Страница 4 из 16
В телефонной книге мы разыскали ветеринара, что специализируется по птицам, дети завернули Чаку в махровое полотенце и мы повезли его к доктору. Ветеринар бегло осмотрел попугая и с холодностью бизнесмена сказал:
– Он не жилец. Если не лечить, сдохнет через час. Но, если хотите, можете оставить его у нас до завтра, мы его поставим на искусственное дыхание, тогда он проживёт ещё один день и подохнет завтра к утру. Это будет вам стоить 250 долларов. Деньги вперёд.
Дети со слезами на глазах смотрели на меня и ждали, что я скажу. В этот момент я представил себя на месте Чаки и подумал, что однажды настанет мой час, и быть может решение о том как мне уходить в иной мир будут принимать вот эти двое, вспоминая, как я сам поступил с попугаем. Эта мысль заставила меня достать чековую книжку и сказать: «Ставьте на респиратор». Чака остался в клинике.
На следующее утро у нас дома зазвонил телефон. Звонили от ветеринара. Грустный женский голос сказал: «С глубоким прискорбием мы вынуждены сообщить вам, что ваш любимый попугай скончался. Желаете ли вы забрать тело?» Я сказал «желаем» и мы, то есть я и двое детей, сели в машину и поехали в клинику. Мы назвали приёмщице имя усопшего пациента и нам велели подождать в приёмной.
Вскоре дверь в заднее помещение широко распахнулась и показалась троица в зелёных халатах. На их лицах была надета печаль, а шедшая впереди девица на вытянутых руках торжественно несла нечто завёрнутое в белую тряпочку. Это был наш бедный Чака. Мы с детьми забрали свёрток, увезли его в парк, выкопали под деревом ямку и, сказав несколько слов о том какой он был хороший и как любил свою метлу, похоронили.
Я полагал, что на этом история с попугаем и закончилась.
Ан нет! Недели через две я получил из ветеринарной клиники счет на 75 долларов. Там было написано, что эта плата за «похоронные услуги» – видимо так они обозначили белую тряпочку и грустные лица. Это меня страшно разозлило – я был готов платить за живого или еле-живого попугая, но не за мёртвого. Поэтому я этот счёт проигнорировал из принципа. Потом получал его ещё трижды, каждый раз отправляя в мусорную корзину.
Лет через пять мы покупали новый дом и я пытался взять в банке ссуду. Однако, в деньгах мне было отказано на том основании, что у меня запятнана кредитная история. Причина была в том, что пять лет назад я не заплатил ветеринарной клинике за «похороны» и на мне висит долг в 75 долларов. Поскольку в принципиальных вопросах я ни на какие компромиссы не иду, решил не платить, а пойти на приём к вице-президенту банка чтобы объясниться. Я рассказал ему эту историю про Чаку, белую тряпочку и «вынос тела». Он всё понял, согласился со мной, и ссуду я получил.
Закон для Восходящего Солнца
Мой рейс в Тотóри был только на следующее утро и потому приходилось убивать остаток дня. Я поселился в гостинице недалеко от императорского дворца и отправился гулять по городу. В Токио я бывал неоднократно и мне не составило труда спланировать прогулку по новым для меня местам. К вечеру, довольно уставший, я решил расслабиться в баре Караоке, что был недалеко от моей гостиницы. Разумеется, петь под фонограмму я не собирался, да и не умел, но мне нравилось сидеть в углу, пить пиво и наблюдать как после рабочего дня местные служащие мужского пола в одинаковых чёрных костюмах строят из себя эстрадных звёзд. Вот сижу я в уголке, смотрю по сторонам, слушаю певучие мелодии и удивляюсь чудесам японской электронной акустики, способной превращать самый заурядный голос в вокальный шедевр.
Довольно скоро на меня ста ли обращать внимание. Во-первых, я был единственный, кто не подходил к микрофону, но главное потому, что я внешне отличался от остальных посетителей. Наш брат, не-японец, в бары Караоке заглядывал довольно редко. Я заметил, что к моему столику с бокалом пива в руке нетвердой походкой направляется средних лет господин. Не спросив моего согласия, он подтянул стул, плюхнулся на него, отхлебнул из бокала и молча уставился на моё лицо. Долго и бесцеремонно разглядывал меня, а затем спросил, откуда я тут взялся и почему не пою, как все нормальные люди? Мой японский был в зачаточном состоянии и я, как мог, объяснил ему, что по-японски мне говорить трудно и может он понимает по-английски? Тогда он неожиданно перешёл на сносный английский, чем меня немало обрадовал. Я сказал ему, что приехал по делам из США, в столице лишь на вечер, и вот решил посмотреть, как после трудового дня отдыхает местный служивый люд. Услыхав, что я из Америки, мой явно не слишком трезвый собеседник нахмурился и прямо-таки по-самурайски прорычал:
– Ах так! Из Америки, значит… Плохая страна Америка, совсем плохая…
– Чем же она плохая? – насторожился я.
– Рис продаёт в Японию! Вот чем! У вас там в Конгрессе всем заправляют евреи и они решили взять Японию измором. Продают негодяи нам рис по низкой цене и разваливают нашу рисовую промышленность.
Вот уж никак не ожидал я встретить в Токио антисемита. Тут евреев можно по пальцам пересчитать, а вот на тебе – живой японский антисемит сидит напротив меня, пьёт пиво и валит свои печали на евреев, хотя вряд ли он видел когда-нибудь настоящего еврея. Впрочем, во все времена евреи были удобными козлами отпущения. Не помню, с чего это вдруг, но я решил ему возразить.
– Вы ошибаетесь. Насколько знаю, в Конгрессе евреев мало, где-то 5-6 процентов, как же они могут всем заправлять? Вообще я сомневаюсь, что это дело Конгресса – решать по какой цене что-то кому-то продавать. И потом, если вы недовольны продажей риса в Японию, то Америка, в свою очередь, может быть недовольна импортом Тойот и Ниссанов – тоже ведь разрушает нашу автомобильную промышленность…
– Что значит недовольна, – возмутился японский патриот-антисемит, – а как же глобальная экономика? Вы что, хотите остановить мировую торговлю? А про евреев вы мне даже не говорите – много их или мало, не важно. Они хитрые, всеми крутят и против Японии гадости замышляют. Вы вот на еврея вроде непохожи, так зачем их защищаете? Да разве дело только в рисе! Будто не знаете, кто атомные бомбы сделал, что на наши города бросили! Они сделали! Евреи! Будто не знаете, кто нашу конституцию на свой сионистский лад переделал! Это они её переписали. Ещё в 46-м году. Про это каждый японский школьник знает.
Тут он ошибся, про японскую конституцию я ничего не знал, но и не собирался выяснять это у него. Вежливо с ним распрощался, заплатил за пиво и вышел из бара. С тех пор прошло много лет, и я совсем позабыл об этой случайной встрече, но не так давно вспомнил её, получив письмо от Лари Сутина – дальнего родственника моей жены.
Лари был племянником знаменитого художника Хаима Сутина, но художественными талантами не обладал и всю свою профессиональную жизнь провёл на дипломатической службе, где он много лет заведовал американскими консулатами в разных странах третьего мира. Когда ему исполнилось 75, он вышел на пенсию и поселился в живописном городке Лэйк-Плэсид в штате Нью-Йорк, где когда-то проходили зимние Олимпийские игры.
Незадолго до его 97-го дня рождения я послал ему поздравительную открытку. Получив её, он позвонил мне, поблагодарил, а потом спросил, что я знаю о японском периоде жизни моего покойного тестя скрипача Льва Тышкова. Он также поинтересовался, не остались ли после Льва какие-то фотографии из Токио 30-х годов? По его просьбе я порылся в альбомах и коробках с семейными бумагами и нашёл там несколько старых снимков самого Льва, его учителя, и некоторых его японских друзей. Была там и фотография с тёплой дарственной надписью знаменитого пианиста Лео Сирóты. Я про это написал Лари и его особенно заинтересовал снимок Сироты. Он спросил: «А кроме самого Лео Сироты, есть ли у вас фото его семьи, жены, дочки?» На мой вопрос, почему его это интересует, через пару недель Лари прислал длинное письмо. Привожу его в моём пересказе.