Страница 16 из 48
После выступления Касатонова в зале Рады повисла леденящая тишина. Все депутаты сидели, словно окаменевшие. Кравчук первым пришел в себя:
– Товарищ адмирал Касатонов, – холодным тоном сказал он, – я уважаю вас как офицера, но категорически не разделяю вашу позицию. Можете быть свободны…
Из рукописи Кручинина:
«А тем временем обстановка на нашем Черноморском флоте продолжала накаляться. По кораблям и гарнизонам уже гулял «неофициальный» клич Киева, обращенный к военнослужащим-украинцам, находящимся в Крыму – бросать службу «москалям» и присягать Украине. Среди личного состава усиливалось брожение».
В 126-й дивизии береговой охраны в Симферополе большинство личного состава согласилось принять украинскую присягу, похожая картина наблюдалась в 63-й бригаде ремонтирующихся кораблей, в 39-й дивизии морских десантных сил. В Донузлаве противолодочная бригада во главе с командирами приняла украинскую присягу, еще семь офицеров из школы водолазов поступили также…
Когда стало известно, что на сторону Украины перешли два адмирала российского Черноморского флота, командующий приказал провести суд офицерской чести и объявил, что снимает «перебежчиков» с должностей. А еще одного из таких, младшего офицера, командира роты учебного отряда капитана Геннадия Ситникова, командующий вызвал «на ковер», чтобы поговорить с глазу на глаз. Капитан объяснил свое решение с мальчишеской чистосердечностью:
– Мне нечем кормить жену и двоих малолетних детей. В части ни денег, ни продпайков уже три месяца не выдавали. А украинцы и деньги платят, и пайки дают. Вот я и решил: если меня кормит украинский народ, ему я и должен служить.
И никакие аргументы Касатонова насчет «тягот и лишений», которые обязан мужественно переносить давший клятву военный, никакие призывы к совести и чести офицера не помогли – капитан от своего решения не отказался.
Однажды командующему позвонил комбриг Донцов и сообщил, что на тральщике поднят флаг незалежной. Касатонов сказал ему:
– Ну, и каких слов ты от меня ждешь? Что похвалю, по головке поглажу? Наводи порядок в бригаде!
Через час комбриг перезвонил: «Товарищ командующий, все выполнено. В кулачном бою победа осталась за нами…»
На крейсере «Кутузов» старпом на общем построении экипажа тоже поднял жовто-блакитный прапор. И там не обошлось без рукоприкладства…
Начинались брожения и среди крымской власти. Севастопольский горсовет первым на полуострове поднял украинский флаг, местное управление КГБ перешло в подчинение Киеву, стало департаментом СБУ – Службы безпеки (безопасности) Украины. Сотрудники СБУ начали разлагать флот, вербуя офицеров и матросов, по второму кругу составляя списки готовых принять присягу…
Командующий флотом все громче бил в тревожные колокола, ежедневно звонил в Минобороны, Главкомат ВМФ, отправлял туда телеграммы. Почти в каждой из них были одни и те же слова: «Проблема требует срочного принятия решений на высшем политическом уровне».
Однажды, когда капитан I ранга Кручинин принес такую секретную депешу на узел связи, ему позвонил дежурный в приемной командующего и сообщил, что адмирал требует вернуть документ – нужно внести какие-то добавления. На глазах у Кручинина Касатонов сделал в самом конце телеграммы приписку: «В данной критической ситуации полагаю целесообразным приезд Верховного Главнокомандующего на флот, чтобы на месте оценить ситуацию и выработать необходимые решения».
В тот же день Касатонову позвонил министр обороны маршал авиации Шапошников и сообщил, что у него состоялся разговор с президентом и тот пообещал приехать на Черноморский флот.
Ельцин почему-то прилетел не в Севастополь, а в Новороссийск. Туда же пришел и крейсер «Москва», на котором командующий флотом должен был докладывать президенту России обстановку и свои предложения.
Было это 28 января 1992 года. Накануне детали визита Ельцина и своего доклада ему Касатонов основательно обсудил с Главкомом ВМФ Чернавиным.
Обсуждение в кабинете с закрытой на замок дверью шло «беззвучно» – адмиралы передавали друг другу рабочую тетрадь с записями о том, как с максимальной выгодой для России и на каких условиях желательно поделить с украинцами гарнизоны, базы, корабли, аэродромы, береговые сооружения. Касатонов не был уверен, что в его кабинете нет записывающей аппаратуры. В тот период некоторые офицеры штаба флота уже работали на Украину…
При Касатонове Черноморский флот все еще был силищей – 833 корабля, почти 100 тысяч офицеров и матросов
Ельцин прилетел на борт «Москвы» на вертолете. Почетных караулов и оркестров не было – рабочий визит. На стеньге корабля подняли российский флаг в честь главы государства.
Позже адмирал Касатонов так рассказывал офицерам штаба Черноморского флота о той встрече с Ельциным:
– Общались мы долго, часов шесть, я подробно доложил обстановку, водил указкой по картам, как на уроке географии, объяснял, зачем нужен флот и почему нам нельзя уходить из Севастополя. Неужели поколения русских моряков за Крым кровь проливали, чтобы потом вот так бездарно все отдать? Президент на мои слова кивал головой, но, казалось, не особенно вникал. Или не очень понимал, о чем именно речь. Ельцин, когда отвечал на вопросы офицеров и моряков на борту «Москвы», постоянно косился в сторону Шапошникова и Чернавина, как бы ища у них поддержки. Впрочем, я получил одобрение высшего политического руководства страны, и в той ситуации даже такой малости оказалось достаточно, чтобы наши действия обрели легитимность. Перед тем, как покинуть борт крейсера, Борис Николаевич оставил запись в книге почетных посетителей: «Черноморцы! Не дрогнуть в трудный час СНГ! Поддержу! Президент Ельцин».
Но его «поддержка» была лишь на словах. Кручинин писал: «Постоянные свары с Киевом из-за дележки Черноморского флота и условиях его базирования сильно мешали Ельцину, для которого, казалось, устойчивость своей власти в Москве была гораздо важнее какого-то Крыма. Нельзя было не заметить, что президент России в тот период нервно барахтался под завалами Советского Союза – наши флотские адмиралы после его отъезда говорили и о растерянности Бориса Николаевича, и о том, что в нем не было той твердой уверенности и решительности, в которых тогда так нуждался личный состав Черноморского флота России»…
В тот же день советники Кравчука много раз звонили в штаб Черноморского флота, пытаясь связаться с Касатоновым – видимо, украинская разведка все-таки что-то пронюхала и о приезде Ельцина, и о предложении командующего «не сдавать Крым и сохранить единый флот». Советники требовали, чтобы Касатонов «немедленно» позвонил Кравчуку. Капитан I ранга Кручинин в тот день был оперативным дежурным в штабе флота и доложил об этом командующему.
– Передай им, – сказал Касатонов, – что я адмирал российского, а не украинского флота, и что-то «требовать» от меня может только президент России, а не глава Украины… И что я очень занят.
В сентябре 1992 года неудобный для Киева командующий объединенным Черноморским флотом России и Украины адмирал Касатонов был назначен первым заместителем Главнокомандующего ВМФ России – подальше от Крыма
Кручинин с радостью выполнил этот приказ.
А на следующий день в Севастополь без предупреждения нагрянула группа депутатов Верховной Рады и потребовала немедленной встречи с командующим.
Касатонов не ждал в тот день гостей из Киева, занимался своими делами, а с делегацией поручил встретиться своему заму. Депутатов это не устроило, они посчитали себя оскорбленными и, вернувшись в Киев, выложили свое возмущение Кравчуку.
Леонид Макарович в тот же день прислал телеграммы Ельцину и Шапошникову с требованием снять Касатонова с должности. Но оба – и президент России, и министр обороны – промолчали. А тем временем российско-украинская политическая битва за флот принимала новый оборот.