Страница 3 из 4
Поток учеников одного года делится на пару групп, к которым приставляются учителя-надзиратели – своего рода кураторы. Они следят за дисциплиной и решают организационные вопросы на локальном уровне. Зачастую они меняются каждый год. Может быть, именно поэтому я не замечала душевной привязанности учеников к их преподавателям, как это было в моей школе. Ни один из моих американских одноклассников не плакал на выпускном вечере. Ни один учитель не закусывал губы и не вытирал украдкой слезы, выступая с прощальной напутственной речью.
Занятия в Palmeto High начались 18 августа в 7:50. В Соединенных Штатах нет общепринятого дня начала учебного года. В каждом штате и даже городе учебный год стартует в разные дни. Это связано с климатом места, где находится школа. Например, в южных штатах первый звонок – это середина августа для того, чтобы закончить в середине мая – перед приходом невыносимой жары. В северных штатах, таких как, Пенсильвания или Нью-Йорк, занятия начинаются в начале сентября, а заканчиваются в июне.
Впервые переступив порог Palmeto Hign, я ощутила непривычный для жаркого лета холод. Кондиционер в школе был установлен на 60 градусов по Фаренгейту, а это около 16 по Цельсию. Миссис Ди и я быстро пробирались через поток оживленных учеников к стенке с синими железными шкафчиками (lockers). Локеров было как минимум пару сотен. Каждому ученику в начале учебного года присваивался свой шкафчик, где можно хранить лишние учебники, сменную обувь или форму для физкультуры. Девочки часто вешали на дверцы маленькие зеркала или фотографии своих кумиров, украшали железные стенки цветными наклейками и вырезками из модных журналов.
Мой локер был крайним справа. Я быстро набрала код, напечатанный на моих ознакомительных бумагах, и открыла железную дверцу – внутри лежала стопка огромных, как энциклопедия, книжек. Заботливая Миссис Ди заранее получила набор нужных мне учебников и сложила их в локер. Каждый, форматом с альбомный лист, имел около тысячи страниц и весил соответствующе. Дома мы ходили в школу с изящными сумочками или с модными ранцами через плечо, но как эти тома можно куда-то уместить?! Понятно теперь, зачем нужны локеры.
Все учителя были очень приветливы и участливы в разговоре со мной, чего не скажешь об учениках. Мне было тяжело найти друзей, и это только усугубляло мое душевное уныние. Темнокожих учеников в Palmerto High было намного больше, и их южный говор вместе с привычкой заглатывать слова часто играли со мной злую шутку. Я не понимала, о чем они говорят, отвечала невпопад и оказывалась в глупых ситуациях. Иногда мне казалось, что я наконец-то подружилась с кем-то из ребят, но это была лишь мое обманутое желание. На самом деле я всегда была чужой среди них. Бывало, мои одноклассники проходили по холлу и даже не здоровались.
Однажды на уроке алгебры я познакомилась с девочкой Дженни. Она тоже недавно переехала в Южную Каролину из Алабамы и искала новых друзей. Мы с ней весело болтали на переменах и даже обменялись номерами домашних телефонов. Наивно понадеявшись, что это моя первая американская подруга, в полном смысле этого слова, я предложила ей вместе поесть ланч на большой перемене. В этот день я принесла из дома два сэндвича с индейкой и два батончика Твикс на десерт. После урока алгебры я подошла к своей единственной подруге, стоявшей с другими девочками в коридоре. «Ну что, пойдем? Я готова!» – весело окликнула я Дженни. Одноклассницы повернулись и посмотрели на меня исподлобья, а одна подняла бровь с явным пренебрежением. Моя Дженни, будто оправдываясь, быстро глянула на стайку девочек, и ровно через секунду, одарив меня лучезарной улыбкой, ответила: «Я уже поела со своими друзьями, давай как-нибудь в другой раз». С этими словами моя новоиспеченная подруга повернулась ко мне спиной и продолжила бойкую беседу с девочками.
Первые пару недель мне приходилось есть ланч одной, – на ступеньках школы, бордюрах, а пару раз и в туалетной комнате. Все столы в кафетерии были разделены по умолчанию: за одними сидели девочки из группы поддержки и болельщики футбольной команды, за другими ребята-спортсмены, за третьими – те, кто собирался поступать в медицинский колледж, готы, актеры и так далее. Свободных мест практически не было, да никто и не звал меня присесть за свой столик. Однажды, стоя с подносом еды в руках, я услышала, как меня окликнули сзади. Я обернулась и увидела группу темнокожих ребят, развалившихся за крайним столиком. Они пытались пародировать мой акцент и вовсю веселились. Мальчишки жадно поглощали свою картошку фри и пели обо мне глупые песенки и самодельные стишки.
Мне стало до тошноты обидно. Давясь слезами, я бросила поднос с едой в мусор и убежала в женский туалет. В дверях я столкнулась с женщиной лет пятидесяти – невысокой, в клетчатом пиджаке и круглых толстых очках. Это была миссис Блэк – преподаватель класса для детей с физическими и психологическими отклонениями. Она крепко обняла меня и быстро повела к себе в кабинет. Миссис Блэк налила мне холодного чая (традиционное угощение в Южной Каролине) и терпеливо слушала мой рев и возгласы на тему – «я хочу домой к маме» и «мне тут плохо», держа меня за руки. Когда я немного успокоилась, она произнесла спасительную фразу, которая до сих пор звучит в моей голове: «Ты говоришь с акцентом, но это твой второй язык. А те, кто смеются над тобой, не знают своего родного».
Вскоре я прониклась симпатией к миссис Блэк и попросилась быть волонтером у нее в классе. Оказалось, что дети, страдающие аутизмом и синдромом Дауна, обладают прекрасным и глубоким внутренним миром. Они не умеют издеваться и насмехаться над другими, они не знают иронии и сарказма. К нашему стыду, они намного добрее и отзывчивее обычных здоровых детей. Я проводила в классе миссис Блэк обеденные перерывы и свободные уроки – мне было легко общаться с ее воспитанниками, а им со мной. Мы обучали друг друга тонкостям языка – я учила их русскому, а они меня английскому сленгу южан.
Меня радовало, что в Америке очень уважительно относятся к больным и людям с особыми потребностями. Над ними не подтрунивают сокурсники, их не толкают плечами в проходе. Вся инфраструктура направлена на максимальную помощь тем, кто в чем-то ограничен. Общественный транспорт имеет автоматический въезд для инвалидной коляски, некоторые автобусы даже опускаются на воздушных подушках до уровня бордюра. Во всех кафе, медицинских офисах, библиотеках и общественных местах должен быть соблюден стандарт «Wheelchair accessible» – возможность проезда инвалидной коляски. Столы и умывальники также расположены на комфортной для колясочников высоте. Государство спонсирует обучение, которое позволяет детям с отклонениями в развитии жить полноценной жизнью. Они могут учиться в обычных школах, ходить на выпускные балы и школьные парады, и даже принимать участие в спортивных состязаниях. Например, в баскетбольных матчах для игроков на инвалидных колясках.
Самое главное и важное – этих детей никто не стесняется и не прячет от чужих глаз. Американцы проводят благотворительные акции в общественных библиотеках и на Рождественских ярмарках. Мамы гордо гуляют со своими малышами в парках, не боясь неприязни и осуждения. Желто-красные наклейки на машине «у меня в семье аутист» – обычное дело. По стечению обстоятельств я недолго была волонтером, но и сегодня, спустя многие годы, помню искренние и добрые глаза воспитанников миссис Блэк.
Глава четвертая. Феи, рыцари и нимфы
В воскресенье Миссис Ди приготовила на завтрак вафли. Круглые и хрустящие, они таяли во рту. Малыш Чарли пытался проглотить всю вафлю целиком и сидел, как надутый хомяк, не в силах прожевать лакомство. Элли и я в разноцветных пижамах восседали за круглым обеденным столом, щедро заливая тарелки сладким кленовым сиропом. Сегодня был день большого средневекового карнавала. Я никогда не слышала о таком развлечении, потому предвкушала что-то необыкновенное и волновалась.