Страница 33 из 151
— Прости меня, девочка… за все.
Со слезами на глазах, Гермиона чуть приподняла голову и посмотрела на него:
— Не надо, Люциус. Не извиняйся, прошу тебя…
Малфой непонимающе глянул в ее лицо:
— Нет, сейчас я хочу и должен попросить прощения, поверь. Тем более что нам предстоит еще долгий путь — и ты нечасто будешь слышать мои извинения.
Некоторое время Гермиона молчала, позволяя себе осознать то, что он только что произнес. Но в голове крутилось так много вопросов, что она снова тихо и нежно продолжила:
— А наша первая встреча в моем кабинете? Я же разозлила тебя тогда?
— Безумно.
— Странно, но в тот день я совсем не боялась тебя. Мне даже казалось, что я должна была это сделать, Люциус.
Он усмехнулся:
— Маленькая моя умница, тебе удалось с легкостью вскрыть настолько глубоко похороненные воспоминания, что я был поражен, как быстро рассказал тебе о том, чего никогда не раскрывал никому. Даже своей жене. Твоя отчаянная смелость, твое стремление понять меня, волновало и зажигало ярость одновременно. Никогда еще в своей жизни я не подпускал к себе кого-то так близко! А ты, глядя со смесью неповиновения и упрямства, невероятно выводила меня из себя. Я почти готов был убить тебя легким движением руки, и мы оба знаем, что пять лет назад я, возможно, и сделал бы это, легко и не задумываясь… Но потом… потом ты лежала передо мной на столе и отдавалась полностью… вся. И я знал, что мог бы взять тебя сейчас… Мерлин, никогда еще не видел чего-то, более прекрасного.
Люциус прижал ее к себе крепче.
— Именно тогда я и понял, что ты освободила меня, сорвала маску, которую я носил долгие годы. Осознал, что и сам хочу принадлежать тебе… Целиком. И не только в постели… — он замолчал, оставив предложение незаконченным.
Смиренно и благоговейно Гермиона подняла на него глаза: еще никогда в своей жизни она не слышала ничего подобного, и слезы невольно текли по лицу, когда она смотрела на Люциуса.
Встретившись с ней глазами, Малфой слегка нахмурился и добавил мягко, но убедительно:
— Не обольщайся. Я не буду таким каждый день. Даже не жди ничего подобного, чтобы не разочароваться.
Последняя фраза немного напрягла, но Гермиона приняла его слова, как должное. В конце концов, она услышала их не от кого-то, а от Люциуса Малфоя. Потянувшись, лишь нежно поцеловала его в губы, уже привычно взглянув в серые омуты глаз, и ничего не ответила.
А потом, устроившись у него на груди, залюбовалась лебедем на гобелене — в обрамлении алых роз он казался просто прекрасным. Люциус снова заключил ее в чудесный кокон сильных и теплых рук, их глаза закрылись и, в конце концов, усталые, оба уснули.
Ночью, Гермиона смутно осознавала это, пару раз они просыпались, лаская и обнимая друг друга: полусонные, но все равно вожделеющие. Их тела снова сливались. И только стоны чувственного наслаждения раздавались в тишине ночного мэнора. А потом снова проваливались в сон…
========== Глава 18. Пустота ==========
Проснувшись на следующее утро, Гермиона сразу же ощутила, как яркий солнечный свет льется на кровать сквозь полуоткрытые шторы. Неторопливо потягиваясь, повернула голову и посмотрела на подушку рядом с собой. Люциуса там не оказалось, и она почувствовала сокрушительное разочарование и какую-то болезненную тоску.
Внезапно, в отрезвляющем свете дня, реальность обрушилась на нее во всей своей неприглядности. Быстро поднявшись, Гермиона села на кровати. Мысли сумбурно прыгали в голове, несмотря на то, что она отчаянно пыталась привести их в порядок. Этим ярким солнечным утром Гермиона как никогда ясно осознала, что у нее все еще есть работа, дом, друзья… и Рон.
«О, Боже, Рон… Как, черт возьми, я смогу жить с ним теперь?»
Врожденное чувство ответственности заставило подумать: который сегодня день? Пришлось сосредоточиться, казалось, что время остановилось, пока находится здесь, а провела она у Люциуса две ночи, так что… Пятница. Гермиона знала, что сегодня придется вернуться, нельзя скрываться в Малфой-мэноре вечно.
Практически на автопилоте, только так она могла подавить щемящую боль, поспешила в ванную, быстро приняла душ и оделась.
Задаваясь вопросом, где сейчас Люциус, Гермиона обдумывала все, что он сказал вчера вечером. И робко надеялась, что все у них будет хорошо. Его откровения примирили со многим и наполнили душу ощущением невероятного и какого-то спокойного счастья. Не принимая все на веру, одно Гермиона знала точно: она не сможет отказаться от Люциуса Малфоя. И несмотря на необходимость вернуться сейчас на работу, а потом и домой, знала, что они нужны друг другу больше, чем когда-либо.
И снова нежелание думать о Роне кольнуло ее сильней, чем вина за свою неверность. Она почти осознанно гнала мысли о нем.
«Господи! Я же прожила с ним несколько лет! И должна ему хотя бы объяснения. Когда-нибудь мне все равно придется разобраться: кто он для меня, и что я к нему чувствую… Только не сейчас. На данный момент я готова лишь лгать и обманывать. Обманывать и лгать…»
Подумала и тут же почувствовала, как от циничного решения заболела душа.
«Разве могла я раньше поступать так? Что этот человек делает со мной?»
Воспоминания о прошлом вечере тут же возникли перед глазами, даря подробные ответы.
Она поспешила вниз, собираясь позвать Люциуса, но большой дом пугал и древние портреты зловеще косились на нее, о чем-то перешептываясь. К счастью, войдя в столовую, Гермиона увидела его, сидящего спиной к двери и поедающего завтрак. Улыбнувшись, облегченно выдохнула. Она хотела броситься, обнять и поцеловать его, но этот дом и то, что у Малфоя было в нем собственное прошлое, останавливало. Она понимала, что Люциус, должно быть, не раз завтракал в этой комнате с Нарциссой. Страшная неловкость завладела ею.
Услышав за спиной шаги, Малфой обернулся. Мягко улыбнулся и выдвинул стул рядом с собой. Подойдя, Гермиона опустилась на него. В столовой сразу же возникла Тибби:
— Что бы вы хотели на завтрак, мисс?
— Спасибо, Тибби. Небольшую яичницу и пару тостов было бы здорово, если тебя не затруднит.
Тибби поклонилась и тут же исчезла. Люциус потянулся за кувшином и налил ей апельсинового сока.
— Спасибо.
Малфой искоса посмотрел на нее:
— Решил дать тебе еще немного поспать. Думаю, это было нужно, — он ухмыльнулся, невольно вызывая ответную реакцию.
— А тебе это было не нужно? — поддела она в ответ, с облегчением переходя к обоюдным подначкам.
— Дорогая, не стоит недооценивать мою выносливость, — ухмылка Люциуса стала еще шире, и она улыбнулась этому вкусному «малфоевскому» высокомерию, которое совсем недавно не могло вызвать ничего, кроме ярости.
Проведя пальцами по гладкой древесине обеденного стола, Гермиона почувствовала под рукой тепло.
— Какой замечательный стол. Наверное, он в этом доме уже несколько столетий?
— Нет, он здесь совсем недавно. Стол принадлежал моей дальней тетке, которая не так давно умерла. Сразу после войны я уничтожил немало имущества, принадлежащего мэнору. С ним было связано слишком много… ассоциаций. Большую часть мебели, гобелены и портьеры заменили. Этот дом сейчас во многом практически неузнаваем, он — уже не такой, каким был раньше … — его голос затих.
— И та гостиная… тоже?.. — Гермиона удивилась своей смелости.
Люциус коротко взглянул на нее и кивнул.
— Та комната особенно. Хотя после войны ее и заперли самыми сильными заклинаниями. Сейчас никто не может войти в нее. Не уверен, что даже я мог бы открыть ее в данный момент, — Люциус не поднимал глаз, но чувствовалось, что говорил он искренне. Пораженная этим откровением, Гермиона не удержалась от вопроса.
— Но… это же была самая большая комната в твоем доме, там было так много красивых, редких вещей… Конечно, то, что происходило в ней — было ужасно, но… как ты мог уничтожить все это? — в ту ночь, сходя с ума от боли, она пыталась сосредоточиться на деталях вокруг себя, в надежде блокировать агонию. Сейчас же непонимание одолевало ее, но пытаясь держать себя в руках, спросила: