Страница 8 из 24
Забытый временно всеми, обиженный, из-за спины одеревеневшего от щипаний охранника выскочил маленький Аслан и, кинувшись к матери, молча уткнулся в её колени.
– Сынок, у нас такой важный гость, – проворковала Луноликая, скрывая смущение. – Посмотри на него и запомни хорошенько: это сам Великий Султан! Повелитель, простите его непоседливость, он ещё слишком мал, чтобы осознать, какая честь нам оказана!
Хромец не гневался. С явным удовольствием оглядел крепкого мальчугана, его статную мать, не растерявшую, но приумножившую за время двух беременностей свою красоту.
– Мал, говоришь? Сколько ему сейчас, два года? А бегает, как пятилетка, да и сложён не по возрасту… Али-Мустафа, да твой старший сын – настоящий батыр! Будет, кому передать воинский опыт.
Отцепив с пояса кинжал в простой серебряной оправе, протянул аге. Глядя в глаза маленькому Аслану, проговорил медленно, веско:
– Я не успел к твоему рождению, потому одариваю тебя сейчас. Когда станешь достойным воином и получишь звание янычара – отец передаст тебе мой подарок. Запомнил? Не раньше.
Мальчуган сдержанно, по-отцовски сосредоточенно сведя густые бровки, кивнул, провожая взглядом дар очень важного, как он понял, гостя.
– А второго сына, Али-Мустафа, я бы советовал приобщить к науке. Конечно, поначалу они с братом будут обучаться одинаково, так ведь? Но если мальчик потянется к… лекарскому делу, например…
На лице Мустафы отразилось замешательство.
Целителями и учёными становились, как правило, юноши, слабые от рождения, не приспособленные к воинской стезе, к походам и сражениям. Он-то уже размечтался, как вырастит из сыновей двух отважных витязей, покрывающих славой его имя…
– …Не останавливай его.
В голосе султана послышалось суровое предостережение. Нет, не послышалось. Всей шкурой ага почувствовал, как напряглась жена. Значит, и она, тонко разбирающаяся в интонациях Великих мира сего, уловила эту угрожающую ноту.
– Может статься, – продолжил Хромец, несколько смягчаясь, – к нему перейдут навыки и способности нашего недавно умершего друга. Очень на это надеюсь. А если нет – на всё воля Аллаха! Но уводить сына от предназначения ты не должен. Расти его, как и старшего – воином, но уважай его выбор, если он решит сменить меч на скальпель и книги. Славы и почестей одинаково достойны и великий мудрец, и великий воин. Разве не так?
– Ты прав, как всегда, – почтительно ответил ага. – Мне ли спорить?
– Вот и не спорь. – Хромец благодушно улыбнулся, давая понять, что официальная часть визита закончена. – Что ж, вот теперь я готов отдать должное твоему угощению, ибо, как полагаю, если помедлю ещё немного – твой повар, по примеру слуг из далёкой Чины, повесится на воротах, надумав, будто я отвергаю плоды его трудов… Но предложи мне сперва чаю. День сегодня жаркий, а в горле у меня сухо. И давай отпустим твою прекрасную супругу, она несколько утомлена и взволнована, так пусть отдохнёт вместе с детьми. Долгих лет жизни и здоровья тебе, Айлин-ханум!
За спиной Ирис зашуршали, всё же тихонько заахали – обнаружили гостью! – засуетились бесшумно… Улыбаясь, она позволила себя окружить и увести. Обошлось. Всё хорошо, султан не обидел малыша. Но отчего она, собственно, так боялась за ребёнка?
Должно быть, оттого, что до сих пор в памяти стояло придушенное: «Баязедовы отродья…»
Но совсем скоро мрачные мысли исчезли. Им просто не осталось места, потому что пришлось успокаивать взволнованную высочайшим визитом бывшую наставницу, припугнуть её тем, что у слишком уж нервных мам перегорает молоко, осмотреть, выслушать, порадоваться прекрасному самочувствию и мамы, и малыша, нежно подержать в руках тёплый куколь и полюбоваться на длинные пушистые реснички, крошечный, но уже сейчас выразительный нос, погладить пушистую макушку… Заодно приласкать и маленького Аслана, и сунуть ему гостинцы-сладости, чтобы не думал, будто с рождением братишки все о нём позабыли.
Не прошло и получаса, не успели они наговориться с пришедшей в себя Айлин, как прислали записку от Али-Мустафы.
Узнав, что уважаемая Ирис-ханум пришла навестить подругу, Великий Султан выразил сожаление, что не успел застать её в ТопКапы недавно, и теперь просит явиться для приватной беседы. Превосходно, что он застал вдову своего друга именно здесь. Поскольку дело, о коем он намерен переговорить, касается и её лично, и почтенного аги.
***
Даже без провидческого дара, который, кстати, у Ирис так больше и не проявился после чудесного спасения Бомарше, нетрудно было догадаться, о чём желает разговаривать Солнцеликий с двумя ближайшими родственниками покойного друга.
О завещании.
И уж, конечно, не мог он обойти такой животрепещущий вопрос, как возможное деликатное положение вдовы. В данном случае, это была формальность, ибо, хоть почтенный старец даже с самыми дорогими его сердцу людьми ни разу не обмолвился о символическом характере своего брака с прекрасной юной девой, их отношения – не супружеские, а, скорее, отношения отца и нежно любящей дочери – говорили сами за себя. Отрицательно качнув головой в ответ на прямой вопрос султана, Ирис залилась краской. И тут её, словно ножом, так и резануло по сердцу сожаление. Ни разу в общении с названым отцом у них не промелькнуло намёка на возможные супружеские отношения, но только сейчас, вспоминая двойняшек Ансы-Марджины и сыновей Айлин и Али-Мустафы, в особенности, малыша, которого недавно держала на руках – только сейчас она подумала, что именно ей надо было бы решиться – и поговорить как-нибудь с мужем на такую щекотливую тему первой. Или не надо было? Она понимала и ценила нежные чувства эфенди, но отчего-то именно теперь острее всего ощутила его потерю. Да, он оставил после себя бесценные сокровища, сделал её богатой женщиной – хоть ей по закону полагалась лишь треть наследства, но и того хватало с избытком на безбедную, если не роскошную жизнь. Но страстно вдруг захотелось обнять малыша, так похожего на её ушедшего наставника…
Должно быть, слёзы, непрошено выступившие, заставили султана смягчить суровый тон. И на Ирис он поглядывал куда более снисходительно, чем в самом начале разговора. Этот взгляд она ощущала даже в те минуты, когда, казалось, Хромец переключал внимание на одного Али-Мустафу, обсуждая детали сборов вдовы в дорогу… Она сперва даже не сообразила, что речь идёт о ней. Тамерлан упомянул и о пожилых слугах Аслан-бея, судьбу которых Ирис, как нынешняя полноправная хозяйка дома, должна была обустроить после своего отъезда, и о том, что часть денежного состояния, предназначенного ей, была, оказывается, заблаговременно размещена в банковских домах Генуи, Лютеции и Эстре, и к сегодняшнему дню обросла значительными процентами…
Али-Мустафа назначался ответственным за подготовку и снаряжение каравана. Вдова же Аслан-бея должна была отобрать ту часть сокровищ из наследия Мудрейшего, которую он сам предназначил в дар лучшим европейским университетам.
С долей библиотеки, что оставлялась венценосному другу, как и с бесценным оборудованием обсерватории, эфенди без сожаления расстался ещё полгода назад, объясняя, что слабеющее зрение не позволяет ему помногу читать и смотреть на звёзды. Но Ирис-то знала, что глаза её эфенди по-прежнему остры! Просто в тот момент она не понимала – или не хотела понять – что мудрый друг, давным-давно просчитав число оставшихся ему дней на грешной земле, раздавал наследие ещё при жизни, дабы присмотреть за всем самому, насколько успеет.
Теперь ей приходилось наведываться в ТопКапы через каждые три дня, чтобы докладывать о том, как идут сборы. К счастью, приезжала она не одна, а с «внучатым племянником», с Али-Мустафой, который почтительно величал её «тётушкой», хоть и был при этом почти вдвое старше. Он отчитывался перед султаном за свою часть порученного, Ирис – за свою. Подготовка велась полным ходом, хоть многие вокруг недоумевали: к чему такая спешка? Чиновники, ответственные за снаряжение провизией и припасами каравана, временами впадали в прострацию. Обычно такие дела, как снаряжение экспедиции, не относящейся к военным ведомствам, велись долго, со вкусом, с преодолением множества бюрократических препон… но нынешнее плавание, контролируемое самим Хромцом, обещало стать событием из ряда вон выходящим. Пара-другая интендантов, не успевших это понять и задержавших поставки сухарей и бобов для экспедиции, были выпороты, после чего подготовка понеслась как на крыльях.