Страница 5 из 9
Случай Пегги – классический пример того, насколько изматывающими оказываются тяготы ухода за близким человеком. Пегги была не в состоянии объяснить другим, какой объем помощи постоянно требовался ее мужу (а также в чем нуждалась она сама), не могла обратиться за поддержкой, хотя и семья, и соседи, и друзья годами говорили ей, что готовы всячески содействовать. Она просто продолжала делать то, что делала всегда, и была уверена, что справляется. В конце концов это убило ее.
Объем работы, которую выполняют ухаживающие, кажется необъятным. Больной деменцией постепенно утрачивает базовые навыки заботы о себе: не может самостоятельно умыться, одеться, сходить в туалет. Многие настолько погружаются в заботу о подопечном, что забывают о своей собственной ценности как ухаживающего.
Повторю свою мысль еще раз на тот случай, если выразила ее недостаточно четко: если вы не позаботитесь о самом себе, то не сможете позаботиться и о своем близком или клиенте!
На занятиях, которые я провожу для ухаживающих, я часто задаю простой вопрос: «Кто важнее, вы или больной?» И часто меня поражает, что в комнате повисает тишина: ухаживающие не находят, что сказать, – ведь на первое место они всегда ставят больного. В конце концов, это же их долг – заботиться о родственнике или о клиенте, а не о самом себе, не так ли?
Нет, не так. Ухаживающему зачастую бывает неприятно это осознавать, однако именно он сам является ключевым элементом в процессе ухода. Однажды на мое занятие, посвященное коммуникации и профилактике стресса, один из участников привел свою жену. Я заметила у нее первые симптомы деменции. Во время занятия я задала свой любимый вопрос: «Кто важнее?» Та женщина ответила первой: «Он!» – и с нежной улыбкой показала на своего мужа. Даже страдая деменцией, она понимала, насколько в их отношениях важна роль ухаживающего. Научитесь заботиться не только о своем близком, но и о самом себе. Научитесь справляться со стрессом и преодолевать его на этом совместном пути.
Оценки и подходы
Многолетний опыт наблюдения и взаимодействия с людьми научил меня, что общение с человеком, страдающим деменцией, не сводится к словам. В основном оно происходит на уровне интонации, мимики, жестов. Коммуникация с больным деменцией прежде всего опирается на эмоциональную составляющую.
Часто ухаживающие не замечают связи между стрессом, который они испытывают, и трудным поведением своих подопечных. В действительности человек с деменцией отражает эмоции, словно зеркало. Например, если вы станете подгонять больного: «Давай скорее! Мы торопимся!», – то натолкнетесь на сопротивление: больной начнет двигаться еще медленнее, станет безучастным. Если вы бросаете на больного сердитые взгляды, нетерпеливо топаете, недовольно скрещиваете руки на груди, закатываете глаза, вздыхаете (словом, выказываете свое раздражение), велика вероятность, что эти эмоции отразятся и на поведении человека с деменцией.
Если вы раздражены, измотаны или тревожны, больной почувствует это, но будет не в состоянии понять, чем вызваны ваши переживания. Если же вам удастся справиться со стрессом и обрести спокойствие, вы увидите, что сам процесс ухода начнет преображаться. Это еще один довод в пользу того, что именно вам, человеку, который заботится о страдающем деменцией, так необходимо душевное равновесие. Оно пойдет на пользу (физически и эмоционально) не только вам, но и самому больному: он будет ощущать, что находится в надежных руках, почувствует себя в безопасности, станет сам помогать вам в процессе ухода.
Если бы только я могла объяснить всё это Пегги, пока еще не было слишком поздно… Но случилось так, что она сама стала моим учителем. Ценой собственной жизни она показала мне, как самоотверженный человек в своей заботе о близком взваливает на себя слишком много, отказываясь просить и принимать помощь. Такой человек будет делать всё возможное, чтобы до конца исполнить долг перед больным (например, брачное обещание быть вместе в болезни и в здравии), – и даже то, что окажется ему не по силам.
История Пегги как раз об этом, и она попала в точку – прямо мне в сердце. Дело в том, что Пегги – моя мама, бабушка моих детей, наш семейный герой. Именно потому, что это случилось в моей жизни, мне так хочется донести до каждого, кто ухаживает за человеком с деменцией, – будь то родственник или профессиональная сиделка, – как важно заботиться о самом себе. Я также стараюсь делиться опытом и давать ухаживающим советы о том, как лучше помочь человеку, который теряет память. Поддерживая, вдохновляя и подсказывая путь, я мечтаю внести надежду и свет в беспросветность деменции.
Глава 3. Дебора. Путь дочери
Первые симптомы были едва уловимы и проявлялись редко. Коварная болезнь Альцгеймера, разрушающая разум своей жертвы, подобралась незаметно и начала понемногу забирать у меня маму. Болезнь Альцгеймера – хитроумный и лукавый враг, который вторгается в вашу жизнь без объявления войны, не докладывая о планах своих завоеваний. «Наверное, это просто возраст», – подумала я, когда начала замечать первые изменения. Именно тогда я вступила на путь отрицания маминой деменции, убеждая себя: то, что в действительности было признаками болезни, – лишь временные неприятности, и «в целом ничего страшного». Однако со временем ухудшение ее состояния становилось всё более заметным. Мама уже не могла справиться с привычными делами, которые прежде не вызывали у нее затруднений: ей всё сложнее давалось поддерживать общий разговор за обедом, она была не в состоянии сосредоточиться, выполняя простую работу по дому. Например, убирая со стола после ужина, она могла оставить на нем грязные тарелки или забыть поставить остатки еды в холодильник, что было совсем на нее не похоже. И всё же я слышать не хотела о том, что это деменция. Ведь память у нее всё еще была неплохая!
Да, периодически кратковременная память подводила маму, зато она в мельчайших подробностях помнила давние эпизоды из своей жизни. К тому же часто она с прежней охотой бралась за привычные дела, требующие большого внимания, и успешно с ними справлялась, могла легко поддержать беседу. Но стоило мне в очередной раз вздохнуть с облегчением, как я замечала, что мама мучительно подбирает слова, пересказывая только что прочитанную в газете статью, путается и зацикливается на деталях, пытаясь сформулировать мысль. Вначале маме удавалось компенсировать свою забывчивость: она то меняла тему разговора, то находила аналог забытому слову или ускользающей мысли. Замечая подобное, я убеждала себя, что это просто секундное помутнение: подумаешь, с кем не бывает! Но позже ей стало трудно смотреть телепередачи даже с самым простым сюжетом, следить за ходом событий и понимать происходящее. Даже тогда я продолжала всё отрицать: «Мама просто устала». Или: «Наверное, у нее проблемы со слухом, вот она и не слышит телевизор». Я изо всех сил гнала от себя мысли о деменции и твердила, что это временное, нужно лишь немного подождать – и оно «само пройдет». В то же время меня преследовал мучительный страх перед новыми, уже неоспоримыми доказательствами болезни. Моменты «просветления», когда мама казалась мне прежней, я старалась использовать как подтверждения того, что мое отрицание оправданно.
Здесь я хочу остановиться и пояснить, что осознание всей серьезности ситуации не стало для меня внезапным озарением. Полное отсутствие знаний о деменции долгое время не позволяло мне выйти из замкнутого круга. Не способствовало пониманию и то, что мамина болезнь прогрессировала медленно и период ухудшения растянулся на несколько лет: сама эта длительность мешала мне осознать, что происходящее с мамой уже не объяснить «просто возрастом». Именно тот факт, что болезнь развивалась постепенно, не давал мне увидеть правду до тех пор, пока симптомы не стали очевидными. Я не могла не замечать, что маме становится всё сложнее оставаться самой собой, с каким трудом ей даются даже привычные повседневные дела, – и всё же я продолжала отрицать реальное положение вещей, цепляясь за иллюзию благополучия. Лишь спустя год я решила, что маме нужно проконсультироваться с врачом по поводу тревожных симптомов. Мы пришли на прием вместе, и обе выдохнули, услышав о «легком когнитивном расстройстве». Доктор не произнес страшного слова – «Альцгеймер», – и мы восприняли эту новость спокойно: значит, никаких причин для паники! Ведь «легкое когнитивное расстройство» – это совсем не так пугающе, как «Альцгеймер» или «деменция», правда?