Опалённые

Ларионов, услышав свою новую фамилию, лишь невесело ухмыльнулся. Понимаю, звучание не нравится, но тут уж ничего не поделать. Могло и нечто куда более непотребное оказаться.

- Место нужно искать, вам всем. В Москве давненько уже принято постукивать на всех новоприбывших.

- Я сниму какую-нибудь комнатку или вообще койку, - поморщился Ларионов. – А потом вы, Алекс, через зависимых людей устроите в ВОХР. Это даст нужное свободное время, ведь можно найти такую работу, чтобы сутки заняты, двое свободных. Или что-то похожее.

- Неделя, может две, после чего вы будете устроены. Это и впрямь не очень сложно. А вот вам, Павел Игнатьевич, лучше поближе к Марьиной Роще. Там милицию не любят, да и «товарищи в форме» появляются лишь при крайней надобности или по прямому приказу высокого начальства. Вот только Олег… с ним даже и не знаю как быть.

- Да в ту же Марьину Рощу со мной отправится. Будет изображать из себя простого работягу или сторожа при каком-то складе. Воры иногда используют таких, разумом обделённых, но сильных телом, для простейших дел.

- Как вариант, - вынужден был согласиться я. – Ну а теперь поговорим о местах встреч и тех делах, для которых ваше присутствие в Москве было жизненно необходимо. И поверьте, вы не будете разочарованы!

***

Действительно, какое может быть разочарование, если в качестве первоочередных целей на устранение выбраны столь яркие и известные персоны. Причём приведены веские доводы в пользу того, что ликвидация обоих не то что теоретически возможна, но и риск не переходит условную «красную черту». Павел Игнатьевич как жандарм с опытом противодействия политическому террору и Виктор Ларионов в качестве того, кто этим террором успешно занимался – более чем неплохие оценщики. И оба они признали, что в первом приближении обе операции по ликвидации провести не только можно, но и нужно. А раз так, то… надо начинать активную подготовку.

Впрочем, это уже не сегодня. Поэтому стоило временно попрощаться с Ларионовым, отправив его искать себе ночлег в надёжном месте. Но предварительно…

- Виктор, прежде чем мы попрощаемся, мне нужно от вас две вещи.

- Слушаю вас.

- Оружие. Не думаю, что снимать комнату или угол, будучи вооружённым, правильно.

- Передам Павлу Игнатьевичу, как и запасные магазины. При мне останется только нож, это не вызовет подозрений. Второе?

Хм. Приятно слышать, что рекомендация временно расстаться с огнестрельным оружием не вызвала негативной реакции. Полная адекватность, грамотная оценка ситуации. Очень, очень хорошо, что Ларионов оказался действительно мастером в своём нелёгком деле. Что же касаемо второй просьбы, то она ему уже известна, как я полагаю.

- Письма за подписью известных лиц. Они должны быть у меня.

- Разумеется. Вот они, держите. Оба подписанта отнеслись к этому не только с пониманием, но и с юмором. Им показалось забавным использовать свои имена против предателей.

С этими словами Виктор передал мне запечатанный пакет, после чего уже к Павлу Игнатьевичу перекочевал браунинг и несколько запасных магазинов к нему. Теперь Ларионову оставалось лишь попрощаться и отправиться по своим делам.

Что до переданного мне пакета, то в нём были всего лишь листы бумаги, зато их содержание… Типичная фальсификация, но попавшая в нужные руки и в подходящий момент времени, она могла в прямом смысле уничтожить некоторых весьма влиятельных в СССР людей. Кого именно? Бывших офицеров Российской империи, которые ещё до революции достигли высоких чинов, но предпочли предать своих братьев по духу, променяв честь и гордость на прислуживание «красным морлокам».

Конкретные фамилии? Шапошников, Егоров, Каменев, иные, помельче масштабом и уровнем значимости. Сам факт их довольно успешного прошлого в рядах армии Российской империи был поводов держать их в категории «возможных врагов», пусть и полезных, пусть и используемых. Никакая верная служба красным не могла изменить сего факта. Плюс периодически допускаемые высказывания о творящихся «красными опричниками» кровавых зверствах, они тоже не способствовали тому. чтобы вышеперечисленные считались «идейно безупречными и всецело преданными делу партии». Именно на этом и стоило играть, для того и письма.

Содержание – отдельный разговор. Часть из документов – это как бы внутренние документы из глубин РОВС, где периодически всплывали фразы о наличии доброжелателей на территории СССР, из числа «разочаровавшихся в советской власти и желающих искупить своё предательство, совершённое во время гражданской войны». Недвусмысленные такие намёки даже сами по себе, без конкретных упоминаний. И ссылки на те области знаний, в которых они могут быть более полезны. Это в одних документах. В других – псевдонимы этих самых доброжелателей, из которых можно было сделать определённые выводы. В третьих – некоторые нюансы относительно беспокойства доброжелателей о могущих приключиться с ними неприятностях. В четвёртых… Именно так из отдельных кусочков составлялась мозаика, из которой умный человек мог сильно сузить круг подозреваемых.

И вишенка на торте – своего рода индульгенции, подписанные председателем РОВС генералом Миллером, в которых объявлялось о полной амнистии. Для каждого своя, с чётким указанием имени-фамилии, с датой и печатью РОВС. Если у кого-то из бывших офицеров империи, продавшихся красным, найдут ТАКОЕ, да к тому же после попадания в руки чекистов «подлинных документов, выкраденных из штаб-квартиры РОВС»… Думаю, что судьба этих людей будет крайне печальной. Оправдания? А кому они в СССР вообще помогали? Тут ведь даже нормального суда отродясь не водилось, приговоры всегда выносились исходя не из вины, а по «революционной целесообразности» или как там сейчас всё это безумие называется.

Сильное оружие. Но для того, чтобы сломать этих людей. нужна будет довольно сложная подготовительная работа. Прежде всего потребуется создать в верхах атмосферу паранойи в высоком градусе, когда будут искать врагов повсюду и особенно среди вчерашних соратников и союзников. Впрочем, это уже начинается, надо лишь добиваться усиления и ускорения процесса. Ну и направкой оного в нужную сторону, куда ж без этого. И вот тогда… Ведь предавшие один раз уже показали гниль в душе, они уже лишились стержня. А таких людей куда легче ломать.

- Таких ломать гораздо легче…

Последние слова я прошептал, не знаю уж по какой причине. Ну а Павел Игнатьевич, умудрённый как жандармским прошлым, так и последующими годами жизни, явно понял, к чему это я. И показал, что знаком с содержанием переданного мне Ларионовым пакета, произнеся:

- Их не надо даже ломать, они уже сломаны. Сами, по доброй воле. Я таких видел, работал с ними. И теперь могу рассказать некоторые методы тому, кто готов слушать. А ты, Алекс, готов.

Тут можно было лишь кивнуть, соглашаясь. Конечно же, я готов. И доказательством тому не слова, а дела. Грязные, кровавые, но, при всём при этом уже многое изменившие. Только этого мало, чрезвычайно мало. Поэтому за первым шагом надо делать второй. третий… и так до тех пор, пока не будет достигнута цель. Та самая, заключающаяся в очистке Родины от тех странных существ, которые уничтожили и исковеркали всё то, что раньше было Россией.

Время шло, а мы всё продолжали говорить, неспешно перемещаясь по улицам столицы. Павел Игнатьевич говорил, а я в основном слушал. Слушать я привык, только была большая разница в том, кто именно мой собеседник. Одно дело – слушать, поддерживать разговор и даже улыбаться тем, кого ненавидишь до глубины своей души. Совсем другое – беседа не просто с разделяющим твои убеждения человеком, а с тем, кто словно бы вынырнул из «великого ничто», в которое канули все, кто был тебе дорог. Словно бы внезапный луч света пронизывающий слякотный, промозглый, невыносимо серый туман.

Слушать его слова о том, как непросто приходилось вынужденным эмигрантам во всех странах, где они оказывались, было печально. И особенным ядом были наполнены слова о том, как вроде бы союзники России, а именно Англия и Франция, по сути предали… в очередной раз. О как бы поддержке Белой армии, точнее армий, которая оказывалась скорее для вида, а не на самом деле. Про то, как велись переговоры о признании большевистского правительства ещё тогда. когда держались Врангедь в Крыму и Семенов на Дальнем Востоке. Про Галлиполийские лагеря, куда «великодушно поместили на жительство» немалую часть эвакуировавшихся из Крыма. Про невыразимую скудость бытия, отсутствие минимально необходимого для жизни. Про свирепствующие там болезни, про попытки тех, у кого были хоть какие-то возможности, оказать помощь страдающим соотечественникам. А затем РОВС, эта попытка собрать воедино то, что осталось.