Сны Эйлиса

Порой необходимо принять свою судьбу, только не унизиться, не отступиться, но бороться до конца. Софья вновь измерила плато нервными шагами, собирая в горсть последние цветы, чтобы увидеть то, что еще могло таиться во мраке. Ноги ее обволокла темнота и постепенно она сомкнулась и над растаявшими цветами. Теперь инфернально зеленым мерцали лишь гнилушки.

Софья вновь очутилась в кромешной темноте, стоя лицом к стене, не решаясь двигаться, когда узнала, что вокруг пропасти. Она вновь села возле скалы, точно и правда намеревалась умереть, замерзнуть, но не двинуться с места. Тело пробивало ознобом, но в разум пришел губительный покой, донося из памяти отдаленные тонкие мелодии бамбуковой флейты. Их прервал не менее тягучий и печальный голос, что прозвучал почти незнакомо, скорбно:

— Знаете, София, в Эйлисе тоже верят, что смерть — это не конец. В войне льоров полегло столько людей, что думать, будто они просто срослись с землей… Слишком невыносимо. Возможно, вы правы: Эйлис болен. Когда-то здесь были и птицы, и леса. Но потом все исчезло из-за нашей затяжной войны.

Чародей признавал ее правоту. И на миг даже сделалось жаль его, захотелось разделить эту вполне искреннюю боль. Софья умела быть милосердной и никогда не отворачивалась, если кто-то просил о помощи. Хотя такое случалось редко, друзья всегда знали, что если что-то стряслось, то их Соня всегда поймет и выслушает. Но при мысли о том, как она попала в этот неприветливый мир, в ней зажглось нечто злое, она отринула всякую возможность понять врага и отчеканила с аристократической холодностью:

— И кто же виноват в этом, как не вы? Теперь вы намерены рассказывать трагические истории своего мира? В моих глазах вы не становитесь лучше.

— Тогда сгнивай в этом лабиринте, если ты настолько глуха, что не отличаешь ложь от правды! — прорычал в ответ льор, да столь яростно, что стены задрожали.

Софья не нашла, что ответить, только порадовалась, что голос больше не будет ее доставать. Если уж льор решил сгноить ее в темном колодце, то от нее и правда мало что зависело. Но что если он играл с ней? Если так, то где-то должен был обретаться выход.

Неизвестно, сколько времени она простояла на камнях, но у нее совершенно замерзли ноги. Еще Софью вновь клонило в сон, не магический, а от холода. Тот самый, смертельный, губительный для всего живого, ломающий волю. Но именно где-то на грани реальности и видений она вспомнила ощущение падения и полета во время экскурсии по башне. Ей тогда почудилось, точно они с льором прыгнули с пола на потолок, а потом все перевернулось.

Софья с робкой надеждой подошла к стене, дотронулась до нее рукой, даже припала ухом. Раз уж привычное восприятие вещей не работало в этом безумном местечке, то последняя попытка спастись не показалась такой уж бредовой.

Она слегка отошла, разбежалась и прыгнула обеими ногами на стену, готовясь пребольно приложиться спиной о камни, но этого не случилось: подошвы приросли к стене. По ощущениям мир немного перевернулся, теперь корабль нависал с потолка.

«Вот и разгадка!» — обрадовалась Соня, разводя руки, точно крылья, пробуя балансировать ими, но этого не требовалось. Ноги вполне уверено прошагали все пять метров, руки нащупали в темноте дверь. И из-за нее замерцало слабое сияние.

***

— Я в кои-то веки не солгал своей будущей пассии. Я рассказал ей… самое сокровенное, даже признал ее правоту. Почти покаялся. А она решила, будто это еще одна уловка! — льор порывисто отвернулся от зеркала, которое иногда служило порталом, а иногда — прекрасной системой наблюдения за всеми и вся. Бесценный предмет их королевской династии, передававшийся испокон веков.

Лишь искаженное гневом лицо не отражало гладкое стекло. В душе льора клокотала обида.

— Сотни раз совравшему один раз веры нет, — отвечал нараспев Сумеречный, крутя на пальце, как мяч, крупное яблоко, он вскоре осведомился: — Почему ты не начал с этого в переписке? А, страдалец?

Эльф появился вскоре после заточения Софии в подземелья. Вряд ли девушка догадывалась, что очутилась там, куда в былые времена прибывали корабли с богатыми гостями и цвели настоящие сады. В далекие-далекие времена, повергнутые в топь забвения и запустения. Тогда-то чародеи Эйлиса намного опередили развитие землян.

Ныне чародей более отчетливо помнил кровь, что проливалась в войнах льоров. Он не терзался чувством вины, ведь не он развязывал их одну за другой, но все-таки его вновь посетили мысли о масштабах бедствия, постигшего Эйлис. И равнодушные слова Софии неприятно резанули по сердцу, будто она являлась такой же глупой пустышкой, как и остальные.

— Да зачем? — отмахнулся Раджед от назойливого гостя, который появлялся, когда вздумается. — Девушки обычно думают только о нарядах и богатстве. Говорить с ними об ужасе войны — последнее дело.

— Похоже, тебе попалась на этот раз немного иная. Не пустоголовая кукла, — заметил Эльф, съедая с невероятной скоростью несколько яблок, на что обратил внимание Раджед, словно на тайное послание:

— Мне сдается, кто-то помогал ей. Откуда она знала, что фрукты заколдованы?

— Сама догадалась, — пожал плечами Эльф, прогуливаясь по зале, отковыривая со стен, как дурной школьник, каменные украшения и тут же возвращая их на место благодаря своей магии. Кажется, Сумеречный не знал, куда деть руки. Он не осмеливался поглядеть на льора.

— Как можно за две с половиной тысячи лет не научиться врать? — отошел от зеркала Раджед. — Так-так, Сумеречный. Друг так друг. Значит, ведем двойную игру?

— А я не подписывался на твои правила, приятель, — немедленно ушел от ответа Эльф, вскидывая брови «домиком», точно незаслуженно обиженный.

— Как фамильярно, — прицыкнул льор, грозя пальцем.

— Могу себе позволить, ты вообще пацан по сравнению со мной, — откровенно насмехался Сумеречный.

— Пф, м-да, — протянул Раджед. — Порой мне кажется, что ты рожден не для какой-то там великой миссии по защите вселенной, а только чтобы бездарно подкалывать людей.

— Ну, в общих чертах все верно, миссия-то провалилась, — начал со смехом, а закончил невесело Эльф, вздрогнув, но отгоняя наваждение давних дней. — Нет, Радж, заполучить Софью с помощью гипнотической отравы — это ниже твоего уровня.

— Может, ты и прав, — кивнул льор, покачивая неопределенно головой. Он подошел к зеркалу, погладил стекло и приблизил изображение, почти скрытое темнотой: — Но посмотри, что ты наделал! Теперь несчастная девочка обречена скитаться по лабиринту из садов и галерей в моей башне, пока не поймет, что выхода нет.

— Ты сам ее туда отправил, забыл? — напомнил на всякий случай Эльф, тоже приближаясь к зеркалу, но продолжая бесцельно бороздить просторы тронного зала и наматывая круги возле стола.

— Это лабиринт осознания! — недовольно воскликнул Раджед. — Я два месяца вел с ней переписку, два месяца! Потом показался во всей красе, но получил лишь дерзкий отказ. И от кого? От шестнадцатилетней простолюдинки без капли магии! — в льоре взыграла неприятная надменность. — Пусть познает величие моей силы! Пусть сломается! Хотя с зачарованными фруктами было бы все проще и приятнее.

— Но, признай, в глубине души ты надеешься, что она не сломается, ты ищешь равную себе по твердости характера, — загадочно ухмыльнулся Сумеречный, на миг с сожалением останавливая взгляд на Софии, маячившей в зеркале.

— Большего абсурда я не слышал! — мотнул янтарной гривой Раджед, напоминая горделивого недовольного льва. — Ох, мой неверный друг, равной мне не оказалась даже Илэни Тахрапзо, хотя ее сила тьмы наводит ужас на льоров.

— Равной… Может, все дело в том, что ты эгоист, который привык, чтобы восхваляли только его? — ввернул Эльф, накидывая капюшон. — Но от этого же ты утомлен скукой.

— Будто ты за две тысячи лет не извелся скукой, — признал истинные причины своей игры чародей. И правда, он уже давно сходил с ума от одиночества и неизменности вещей в своей башне. Что сады, что богатства ничуть не трогали его, как бы он ни расписывал их красоты перед Софией. Миллионы прочитанных книг не делали сердце спокойнее и разум яснее. Загадки вселенной все так же оставались туманны, а причины гибели Эйлиса все так же неясны.