Страница 8 из 21
Очевидно, женский пол моего рода любил проводить в сокровищнице много времени. Тут были зеркала, пуфики, столы с самоварами и чайными сервизами, камины, и даже примерочные. Кстати, там в примерочной перед зеркалом произошло одно событие, убедившее меня, что я мертва, а все, что я вижу, плод моей больной фантазии, как у тех мертвецов, которых я видела на кладбище. Домик с огородом, радушные соседи, барбекю по субботам – очевидно, не мое.
Когда мы примеряли украшения перед зеркалом, горгулья очень долго на меня смотрела, а потом фыркнула и рассмеялась.
– Тебе сейчас всего-то сто лет, а выглядишь на десять тысяч. Ты даже не эльфийка, ты помесь полубогов и бессмертных тварей. Твоя прабабка ушла на пенсию незадолго до твоего рождения, и не старая совсем, у нее от поклонников отбоя не было. Бабка твоя, которая правление у нее приняла, в самом расцвете. Матери твоей едва пятьсот стукнуло, и она считалась у нас только-только вставшей на крыло молоденькой принцессой-валькирией. Осуждали за раннее замужество. Но причина быстро вскрылась – залетела. Кстати, в младенчестве у тебя были крылышки, уж не знаю, то ли от бабки-вампира достались, то ли от деда-полудемона. Обычно у валькирий крылья белые, и появляются, когда Один в Валгаллу призвал – это его дар. А ты родилась с крыльями. Неужели ты никогда их не чувствовала?
– Человек я! Обычный человек! – закрыла я сказочную тему. И мысленно согласилась: а может, и не обычный – вон, как меня штырит!
– Встань сюда, – потребовала горгулья, поставив меня прямо перед зеркалом. – А теперь представь себя такой, какой чувствуешь. Без возраста. Твой вид сейчас – это защита в том мире. Вспомни, однажды ты видела себя другой!
– Это когда мы с мамой ругались?
Горгулья кивнула.
– Ага, а потом я всю жизнь боялась, что из меня это вылезет снова. Нет уж, пусть спит то чудовище. И вообще, мало ли чего может померещиться.
– Был еще один случай, когда твои крылья расправились, – не сдалась валькирия. – Дай той сущности выйти на волю! Это всего лишь настоящая ты. Сильная валькирия, одним ударом меча срубающая столетний дуб!
Уж не знаю почему, но, стоя перед зеркалом и глядя на свои обесцвеченные волосы с сединой у корней, на морщины и мешки под глазами, на свое дряхлеющее тело, мне вдруг захотелось, чтоб так оно и было. Тогда я напугалась, сейчас не верила, но, может быть, я действительно вернулась домой, и кто знает, а вдруг я не сплю? И неожиданно для себя вспомнила еще один случай. Это была не я, наверное, все было как во сне, еще в студенческие годы. Мы с подругой присоединились к группе, сплавлявшейся по реке. Река текла между крутыми скалистыми берегами, и кое-где они поднимались метров на пятьдесят и выше. Мы поднимались на эти скалы, фотографировались, любовались с высоты пейзажами. На третий день пошел дождь, мы решили разбить лагерь. Ночью я ушла от всех, села на самый краешек. Светила огромная круглая луна, на другом берегу светились огни небольшого города, и я даже не заметила, как сзади ко мне подошел парнишка. Я вскочила, отступила назад, и вдруг почувствовала, как подо мной проваливается земля.
Он не успел меня схватить.
Но я не разбилась. Я даже не отбила себе ноги. И не успела испугаться. Я вдруг почувствовала, что парю в воздухе и могу так парить вечно, и понимала, что этого не может быть. А потом я оказалась в воде.
Наверное, горгулья направляла мои воспоминания, потому что я вспомнила больше, чем помнила тогда. Я словно пережила этот полет снова. И когда открыла глаза и увидела себя в зеркале, даже не удивилась. В зеркале отразилась та, кем я себя чувствовала. Голубоглазая девчушка, совсем как я в шестнадцать, только глаза у меня светились голубым огнем, а за спиной действительно расправились крылья, огромные и невесомые. Черные с желтыми и красными прожилками. И волосы стали темными, с красноватым отливом.
Ешкин дрын, держите меня семеро! Ощущение было запредельное. Может, еще ничего не потеряно, возможно, все еще в будущем?! Я не могла отвести от себя глаз, придирчиво высматривая морщинки на бледноватой, но упругой и молодой коже без единого прыщика.
– Другое дело, – рассмеялась горгулья. – Теперь вижу валькирию!
– А мешать не будут? – я попробовала пощупать крылья, но их как бы и не было.
– От кого бы крылья тебе не достались, они дар небес, их нельзя взять в руки. Иначе валькирий давно бы поубивали. Оторвать их могут только боги. Так что с богами лучше не связывайся. И демоны. Подозреваю, что они у тебя все же с демоническим содержанием, согласно генетической наследственности, хотя природа их не совсем демоническая. У чистокровных валькирий они белые, и с оперением, а твои темные, без оперения, но, когда их пытались классифицировать, выяснилось, что свойства их ближе к свойствам крыльев валькирий. Они менее материальны, чем крылья вампиров или демонов. В общем, что-то среднее между теми и этими.
– И летать смогу?
– Запросто.
И лишь на мгновение отвернулась от зеркала, а там уже стою я, все та же, потрепанная жизнью и временем женщина в возрасте, о котором говорить не принято. Попробовала вернуть красоту и ощущение полета, долго пыжилась перед зеркалом, пытаясь себя изменить, ага, как бы не так!
– И как это понимать?
– Не знаю, – расстроилась горгулья вместе со мной. – Наверное, должно произойти что-то такое, чтобы тебе очень-очень захотелось стать собой. Это я показала, кто ты. Но сама ты не готова принять, что ты валькирия. Мне жаль.
– Если б ты знала, как мне жаль! – в отчаянии выдохнула я.
Раритетный самаразогревающийся самовар оказался кстати, я вдруг почувствовала, что проголодалась. Горгулья слетала на огород, притащила корзину с фруктами, мед, освежеванную тушку среднего размера какого-то животного, принесла воды и дров. Тушку разрезали и быстренько пожарили мясо в камине на шампурах, благо всяких шпаг, сабель и прочего железного хлама тут было предостаточно, заварили чай на местных травах. Утолив голод, принялись выбирать горгулье новый глаз. Выглядело это фантастически нереально. Она каменела, я вставляла камень в глазницу, она оживала, и, вуаля, получите новенький глаз, как с иголочки.
Аппетит приходит во время еды, ее вдруг шарахнула мысль поменять оба глаза, например, на сапфировые. В живую сапфировые получились небесно-синими, из изумрудов – зеленые… Потом были желтые камни, сиреневые, черные… В общем, горгулья долго не могла выбрать, пока я не предложила ей забрать и те, и другие, чтобы время от времени менять цвет глаз, согласно модным тенденциям.
Она отнекивалась, рассудив, что не по-человечески пользоваться моей добротой и наивностью, и праведные горгульи так никогда не поступят, но я напомнила о скопившемся за сто лет долге правящего дома за охрану целого города-крепости, за всех охранников сразу. Естественно, попросив больше не заводить со мной разговор о каких-либо долгах. Она обрадовалась. Посчитали. В местном зарплатном исчислении получилась приличная сумма. Она потребовала, чтобы я написала расписку, что выданные в зарплату камни не считаются даром. Я, естественно, согласилась. И в закрытие всей суммы отдала ей понравившийся эльфийский меч, мешочек золотых местной валютой, пару талисманов-оберегов, в которых ничего не смыслила, а главное, в силу не верила, и еще кой-какие безделушки, которые ей приглянулись.
Ну скажите на милость, зачем в сокровищнице хранить какой-то заношенный ошейник, пусть и с вышитыми золотой вязью рунами? Или зажилить скромное колечко, когда их тут тысячи.
Когда я проснусь, буду знать, что где-то там во сне осталась счастливая горгулья.
Счастью ее не было предела. Она разложила заготовки глаз в сундучок, отдельно сложила вещицы и золотишко, и утащила в свои тайники. Себе она пока оставила синие глаза, как у меня, сочтя, что одного поля ягоды должны иметь сходство.
Захватив оставшуюся еду и самовар с чашками, мы вернулись в домашний кинотеатр моего пращура.
– Тэкс, надо посмотреть, что стало с вотчиной, – предложила она, дожевывая шашлык. Аппетит у горгульи был волчий. От приличных размеров тушки не осталось даже костей. Она их перемолола худыми челюстями в один присест и облизала пальцы, сытно рыгнув. Сырыми. И заела овощем, не оставив толстой корки.