Страница 17 из 21
В первые дни погодной аномалии на конечной остановке автобуса 4-го маршрута «Железнодорожный вокзал» организовали отметку для горняков Аютинской. До шахты добираться было нечем, а те, кто жил в посёлке работали сверхурочно за «городских». Немного позже к каждой смене пустили по автобусу, который двигался с черепашьей скоростью, иногда застревая в снежной каше. И если на работу можно было ещё как-то попасть, то возвращаться иногда приходилось пешком от самой шахты. Владимир с бригадиром часто возвращались с работы своим ходом, несмотря на сильный встречный ветер и Кагальников удивлялся, откуда у Владимира берутся силы, чтобы пешком добираться до Ново-Азовки.
И это была единственная зима, когда снег лежал с декабря и до мая. А в апреле Ростовскую область накрыла вторая волна снегопадов, и это был первый день рождения 10 апреля, который Владимир встречал «зимой». Неожиданно повалил сильный снег, и увеличил имеющийся покров больше, чем на метр, в городе опять лежали огромные сугробы. Во время Всесоюзного коммунистического субботника ко дню Рождения Ленина, народ, вышедший на улицы, убирал снег, вместо того, чтобы высаживать деревья, цветочки и белить бордюры. В занесённых выше макушек лесопосадках, снег образовал ледники, таял долго и лишь к середине мая они исчезли, когда вокруг уже бушевала зелёнка.
Реформы Горбачёва сыпались, как из рога изобилия, их быстро начинали и бросали на полпути. В январе 1987 года произошёл первый показательный конфликт между Горбачёвым и Ельциным на заседании Политбюро. Этого телевидение не показало, но газета «Вечерняя Москва» успела выпустить и продать половину тиража с речью Ельцина на заседании Политбюро. Остальную часть изъяли, но ходившие по рукам проданные газеты приводили в восхищение и политический экстаз москвичей. Вот она гласность и демократия! Кто мог позволить во времена Брежнева публично перечить генсеку? Ай, да молодец, Борис, настоящий защитник интересов народа! С той поры, Первый секретарь Московского горкома стал быстро нарабатывать популистский авторитет, или как сегодня говорят – рейтинг. В коллектив шахты дошли слухи о «бунтаре», но особого восхищения не вызвали, да и в лицо его ещё никто не видел даже в центральных СМИ.
С принятием Закона СССР о государственном предприятии с расширением полномочий трудовых коллективов срочно избирались их советы на предприятиях. Шахта Аютинская не являлась исключением, и когда стал вопрос о председателе Совета трудового коллектива, то кандидатуре Кагальникова на эту общественную должность не было альтернативы. Володю единогласно выбрали на общешахтной конференции, и он серьёзно занялся этой общественной деятельностью. В состав СТК с правом совещательного голоса Кагальников ввёл председателя рабочего контроля шахты Жагикова, который занимался распределением дефицитов по участкам, а на заседаниях СТК всегда имелись вопросы по справедливому их распределению. Кроме того он, как единомышленник, всегда поддерживал Володю в принятии решений.
Согласно постановлению об СТК, совет имел полномочия выбирать директора предприятия, с чем Кагальников не соглашался категорически. Однажды несколько членов совета подняли вопрос о снятии с должности нового директора Леоснова. Эти ребята, проходчики и ГРОЗы, решили, что Анатолий Алексеевич слишком строго относится к рядовым шахтёрам.
– Это не является его отрицательным качеством! – протестовал Кагальников, – дисциплинарный шахтёрский Устав не отменяли! А строгое отношение к разгильдяйству я лично приветствую! Я вообще не понимаю, как мы можем оценивать работу руководителя, не побывав в его шкуре? Вот я, например, знаю, кто и на что способен в моей бригаде, так как я специалист в этой области. Но я никогда не руководил шахтой и по определению не могу знать всех нюансов этой работы. Как я должен оценивать, эффективно ли Анатолий Алексеевич руководит нашей шахтой? Я, конечно, поставлю вопрос на голосование, но призываю вас не поддаваться на «заманухи» политики популизма! На предприятии, а тем более на шахте, должно быть единоначалие и дурак придумал наделять полномочиями СТК по избранию директора. Он должен назначаться по профессиональному признаку, но не по нашему желанию.
– Он что, родственник твой? – кричал ярый противник директора.
– Такой же мой, как и твой! – ответил Володя.
– А чего ты тогда глотку рвёшь? – не унимался тот.
– Я не личность Леоснова отстаиваю, а против выборов директора вообще, – парировал Кагальников, – убеждён, что если подчинённые будут выбирать себе руководителя, то начнётся стопроцентный развал предприятия! Понятно, что выберут «добренького», который потом не в состоянии будет управлять коллективом. Как только он начнёт требовать, его тут же могут снять голосованием с должности. Поверьте, так и будет!
– Но ведь это не мы придумали, а партия! – не унимался горластый, – ты против линии генерального секретаря?
– Я считаю, Горбачёв занимается популизмом, – впервые публично высказался против политики генсека Кагальников, – я за здравый смысл и не приемлю популизма! И я, как нормальный человек и коммунист, не хочу начинать развал промышленности собственными руками!
В зале начался гвалт, но Кагальников быстро прекратил эту свару. Он поднялся из-за стола и объявил, что если совет проголосует за недоверие Леоснову, то он по закону ничего не сможет противопоставить решению совета, но попросит проголосовать ещё раз, только за отставку Кагальникова с должности председателя СТК. Владимир наблюдал в это время за выражением лиц членов совета трудового коллектива, и было понятно, что никто из них, даже ярые противники директора, не желали отставки Кагальникова. Когда вопрос о доверии Леоснову он вынес на голосование, «против» был всего один человек, который задавал Володе вопросы о родстве.
– Молодец, бригадир! – не сдержался Жагиков и первым захлопал в ладоши.
– А ты бы вообще заткнулся! – закричал на него противник Леоснова, – все знают, что ты ставленник Кагальникова, марионетка, проще!
– А тебя неслучайно прозвали глупомордым в бригаде! – вспылил Жагиков, – я тебе за твои слова могу в рыло заехать!
– Ну, попробуй! – подбежал к Владимиру вконец разозлённый противник.
Владимир уже не мог сдерживаться, всё произошло так быстро, что никто, в том числе Кагальников не успел среагировать. Владимир коротким прямым ударом в нос, сбил с ног этого горлопана, кровь тонкой струйкой брызнула ему на одежду, а поверженный противник завалился на стул спиной.
– Товарищи, посмотрите на эту демократию! – орал на весь зал «глупомордый», – члена совета избивают!
– Это точно сказано! – бросил реплику Владимир, – и ещё какого члена…, глупомордого!
Директор, присутствующий на каждом заседании СТК, быстро поднялся и вышел, ему впечатлений и без этого хватило. Резко вскочились с мест большинство членов СТК. Кагальников подбежал к Владимиру и схватил его за руки.
– Ты чего? – спросил Володя, – это же скандал на весь Ростовуголь!
– Всё будет нормально! – уже спокойно рассуждал Владимир, – я ведь убеждать, как ты не умею, а гадов, выражаясь устами Бендера, убивал ещё в детстве из рогатки!
Вопреки опасениям Кагальникова скандала никакого не последовало, слишком малый был его масштаб. Страну сотрясали другие более значимые скандалы, и в каждой газете можно было прочесть об этом и даже посмотреть по телевидению. Но по шахте поползли сплетни, что Кагальников с Жагиковым избили нескольких членов СТК, защищая директора. В эти домыслы, мало кто верил, все знали характер и порядочность Володи Кагальникова. «Если даже и так, то значит, было за что!» – реагировало на слухи большинство.
Перемены в руководстве шахты происходили без скандалов, после того, как сменили директора, пришла очередь главных инженеров. Назначили парторга Павловского, а вместо него организацию возглавил Александр Хостев, работавший начальником ОТИЗ. Эта замена главного инженера была сама по себе странной. Павловский хоть и имел соответствующее образование, но его нулевой опыт, не мог бы вытащить шахту из прорыва.