Моргенштерн

Сама процедура настройки оказалась довольно муторной. Сначала Геннадий Михайлович отдал колоду перфокарт какому-то пареньку - со словами "отнеси на вводилку, пусть прокачают на третий и ко мне". Парень ушёл, потом вернулся со словами, что "вводилка сбоит, а которая в зале, там очередь, как всегда". Полковник побагровел и пошёл выяснять ситуацию, взяв с собой Германа. Вернулся он минут через десять, почему-то один, усадил Германа за компьютер и велел "тыкнуть вон в ту иконку". Ничего не заработало, и Шацкий опять пошёл куда-то что-то выяснять. От всех этих сбоев и неполадок ощущение опасности как-то притупилось, так что Арутюнян даже позволил себе полазить по внутренностям компа. На диске не оказалось ничего интересного, кроме старой "Lines". Он набрал почти тысячу очков, когда Геннадий Михайлович не появился в третий раз, и снова потребовал потеребить иконку. На этот раз всё прошло нормально. Ещё через несколько минут напряжённой, но несложной работы машина, наконец, обрадовала: "Резонанс с вероятностной плоскостью планеты 98% - фазовая достаточность 33.5 медианной средней".

Расчётное время оказалось небольшим: где-то часа четыре туда-сюда. К этому моменту спутник должен был получить код подтверждения - и, в случае совпадения, накрыть потоком кусочек земной поверхности. Ресурс зеркала был, правда, невелик - секунд пять-шесть в лучшем случае. После этого отражённое эхо минус-вероятностного импульса ломало настройку зеркала. Но на Москву должно было хватить. На всякий случай Роберт проверил направление резонансного эха: получалось, что небольшая часть импульса распространялась параллельно генеральному вектору плоскости системы, чтобы коллапсировать где-то в Тюмени, приблизительно в районе Тобольска. Это, впрочем, уже ни на что не влияло.

Шацкий всё время суетился: звонил куда-то по двум разным телефонам, отдавал распоряжения, в общем - работал. Потом он бросил Роберту "посиди тут, я сейчас", и пропал надолго.

Вернулся Гера, спросил - "когда". Роберт ответил. Гера посмотрел на часы, что-то пробурчал под нос, и побежал искать полковника.

Вокруг сновали люди: кто-то нёс кипу распечаток, кто-то пытался достать из-под монитора папку с синими тряпочными тесёмками. На Арутюняна никто не обращал внимания, и через некоторое время он почувствовал себя почти сносно. Единственное, что ему по-настоящему не нравилось - так это тусклые неоновые трубки под потолком, светившие как гнилушки на болоте.

Неожиданно ему приспичило отлить. Спрашивать, где тут сортир, Роберт поостерёгся: на таких вещах посторонние ловятся моментально. Мочевой пузырь, однако, настаивал на своём. После непродолжительной борьбы с естеством Арутюнян отправился на экскурсию по объекту. Длинный зелёный коридор с рядом закрытых дверей не внушал оптимизма. Зная по учрежденческому опыту, что нужная ему дверь располагается, скорее всего, в самом конце, он отправился сначала направо. Заметил пост дежурного, решил, что туда лучше не соваться, и пошёл обратно.

Другой конец коридора оказался глухим и тёмным - видимо, были какие-то проблемы с проводкой. Здесь как-то особенно чувствовалась тяжесть подземелья.

Он дошёл до полуразрушенной кирпичной лесенки, из-под которой ощутимо воняло ссаками. Осторожно спустился, едва касаясь стены - Роберт терпеть не мог сырость. Нащупал выключатель, пощёлкал им - тот не работал. Потом под руку подвернулся какой-то провод. Держась за него, он сделал ещё несколько шагов, и чуть не упал: очередной ступеньки не было.

Роберт тяжело вздохнул. Встал на последней ступеньке, расстегнул ширинку и помочился в темноту. Глубоко внизу что-то забулькало. "Как русский мужик в подъезде" - подумал Арутюнян и тут же почувствовал привычный укол совести: это была плохая мысль, неуважительная по отношению к русскому народу. Народу, к которому Роберт принадлежал приблизительно на одну четвёртую. Впрочем, с принадлежностью к другим нациям у него тоже были проблемы: даже отец-бакинец, которому Арутюнян был обязан фамилией и профилем, был наполовину азербайджанцем, о чём очень не любил вспоминать.

Он вернулся в комнату, и очень кстати наткнулся на полковника.

- Где тебя носит? - Шацкий был настолько зол, что даже перешёл на "ты". - Я тут чёрти что творю, в другое время меня бы под трибунал за такое, а вас тут нет обоих. Заговорщики хреновы.

- А где Герман? - поинтересовался Арутюнян.

- Отправил я его, - полковник вздохнул, - что-то ему в Москве срочно нужно... Давай сюда. Следи за траекториями, иначе проедем мимо кассы.

Арутюнян молча сел за компьютер и запустил расчёт траекторий.

Российская Федерация, Москва.

От седого мужика ей удалось оторваться влёгкую - Яна попросту послала его за сигаретами, а пока тот ходил к киоску, перелезла на переднее сиденье и рванула. Такого финта он, похоже, от неё не ждал. Она проехала где-то с километр, потом бросила машину в пустом дворе около детских качелей, и нырнула в метро: так спокойнее.

На старой точке ей поправиться не удалось: похоже, всех разогнали. Зато на новой - там она была всего два раза, и никого не знала - к ней сразу подошёл дилер-азербайджанец, тихо спросил: "Поправиться? Лекарства нужны?" Через десять минут, пообщавшись ещё с двумя такими же молодыми людьми, она зашла в ближайший подъезд, и очень скоро ей было хорошо, даже совсем хорошо.

Потом она вспомнила, что у неё есть авиабилет, и она должна куда-то лететь.

К тому времени в городе уже стало темно и неуютно. До Шереметьево (она помнила, что ей нужно именно в Шереметьево) никто не соглашался меньше, чем за тысячу, а русских денег у неё осталось не так много. В конце концов, молодой хачик на "москвиче" согласился за восемьсот.

По дороге она как-то немножко погрузилась в себя. Хачик этого не замечал - он жизнерадостно трепался на всякие разные темы, в основном про жизнь, и был вполне доволен своим монологом.

- Вот сматры, у мэня брат есть сводный, да? - продолжал хачик какой-то свой монолог. - У брат отэц есть, радной атэц. Он Масква давно жывёт, с рэгистрацыей, с мылицыей проблэм решает, да? Я вот сэйчас адын сэмье памагаю, у брат работы нэт. Вот я тэбя вэзу, работаю, да-а. Мылыция очень мешает. Я панимаю, ани тоже люди, им тоже надо семья кормить. Так ты работай, да-а? А то что такое - ани стоят, а я еду. Ани мэня тармазят, гаварят дэньги давай. Я даю дэньги, ани гаварят - у тэбя рэгистрацыя нэт, паехали с намы, разбираться, да-а. Это бэспрэдэл, я так думаю. У нас всэ так думают. Люди работать в Масква приехали, да? Так ты стой на мэсте и нэ мэшай людям работа, дэла дэлать.