Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 5 из 6

Оставалось немало и других нераскрытых тайн. Например, почему из миллионов видов животных, населяющих нашу планету, люди приручили только ничтожную часть. Среди одомашненных видов преобладают млекопитающие, также были доместицированы несколько видов птиц и рыб, а еще насекомые – шелковичный червь и медоносная пчела. Второй вопрос: почему так сходны изменения, произошедшие у разных форм после одомашнивания? Еще Дарвин, один из интеллектуальных кумиров Дмитрия, заметил, что окрас шерсти или шкуры у большинства одомашненных видов отличается появлением новых элементов – разноцветных пятен, точек, крапин и других подобных фигур. Далее, у многих домашних животных в течение всей жизни сохраняются признаки, характерные для молодых особей, в то время как у их диких сородичей эти черты (их называют неотеническими признаками) утрачиваются при взрослении. Все эти отвислые уши, хвосты колечком, щенячьи морды, благодаря которым детеныши многих видов нам так симпатичны. Почему именно эти черты были отобраны селекционерами? Фермеры не получают никакой выгоды от черно-белой раскраски коровьих шкур. И зачем свиноводам заботиться о том, чтобы их хрюшки имели закрученные хвосты?

А может быть, эти морфологические изменения возникли не в ходе искусственного отбора, применявшегося людьми при разведении животных, а вследствие отбора естественного? В конце концов, естественный отбор продолжает свое действие даже после одомашнивания, хотя и с меньшей интенсивностью, чем в природных условиях. Дикие звери обзавелись всевозможными пятнами и полосами на поверхности тела, чтобы те играли роль камуфляжа. Но если у домашних животных пятна и крапины перестали выполнять эту функцию, почему тогда отбор способствует их сохранению?

Еще одна общая черта доместицированных видов касается их размножения. У всех диких млекопитающих имеется определенное временнóе «окно» для спаривания, и оно открывается только раз в год. У некоторых видов это «окно» совсем узкое, всего несколько дней, у других может быть открыто несколько недель или даже месяцев. Волки, к примеру, спариваются с января по март, а лисицы – с января до конца февраля. Этот сезон соответствует оптимальным условиям для выживания: щенки рождаются в тот момент, когда и температура, и количество света, и обеспеченность пищей облегчают вхождение в этот мир. А вот домашние животные, напротив, могут спариваться в любое время года, и у большинства видов это происходит неоднократно. Почему одомашнивание вызвало такие глубокие перемены в биологии размножения животных?

Беляев считал, что ответ на все интригующие вопросы о доместикации как-то связан с самой существенной, решающей характеристикой всех одомашненных животных – их прирученностью. По его мнению, процесс одомашнивания направлялся тем, что наши предки отбирали животных по единственному, но ключевому признаку – пониженной агрессивности и боязливости по отношению к человеку в сравнении с типичным для данного вида поведением. Эта предрасположенность к приручению виделась Беляеву необходимым условием для дальнейшей работы с животными, то есть их селекции для получения других желаемых качеств. Людям требовалось, чтобы их коровы, лошади, козы, овцы, свиньи, собаки и кошки были спокойными и послушными вне зависимости от того, что от них предполагалось получить – молоко, мясо, защиту или просто хорошую компанию. Человеку вовсе не улыбалось быть растоптанным собственной пищей или искалеченным своими же защитниками.

Беляев объяснял Нине, что из множества лис и куньих, с которыми ему приходилось иметь дело на зверофермах, большинство зверей или проявляли агрессию, или же нервничали и боялись людей. И лишь очень немногие животные оставались спокойными в присутствии человека. Их не отбирали по этому признаку, но именно он был одним из естественных вариантов популяционной изменчивости в поведении. Это, рассуждал Беляев, должно быть верно и по отношению к предкам всех домашних животных. В процессе эволюции, с течением времени, прошедшего с тех пор, как наши пращуры начали разводить их и отбирать по признаку послушности человеку, эти животные становились все более и более доверчивыми. Теперь уже не агрессивное поведение или боязнь людей, а, наоборот, доверие к человеку давало селективное преимущество. Те животные, что жили в тесном контакте с человеком, получали доступ к надежному источнику пищи и были лучше защищены от врагов. Беляев не знал пока, как именно отбор на послушность мог вызвать все генетические изменения, произошедшие с животными, но надеялся рано или поздно получить ответ в ходе задуманного эксперимента.

Нина слушала его, не упуская ни слова. На ее ферме тоже встречались такие лисы, правда очень редко, которые оставались спокойными, когда она приближалась к ним. Новая теория увлекла Нину. Беляев объяснил, что требовалось от нее и ее сотрудников. Каждый год, в конце января, когда наступает сезон размножения, им предстояло отбирать самых спокойных лис и скрещивать их друг с другом. Затем, когда лисы дадут приплод, выбирать самых спокойных щенков и составлять из них пары для дальнейшего размножения. Различия в поведении между лисами разных поколений могут быть ничтожными, предупредил Беляев, вероятно даже незаметными на первый взгляд, так что придется приложить всю сноровку при отборе животных. Но именно такой метод, возможно, даст нам ручных лис, что станет первым шагом к одомашниванию.





Дмитрий предложил Нине и ее сотрудникам научиться оценивать спокойствие лисиц, внимательно наблюдая за тем, как звери реагируют на их приближение к клеткам или взмахи руками. Также можно попробовать просунуть прочную палку сквозь решетку вольера и посмотреть, станет ли лиса атаковать ее. Но он доверял мнению Нины и не стал настаивать именно на этих приемах. Нина, в свою очередь, поверила, что новую идею надо реализовать на практике.

Беляев понимал, что должен предупредить Нину о возможном риске. Зная, что она прекрасно осознает, сколь опасен может быть генетический эксперимент в эпоху Лысенко, Дмитрий настаивал, чтобы Нина еще раз все взвесила, прежде чем согласиться. Он сказал ей, что лучше всего даже не упоминать о такой работе за пределами коллектива, а на любые вопросы о том, что они делают, отвечать, что цель эксперимента – повышение качества меха и плодовитости чернобурок. Не колеблясь Нина сказала, что готова помочь ему. Она и ее сотрудники немедленно приступят к делу.

СОГЛАСИЕ НИНЫ МНОГО ЗНАЧИЛО для Беляева. Если его гипотеза верна, то, начав такое важное исследование, можно было бы добиться ошеломляющих результатов. Он видел свою миссию и в том, чтобы продолжить традицию проведения в СССР прорывных генетических исследований. Дмитрий считал, что он и ученые его поколения должны вдохнуть в эту традицию новую жизнь, а что для этого может быть полезнее, чем проведение задуманного им эксперимента? Нельзя позволить Лысенко и его приспешникам и дальше блокировать любую серьезную работу в области генетики.

Это было время, когда ученые на Западе вплотную подошли к расшифровке генетического кода. Вскоре они выяснят, из чего состоят гены и как информация передается от генов клеткам, что обусловливает почти все процессы развития животных и их повседневную жизнь. Советские генетики тоже должны участвовать в этой научной революции. Настало время заложить основы новых исследований, ради которых старший брат Беляева и другие ученые-герои пожертвовали карьерой, а некоторые и жизнью.

Изучая одомашнивание, Дмитрий особенно вдохновлялся примером Николая Ивановича Вавилова, одного из исследователей, отдавших жизнь за генетику. Благодаря Вавилову наше понимание процесса доместикации растений продвинулось далеко вперед. Один из самых выдающихся ботаников-путешественников, он собирал коллекцию семян зерновых культур – важнейшего источника пищи и в России, и во всем мире. Вавилов побывал в 64 странах. При его жизни в России трижды случался страшный голод, погубивший миллионы людей, и Вавилов посвятил свою жизнь решению проблемы повышения урожаев на родине. Начав собирать коллекцию семян в 1916 г., он задал высочайшие стандарты исследовательского мастерства и настойчивости, которым Дмитрий надеялся следовать. В самом начале научного пути Вавилова постигло страшное несчастье, угрожавшее перечеркнуть его дальнейшую карьеру. Во время Первой мировой войны корабль, на котором он возвращался из Англии, где проводил исследования совместно с генетиками мирового уровня, подорвался на немецкой мине и затонул. Драгоценная коллекция образцов культурных растений, которую Вавилов рассчитывал использовать в дальнейшей работе, погибла.