Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 19 из 22

В «чистом» виде поместная система была представлена на недавно завоеванных территориях, где производились земельные конфискации и выселения местных вотчинников. Помимо Великого Новгорода с его пригородами (Великие Луки, Пустая Ржева, позднее также Торопец) и Пскова поместья стали господствующей формой служилого землевладения в Вяземском, Бельском, Дорогобужском уездах. В 1504 г. были упомянуты брянские помещики[183]. Сюда же можно отнести новоосваиваемые степные уезды, где вотчинное землевладение либо вовсе отсутствовало, либо было представлено в незначительном виде. Поместные раздачи в Каширском уезде начались в конце XV в. В 1519 г. было выдано несколько жалованных грамот на поместья в Тульском уезде с перечислением имен прежних помещиков[184].

«Поместная колонизация» носила организованный характер. Поместья раздавались на направлениях, где необходимо было постоянное присутствие воинских контингентов. Часть удаленных от военных действий территорий была обойдена стороной. До московского завоевания преобладающая часть «черных» земель была «обоярена» новгородцами в Заонежье и в Заволочье. После «выводов» эти земли были переданы в ведение крестьянских общин. После выселения «лучших людей» не была создана служилая корпорация в Вятской земле[185]. Постоянного присутствия помещиков требовало правительство в наказе к вяземскому наместнику И.В. Шадре Вельяминову: «Чтобы еси отпустил ко мне (Ивану III. – М. Б.) Василья Злобина, а иные бы поместчики из Вязмы бес слова не ездили никуде, жили бы по своим поместием в Вязме»[186].

При недостатке людей приходилось идти на экстренные меры. После разорительного похода шведских войск 1496 г. была создана группа ивангородцев. Несколько сотен человек получили крошечные поместья на шведском направлении – в Водской и частично Шелонской пятинах[187]. Постепенно было выработано требование обязательной службы по месту нахождения поместья и формирование на этой основе поместных корпораций.

Переходным вариантом было создание поместных субкорпораций в рамках существующих объединений. Подобные примеры видны в Дворовой тетради, ряд рубрик которой не имел смысла в реалиях середины века: «из Ярославля же помещики», «в Стародубе помещики» и, наконец, «помещики тверские». В.Б. Кобрин показал «пришлый» характер этих групп[188]. Среди «ярославских помещиков» фигурировали князья Телятевские-Микулинские. Появление этой фамилии в Ярославском уезде относится к концу XV – первому десятилетию XVI в. и, видимо, было связано с проводившимися в это время поместными раздачами[189]. «Ярославские помещики» не пересекались с «литвой дворовой», еще одной группой, созданной московским правительством во втором десятилетии XVI в. Стародубские «помещики» князья Мезецкие были переселены на новое место службы в конце XV в. По Стародубу, вероятно, служил также М.П. Апраксин. Уже в начале XVI в. его отец, выходец из рязанского боярства, был отмечен в восточных уездах. В Тверской земле поместья «москвичам» во второй половине 80-х гг. XV в. жаловал еще Иван Молодой[190]. К началу XVI в. должно было насчитывать не менее нескольких десятков подобных примеров.

Очевидны причины создания этих субкорпораций. Отмеченная ранее «автономность» Тверской земли должна была контролироваться из центра. Помещики в этой ситуации играли роль стабилизирующего фактора, удерживая представителей местного боярства от сепаратистских настроений. Упоминание запрета отъезда для ярославских вотчинников в духовной Ивана III свидетельствует, что их благонадежность также вызывала определенные вопросы.

Помимо перечисленных групп существовали и другие переселенцы. Среди них были новгородские, затем и псковские бояре, вятчане, которые получали пожалования в «московских городах». Потомки новгородцев не выделялись из числа остальных детей боярских. Менее высоко котировались псковские бояре, что было связано с неоформленностью этой социальной прослойки в самом Пскове[191]. Выходцы из присоединенных западнорусских территорий, а также соратники князя М.Л. Глинского также получали от великокняжеской власти поместья[192].

В обособленные субкорпорации постепенно происходил приток местных вотчинников. Тверская дозорная книга начала 1550-х гг. содержит множество подобных примеров. Уже в 1520 г. поместьями были пожалованы представители Епишевых, позднее к ним присоединились Бороздины, Свибловы, Затыкины, Бибиковы и др. Большое количество жалованных грамот с их участием было датировано 1524–1527 гг. В других случаях имели место индивидуальные пожалования.

Определяющие принципы поместной системы были выработаны при массовых организованных раздачах, когда единовременно поместьями наделялись большие группы людей. Эта задача вызывала необходимость выработки объективных критериев деления на группы – «статьи» служилых людей, прообраз будущих окладов.

Потенциал создания поместной системы был понят далеко не сразу. Традиционализм, опора на «старину» и отсутствие развитого аппарата, который мог бы контролировать организацию службы, сдерживали ее развитие. Стремительность поместных раздач во многом была вызвана сочетанием случайных факторов, которые удачно сложились в общую мозаику. Вне зависимости от места проводимых раздач исходный импульс по их проведению исходил от великокняжеской власти. Эти раздачи проводились под контролем одних и тех же исполнителей из центрального аппарата, представляя собой локальные варианты общерусского процесса, реализуемого по схожим моделям и шаблонам. Характерные черты поместной системы не могли появиться одномоментно. Их развитие и совершенствование проходило на разных территориях со своими особенностями, при влиянии ряда внутри- и внешнеполитических факторов.

Наиболее полно благодаря сохранившемуся комплексу писцовых книг процесс поместных раздач удается раскрыть на примере Новгородской земли. Сопоставление «новгородского материала» с источниками из других частей страны позволяет проследить общие тенденции и направленность развития поместной системы.

Новгородский вариант. Первые поместные раздачи

Процесс складывания поместного землевладения в Новгородской земле получил подробное, хотя и однобокое освещение в историографии. Большинство историков ограничивалось признанием факта повсеместного «слома» прежнего вотчинного землевладения и формированием прослойки помещиков, выходцев из Северо-Восточной Руси. Исключением в этом ряду является работа Г.В. Абрамовича, в которой была проведена систематизация этапов поместных раздач[193].

Несмотря на стройность и внешнюю привлекательность, концепция этого историка является уязвимой для критики как в части распределения помещиков по социальным группам, так и в предложенной им периодизации процесса раздач[194]. Вопросы возникают к приводимому Г.В. Абрамовичем списку аристократических фамилий, куда затесались Порховские, Рудный-Картмазов, Протасьев и ряд княжеских семей невысокого ранга (князья Мещерские, Елецкие, Гагарины). Серьезные нарекания вызывает выделение «аристократического» этапа в поместных раздачах (1484–1489 гг.), когда поместья (и вотчины) были пожалованы «высшей чиновной знати», сподвижникам Ивана III[195].

Имена новгородских помещиков редко встречаются в актовых и делопроизводственных документах, что затрудняет определение границ создания того или иного поместья. Несколько точных дат встречается в приписках, сделанных к текстам писцовых книг в 1499–1501 гг.[196] Широко представлены в писцовых книгах ссылки на так называемое «старое» письмо. Вопрос о времени его составления является неоднозначным и вызывает давние споры в историографии[197]. В этот термин вкладывалось различное содержание: использовались материалы переписи 1480-х гг., осуществляемые комиссией из новгородцев, данные нескольких описаний «московских» писцов и, вероятно, какие-то кадастровые документы времен независимости. По мере изменения состава новгородских землевладельцев «старое» письмо обрастало различными приписками и вряд ли было передано писцам конца 1490-х гг. в первоначальном виде. Основной его массив, видимо, был закончен в конце 1480-х гг.

183

Кром М.М. Меж Русью и Литвой. Пограничные земли в системе русско-литовских отношений конца XV – первой трети XVI в. М., 1995. С. 251–253.

184

АСЗ. Т. 1. № 155. С. 129; Т. 4. № 453. С. 334.

185

Аграрная история Северо-Запада России (далее – АИСЗР). Вторая половина XV – начало XVI в. Т. 1. Л., 1971. С. 272, 286.

186

Сб. РИО. Т. 35. С. 428.

187





Бернадский В.Н. Указ. соч. С. 327–331.

188

Кобрин В.Б. Власть и собственность… С. 97–100.

189

АСЗ. Т. 1. № 146. С. 120, № 37–38. С. 35–36, 327-328, № 274. С. 248; АСЗ. М., 2008. Т. 4. № 460. С. 339, № 480–481. С. 352–353. В это же время в Ярославском уезде, видимо, появились и князья Дашковы.

190

Кобрин В.Б. Власть и собственность… С. 100. По родословной росписи Апраксины «служили по Резани и переведены при великих же князех служить по Мурому». Писцовые материалы Тверского уезда XVI века (далее – ПМТУ). М., 2005. С. 167, 251, 277.

191

Аракчеев В.А. Средневековый Псков. Власть, общество, повседневная жизнь в XV–XVII веках. СПб., 2003. С. 51–56. Несмотря на внушительное число псковских «сведенцев» (более 300 семей), не удается обнаружить следы их испомещения. Вполне вероятно, что многие из них не стали детьми боярскими.

192

Вотчины получили, например, Д.И. Мирославич и В.Т. Алексеев.

193

Абрамович Г.В. Поместная система и поместное хозяйство в России в последней четверти XV и в XVI вв. Дисс… докт. ист. наук. Л., 1975.

194

Среди представителей дьяческих фамилий Г.В. Абрамович называл Борисовых и Бунковых. В указанное время они не были связаны с дьячеством. Неудачным является отнесение к «семьям дипломатов» Трусовых-Воробьиных. Возражения вызывают также некоторые сделанные историко-генеалогические обобщения (например, о происхождении Болтиных и Косицких).

195

Абрамович Г.В. Поместная система… С. 90–93. Тезис о роли «аристократического этапа» был использован и значительно усилен Р.Г. Скрынниковым, рассматривавшим Боярскую Думу в качестве инициатора поместных раздач (Скрынников Р.Г. Царство террора. СПб., 1992. С. 72–73).

196

Например, В. Чеков «взял впервые лета 7004-го с 20 обеж за повоз».

197

Подробный обзор см.: Фролов А.А. Новгородские писцовые книги. Источники и методы исследования. М.; СПб., 2017. С. 278–284.