут им «братскую руку», и заявляли: «Мы боремся не с русскими, а с тиранами России». Примечательно, что они возлагали надежды и на российских помещиков, считая, что «русское дворянство, самое презренное на земле, […] может родить в себе чувство достоинства», если поляки обратятся к нему «во имя европейской цивилизации и национальной славы». На страницах газеты «Północ» («Север»), тесно связанной с Я. Чиньским и Ш. Конарским, звучало убеждение: «В городах мы найдем умных и умеющих чувствовать свободу ремесленников, а если казаки Стенька Разин и Пугачев сумели перетянуть на свою сторону рабов, башкир, калмыков, почему мы этого не добьемся, если на бой позовет нас не эгоизм, не глупая гордость шляхты, не чувство католической исключительности, а любовь к свободе, любовь к человечеству». Отправляясь в экспедицию, ее члены имели с собой оттиски этих статей газеты, а также послания к русским Чиньского и экземпляры лелевелевского «Воззвания к русским» для распространения, в первую очередь, среди русских солдат, и было дано указание по-братски относиться к пленным и дезертирам из русской армии. Что касается самой военной операции, то планировалось, что она будет проходить в 22 округах: из них к Королевству Польскому относились 8 (в каждом из воеводств), к Литве – 4, к Белоруссии – 2, к Инфлянтам – 2; выделялись также Волынский, Подольский, Киевский и Смоленский округа. Сам перечень округов свидетельствовал о нереалистичности составлявшихся планов, поскольку, за исключением планов, касавшихся Королевства Польского, они основывались не на реальном административном и территориально-хозяйственном разграничении, а на историческом разделении воеводских дворянских корпораций прежней шляхетской Речи Посполитой.