Про Ерёму и Фому

Фома-неверующий, унылый пессимист.

Наследник

Давно Фома с деревней распрощался,

Квартира в городе получена им в срок,

Но кто бы из родни не обращался,

К себе не пустит даже на порог.

А тут внезапно сам в село приехал.

Домчал автобус – к отчему двору,

Где встречи щедрой выдалась потеха –

И хлеб ему подали, и икру!

Друг детства навестил его – Ерёма.

Узнать: – Зачем визит тот предпринял?

Ему Фома, прям на крылечке дома,

Как на духу, все толком рассказал.

Мол, в телевизор дедушку увидел –

Снят репортаж был к праздничному дню,

Что был в работе тот – колхозной лидер,

Теперь живет на пенсию свою.

Фома и понял: – Почести напрасны,

Коли нельзя в карман их положить!

А дедушка был партизаном красным

И мог бы в городе, а не в деревне жить!

–За тем приехал, чтобы прав добиться, –

Сказал Фома и строго губы сжал. –

Просить себе не смог раз дед решиться,

Так я заступником для ветерана стал!

Всё получилось – лучше не бывает:

Для партизана ордер выдан был,

Но он в селе, как прежде, проживает,

А о приезде внука позабыл.

Пока Фома не выбрал день приезда,

Теперь явился в собственном авто:

Купил его, продав квартиру деда,

И вот опять хлопочет за него!

Второе лицо

Немало символов имеется двуличья.

К примеру – Янус с двойственным лицом.

Одним он в будущее смотрит для приличья,

Другим на то, минуло что с концом.

Но не нужны нам мифы не простые,

Чтоб раздвоенья разглядеть полёт.

И в современности имеются такие,

Кто разноликим часто предстаёт.

…Был макияж основан Древним Римом?

Не важно – в Греции ль придуман тон для скул.

Зато культура ежели под гримом,

Тогда кричать пристало: – Караул!

Специалист с «Дипломом» уважаем

В селе и в городе, на службе и в быту.

Но всё же – по поступкам провожают,

Хотя встречают часто «по посту».

Определитель есть таким натурам.

Зовётся очень просто – «Телефон».

Лишь речь завел и видно – нет культуры,

А так же то, что явный пустозвон…

Упрёков полон разговор различных.

А то и в крик безудержный пойдёт.

Так что без слов – площадных, неприличных

До валидола точно доведёт.

Таких персон, на счастье, не громада,

Но и одна – «всё стадо подкузьмит!»

А потому следить за речью надо

В прямой беседе или кто звонит.

Иначе не помогут и белила

Скрыть скверный нрав и хамское нутро.

Как бы за то, чем «мама наделила»

Ответить время вдруг не подошло!

Звонок без подписи

Фома о многом знает «точно»,

А что не знает – так приврёт.

– Для связки слов, а не нарочно!

Всяк говорун его поймёт.

Но суть не в том, что знает малый,

А в том, что не хранит слова.

Случись лишь повод мелкий самый –

Его раздует до слона!

Тем более, что ротозеи

Готовы слушать и внимать,

Не зная – ловко как затеи,

Фома умеет излагать.

Не с глазу на глаз, все ж вещает:

По телефону, в основном.

Вот и не каждый понимает,

Принёс, что телефона звон.

Фома начнёт, как весть, от печки:

– Желаю всем, мол, лишь добра…

Во мраке он, подобен свечке,

Какую, любит мошкара.

Вдруг, да возьмут всерьез, на веру,

Все сообщенья от него:

– Знакомый спёр кусок фанеры,

А этот – стырил долото!

Соседка самогонку гонит.

Мужик её – в ночную темь

Кормов чужих не проворонит…

И в том же духе дребедень.

Ведь, мер принять на эти вещи,

Никто не сможет, так и знай.

Фома, ведь, фактами не блещет –

Без доказательств краснобай.

А чтоб пол локотки не взяли,

За клевету не привлекли,

В «сигналах» нет одной детали,

Хоть ей не зря пренебрегли.

Фома свой адрес не озвучит:

– Сказал, что люди говорят!

«Отбоя» слышен звук певучий,

Когда представиться велят.

Прошло у анонимок время:

Читать такое – не резон.

Не пишет писем пустомеля,

Зато изводит телефон!

Цветовод

Цветок в руке – серьёзней даже стопки.

С ним поздравленье – круче и щедрей!

А потому успешней нет наводки,

Чем адреса любых оранжерей.

– Да вот беда – кусаются цветочки!

Давно в том убеждается Фома.

Не счесть того – в рублёвых сколь листочков,

Ему на праздник «выльется» жена!

Вот отчего не ждал прихода марта,

Ещё по осени на рынке прикупил

Семян цветочных. Посадил с азартом

И гидропонику к горшкам соорудил.

Свет – из окна. Вода – бежит по трубкам.

Вот-вот бутоны можно ожидать.

Жаль, только нос привык давно к «зарубкам» –

Не смог тревогу вовремя подать.

К Фоме нагрянули и обыск учинили.

Он, оказалось, вырастил на дню,

То, что давно и строго запретили:

Мак и его подружку – коноплю!

Рассаду вредную изъяли. И не только.

Дверь опечатали в ту комнату, где он

Цветы выращивал, о чем жалеет горько

И ждет суда, как самый страшный сон.

Ерёма-друг в свидетели подался

И на процессе доказать сумел,

Что друг-Фома для праздника старался

И злого умысла нисколько не имел.

Защита эта помогла серьёзно.

Был и с работы добрый ходатай.

И приговор звучал совсем не грозно:

«Штраф государству только лишь отдай!»

Был очень счастлив бывший подсудимый,

Что миновала лагеря межа.

Но вновь проблема: – На цветы любимой

В заначке не осталось ни гроша…

Вновь спас Ерёма и не взял монету.

Он из штрафной квитанции скрутил

Такую оригами что букету,

Ни в чём его цветок не уступил!

Вошел Фома поздравить дорогую.

Но без того лучится счастьем та,

Ведь зелень нарвала в горшках такую,

Какую нужно было для стола!

С тех пор жене Фома берёт на рынке

Голландские роскошные цветы.

На подоконнике его ж, как на картинке

Растут к восьмому марта – огурцы!

Семечек кулек

Коль разговор заходит о культуре,

Фома находит нужные слова.

Отмалчиваться – не в его натуре,

А мыслями – забита голова.

Так и случилось около «Сельмага»,

Где ждали продавщицу земляки:

– Чтоб не опаздывала, мы пошлём бумагу,

Пусть прохлаждаться будет не с руки!

– Пусть пропесочат, милочку, в газете! –

Продолжила старушка с костылём.

– А то молодки попривыкли эти

Бродить всю ночь под песни с женихом!

– Поднять пора торговую культуру! –

Поддакнул конюх, в ожиданье зол.

– Не зря сдавал я сам макулатуру,

Как мне велел когда-то комсомол!

– Газета точно – выручит, поможет!

Народ пришел к консенсусу в конец.

И лишь Фому сомненье нынче гложет:

– Зря, бабы, так! Ведь, гласности – конец!

Насторожились односумки разом,

С кем в очереди мужичок стоял.

– Я собственным всё это видел глазом!

Фома всё в том же духе продолжал.

– Теперь не пишут про дела колхозов,

Не критикуют магазинный люд,

Не скажут, сколько вывезли навоза –

На поле, где подсолнухи цветут…

– А что же есть на полосах газетных? –

Спросил старик, ушей нацелив мхи.

Слов несколько тот вымолвил заветных:

– Печатают теперь одни стихи!

И в доказательство достал он из кармана

Измятый лист газетной ширины.

– Одни стихи! – он произнёс упрямо.

– Нет ничего! Кругом одни стихи!

Тут продавец, полемику нарушив,

На собственный рабочий пост пришла.

Не била девушка в то утро, ведь, баклуши –

Товар свежайший людям принесла!

Газеты – пачкой, прямо на прилавке.