Страница 1 из 13
Слышали, деды?
Война началася,
Бросай свое дело,
В поход собирайся.
Припев:
Мы смело в бой пойдем
За Русь Святую,
И, как один, прольем
Кровь молодую.
Русь полонили
Чуждые силы,
Честь опозорена,
Храм осквернили.
Припев.
Вот показались
Красные цепи,
С ними мы будем
Драться до смерти.
Припев.
Рвутся снаряды,
Трещат пулеметы,
Скоро покончим
С врагами мы счеты.
Песня первопроходцев
«Мы смело в бой пойдем»
Исход с Дона
Дон не принял. Дон отверг. Использовав малочисленные добровольческие части в боях за самостийность, донская земля выплюнула корниловцев, как чуждый, отработанный материал. В антибольшевистских кругах говорили: «Уж на что Корнилов вояка, и тот не смог поднять станицы за Учредительное собрание».
22 февраля (9 февраля по старому стилю) 1918 года Добровольческая армия со штабом, обозом и строевыми частями покинула Новочеркасск. К 11 февраля1 она была сосредоточена в районе станицы Ольгинской. На следующий день вечером был назначен военный совет.
Накануне военного совета, вечером 12 февраля, Корнилов вспоминал и размышлял о событиях последних двух месяцев, проведенных на Дону. На Дон он прибыл 6 декабря 1917 года после бегства из Быховской тюрьмы. Две недели со своими верными текинцами пробивался на Дон с боями. За несколько дней до прибытия в Новочеркасск Корнилов распустил конвой и с документами на имя крестьянина Иванова, беженца из Румынии, прибыл в столицу Войска Донского. Сюда, уже разными путями, прибыли его сокамерники по Быховской тюрьме – генералы Деникин, Марков, Лукомский и Романовский.
К его приезду почти месяц на Дону действовал бывший начальник Генерального штаба Русской императорской армии и Верховный главнокомандующий генерал-адъютант Михаил Васильевич Алексеев. Сразу же по прибытии в Новочеркасск Алексеев обратился к атаману Всевеликого Войска Донского Каледину за помощью в создании добровольческих формирований для борьбы с большевиками. На что Каледин заявил, что «Войсковое правительство не признаёт большевистскую власть, а поэтому Область провозглашается независимой до образования законной российской власти», он попросил Алексеева «не задерживаться в Новочеркасске более недели» и перенести формирование добровольческих сил за пределы области.
Но защищать Область от наседавших с севера, юга и запада красногвардейских отрядов было некому. Возвращавшиеся глубокой осенью 1917 года казаки-фронтовики спешили домой, к женам, отдыхать и отъедаться. На укоры стариков: «Навоевались, что ль, служивые?» – кто был совестливее, отвечали: «Хватит, отцы! Навоевались. Нуждишки хлебнули». А иные, которые поотчаянней, позлей, матерно ругались, советовали: «Пойди-ка ты, старый, потрепи хвост! Чего допытываешься? Какого тебе надо? Вас тут много, шептунов!». Среди казаков-фронтовиков широкое распространение получила идея «нейтралитета» в отношении к советской власти. А иные полки прямо склонялись на её сторону.
Все это побудило Каледина вскоре изменить отношение к Алексееву. К нему на Дон потянулись офицеры, юнкера, кадеты, студены. Они получили название «Алексеевская организация». На Дону они считались «беженцами». Каледин нападки на них сдерживал только старинным казачьим законом: «С Дона выдачи нет!». В общей сложности, к Алексееву собралось около 700 человек. Офицеры составляли треть организации, и до половины – юнкера. «Зелёная молодёжь» в кадетской форме или в форме учащихся светских и духовных школ составляла 10 %.
В конце ноября алексеевцы и казачьи добровольцы отвоевали у большевиков Ростов. После помощи Каледину в освобождении Ростова «Алексеевская организация» получила на Дону легальный статус. А когда различными путями на Дон прибыли «Быховские сидельцы», теперь уже к Корнилову пробирались группами и в одиночку офицеры и солдаты Корниловского, Георгиевского и Текинского полков. Сюда же явились Родзянко, Милюков, Савинков, другие политические деятели и множество гражданских беженцев. Некоторое время был и Керенский, но донской атаман не захотел с ним встретиться, и тот отбыл с Дона, а затем вообще из России. Отбыл с Дона и Борис Савенков, договорившись с Корниловым о создании «Союза защиты Родины и свободы», или так называемой Северной добровольческой армии. Уехал и Павел Милюков, отправившись в румынский город Яссы на совещание представителей стран Антанты с антибольшевистскими силами. Оттуда он отбыл в Лондон, навсегда покинув Россию, в которой он в числе первых замутил воду.
Воспоминания Корнилова прервал его адъютант, поручик Долинский, сообщивший, что прибыл генерал Марков со своим отрядом. Теперь в Добровольческой армии, вместе с присоединившимися к ней донскими партизанами, было около 3,5 тыс. активных штыков. Невесть какая сила против многотысячных красногвардейских отрядов, но это были испытанные, верные войска. За своих бойцов генерал Корнилов ручался головой. Вчера вечером он здоровался с подходящими в Ольгинскую частями, те отвечали ему нескладной, но задушевной песней:
Дружно, корниловцы, в ногу
С нами Корнилов идет;
Спасет он, поверьте, Отчизну,
Не выдаст он русский народ.
Со строевыми частями прибыл обоз с ранеными, прибывали и беженцы, которые только сковывали активность армии. В обозе 200 раненых, их бросать нельзя. Для них попасть в руки красных – неминуемая смерть. Но что делать с двумя тысячами гражданских беженцев?
Решение пришло тут же.
– Поручик Долинский, пишите приказ, – сурово сказал генерал Корнилов. – Приказываю гражданским лицам покинуть армию. Каждому из беженцев предоставляется право самостоятельно распоряжаться своей судьбой: спасаться по станицам, или вернуться в Россию.
Потом, подумав немного, добавил:
– Исключение делается только для отдельных лиц по личному распоряжению командующего.
До назначенного на вечер военного совета оставалось еще два часа. Корнилов опять углубился в свои мысли. Не сделал ли он ошибки, прибыв на Дон два месяца назад, и оставшись там, не поехал поднимать на борьбу с большевиками Сибирь?
Первоначально, увидев, что вопрос формирования на Дону Белой гвардии успешно решается генералом Алексеевым, Корнилов решил взять Деникина, Лукомского и ехать дальше – поднимать Сибирь. Организация войск в замкнутом пространстве юга России представлялась ему делом местного масштаба, тем более что на территории казачьих войск придется зависеть от казачьих правительств, кругов и атаманов. Корнилов рвался на простор, в Сибири и Поволжье, где можно развернуться в полную силу. На это его решение влияли и личные взаимоотношения с Алексеевым.
Но политические деятели, главным образом представители московского Национального центра, настояли, чтобы борьбу на юге России против большевиков возглавил именно генерал Корнилов. В результате 25 декабря 1917 года три высших начальника подписали соглашение об образовании армии, получившей название Добровольческой. Корнилов принял на себя командование. Алексеев ради пользы дела отошел на второй план, оставил себе финансовые проблемы, вопросы внутренней и внешней политики. Третий подписавший, Каледин, ведал формированием Донской армии и вопросами жизни Дона.
В начале командования Корниловым Добровольческой армией дела шли вроде неплохо. В среднем в день в армию вливалось по 70-80 человек. До половины записавшихся добровольцев были обер-офицеры, до 15 % – штаб-офицеры, были так же юнкера, студенты и гимназисты (более 10 %). Казаков было около 4 %, солдат – 21 %. К концу декабря 1917 г. в армию записалось добровольцами 3 тыс. чел. Отличительным знаком новой армии был нашиваемый на рукав угол из лент национальных цветов.
1
Все даты даются по старому стилю.