Страница 15 из 22
– Ладно, давайте по-быстрому, пока майор не вернулся, а то влепит мне наряд…
Едва Шаталов подошел к Красному Кресту, окна наверху погасли. Послышался цокот каблуков по деревянной лестнице. Ясна вышла из калитки, удивленно улыбнулась.
– Доброй ночи! – сказал Шаталов по-сербски.
– Ты уже прощаешься?
– Просто не знаю, до какого времени длится сербский вечер. Ты всегда так допоздна работаешь?
– А я думала, в это время все военные уже спят в казармах!
– И видят сны про медсестер…
– То есть я тебе снюсь?
– И во сне я тебя провожаю.
Ясна взяла Шаталова под руку:
– Но я живу совсем неподалеку.
– Значит, это будет короткий сон. Нам, военным, спать особо некогда.
Ясна засмеялась. Возникла внезапная пауза. Ее пальцы лежали на его локте так правильно – не слишком цепко и не слишком легко, но послушно и невесомо, что Шаталов сбился с мысли и теперь пытался вспомнить, о чем говорил и говорил ей в разговорах, которые еще не произошли.
Ясна помогла ему:
– Откуда ты так хорошо знаешь сербский?
– Не слишком хорошо. Захотелось выучить.
– Я думала, обычно учат английский, немецкий. Почему вдруг сербский?
– Длинная история.
– Жаль. Потому что мы уже пришли.
Они остановились у калитки. За забором виднелась крыша дома.
– А вообще так говорят, когда не хотят рассказывать, – сказала Ясна. – Не хочешь?
– Боюсь испортить сон, – тихо ответил Шаталов.
– Не бойся! – ласково ответила она. – Или давай так: я закрою глаза и как будто усну. Тогда все, что ты расскажешь, будет сном во сне. И если мне не понравится, я просто открою глаза и проснусь. Давай?
Ясна встала напротив Шаталова, положила пальцы ему на грудь. Закрыла глаза и широко улыбнулась:
– Я готова! Сплю!
Шаталов с нежностью и горечью рассматривал ее лицо.
– Мой младший брат, – через силу заговорил он. – Валентин. Я стал военным, а он инженером. Меня надолго командировали в Афганистан, я даже не заметил, как он вырос. Потом я ездил по всему Советскому Союзу, совсем не бывал дома.
Улыбка медленно сошла с губ Ясны.
– Потом я узнал, что он бросил все и исчез. Оставил записку родителям: «Так нечестно. Нужно им помочь». Валентин в девяносто третьем уехал в Сербскую Краину, больше мы его…
Ясна стояла вся белая, но не открыла глаз.
– Если проще, говори на русском. Я же понимаю… чуть-чуть.
– Его могила где-то там, – продолжил Шаталов по-русски. – Я стал учить сербский. Мечтал попасть в миротворческий контингент, рапорты по три раза в год направлял. Думал, приеду, найду Валькину могилу. Даже не разобрался, что здесь в Боснии – Республика Сербская, а Сербская Краина теперь в Хорватии. Выходит, не туда приехал! Дурак, да?
Ясна сильнее прижала пальцы к его груди, открыла глаза. Заговорила по-сербски короткими рублеными фразами:
– Туда приехал. Вы здесь нужны. Слишком много крови. Много смерти. Мало жалости. Совсем мало справедливости. На кого нам еще рассчитывать? В девяносто четвертом нам пообещали мир в обмен на разоружение. Когда нас безоружных шли убивать в девяносто пятом, войска ООН просто расступились, слились с пейзажем. Если бы тогда здесь стояли русские, все было бы по-другому.
Ясна не замечала собственных слез. Шаталов осторожно смахнул их мизинцем. Она на секунду задержала дыхание и продолжила отстраненно, по-деловому:
– С поисками могилы я могу помочь. По нашей линии. Что известно?
Шаталов достал из бумажника маленькую нечеткую фотографию. Холм, на холме деревянный крест, на табличке всего две буквы и даты: «В. Ш. 1969–1994». Ясна внимательно рассмотрела фотографию, кивнула:
– Я постараюсь.
Шаталов взял ее за плечо. Она не отстранилась.
– У тебя бывают выходные? Свободные дни?
Ясна не ответила, лишь вопросительно приподняла брови.
– Слишком грустный сон получился, – объяснил Шаталов. – Хочу другой… другие.
Она пальцами прикрыла его губы, потом провела по щеке.
– Андрей… Я, наконец, получила разрешение на перевод. С осени ждала. Совсем скоро я переезжаю в Югославию, в Косово.
– Там война, – сказал он, оглушенный, потому что просто не знал, что еще сказать.
Ясна приподнялась на цыпочки, притянула его к себе, долго целовала в губы. Потом отодвинулась и сказала очень буднично и решительно:
– Вот именно. Там война.
И все бы ничего, но Саня Зуев, за долгий день накорячившийся при погрузке-разгрузке авиационных железяк – и как такая тяга в воздух-то поднимается! – захмелел стремительно и недобро. Пружина, взведенная в душе событиями последних дней, нападением на Югославию, невозможностью хоть как-то ответить, стремилась разжаться.
Зуев обвел взглядом американских солдат, опрокидывающих жестянку за жестянкой, криво улыбнулся. Поймав взгляд одного из них, сложил из пальцев самолетик и показал, как тот летит, а потом уходит в пике. Американец не отреагировал, отвернулся. Зуев повторил, сопроводив полет самолетика звуком «вье-е-е-ууу», имитируя рев реактивных двигателей. Разговоры за американским столом стихли, теперь уже все смотрели на Зуева. Он снова показал падающий самолет и растянул губы в улыбке.
Роджерс, заметив, что назревает конфликт, отвлекся от беседы со шведами и подошел к столу десантников. Цыбуля под столом пнул Зуева в ногу.
– Какие-то проблемы? – холодно, но спокойно спросил Роджерс.
– Ноу проблем, Капитан Америка! Сорри! – дружелюбно ответил Цыбуля, радуясь своему остроумию и возможности так элегантно подколоть представителя армии потенциального противника.
Зуев схватил за локоть проходящую мимо официантку, взял у нее пустой круглый поднос с эмблемой клуба «Црвена Звезда» и «примерил» его к Роджерсу, как щит. Самарцев и Коновалов задержали дыхание, чтоб не лопнуть от смеха.
Но американца перформанс не впечатлил. Его взгляд прирос к куску обшивки «Стелса», лежащему на диване между Цыбулей и Зуевым. Роджерс шагнул к столу, нагнулся через Зуева и взял трофей в руку:
– Могу взглянуть?
Зуев вскочил и молниеносно выдернул обломок у Роджерса, но тот перехватил десантника за запястье и вздернул вверх. Будучи выше Зуева на целую голову и тяжелее килограммов на двадцать, Роджерс без труда удержал его и вместе с ним отступил от русского стола.
– Джимми, что случилось? Кажется, это не твоя вещь?
За спиной Роджерса стоял Шаталов. Капитан свободной рукой выдернул обломок из пальцев Зуева и оттолкнул его назад к столу.
– Джимми, не возражаешь? – Шаталов протянул руку, недвусмысленно требуя вернуть забранное.
– Надо разобраться, Андрей!
Роджерс убрал обломок за спину, предупреждающе выставил перед собой ладонь. Не пытаясь вступить в дискуссию, Шаталов схватил капитана за выставленную руку и с размаху бросил через себя. Под Роджерсом с треском распался на части деревянный стол. Обломок «Стелса» отлетел под ноги Самарцеву.
– Убрал, быстро! – крикнул Шаталов, пока Роджерс поднимался и вставал в боевую стойку.
Посетители из-за центральных столиков разбежались к стенкам. Лишь шведские офицеры не шевельнулись и, не выпуская из рук кружек с пивом, с интересом наблюдали за происходящим. Американские солдаты повскакивали со своих мест. Цыбуля опрокинул стол в их сторону, отгораживая их от офицерского поединка.
– Отставить! – гаркнул Роджерс подчиненным. – Стоять на месте!
– Никакого мордобоя! – приказал Шаталов десантникам. – К выходу, быстро!
Роджерс сделал ложный выпад и точно пробил Шаталову в челюсть, и еще раз, тот отступил, встряхнул головой, поменял стойку. Третий выпад американца ушел в никуда, а Шаталов ударил на противоходе, под костяшками хрустнуло. Он поднырнул под зашатавшегося Роджерса и эталонным самбистским приемом швырнул его через плечо в сторону американских солдат.
Крупное тело производит много шума. Когда капитан «вернулся на базу», его бойцы растерянно заозирались. Шаталов пригрозил им пальцем: без резких движений! Десантники сгрудились за спиной своего командира.