Второе воскресение

2. Допрос Христа на станции

Макаров провел задержанного через коридор, достал из внутреннего кармана полушубка ключ и отпер служебную комнату. В комнате горел яркий свет. Сейчас он мог хорошо рассмотреть незнакомца. Лицо у арестованного было явно восточного типа. Его можно было принять за грузина, таджика, армянина, узбека, татарина. Одним словом, за нерусского. Но что-то в этом лице было неуловимое, свидетельствующее о его огромной силе духа. Может быть, взгляд?

– Садитесь, – приказал Макаров.

Гражданин покорно сел. Макаров снял полушубок и повесил на крючок у двери. Он не спешил с допросом, так как знал, что предстоит сложное дело. Возможно, что это – опасный преступник. Он поправил кобуру и сел напротив задержанного.

Почему ему пришла мысль, что задержанный является преступником? Очень просто. Как только они вошли в комнату милиции, сержант увидел при ярком освещении лампы, что перед ним стреляный воробей. Самым форменным образом. У задержанного были прострелены обе руки. Шрамы от ран могли свидетельствовать о многом. Позднее он заметил, что и ноги хранили следы таких же отметин.

Все это выглядело до странности необычным и не предвещало быстрого расследования. Макаров считался человеком серьезным, брался за все основательно и доводил все дела до самого, что ни на есть, конца. И сейчас он собрался вывести этого субчика на чистую воду.

– Кто вы? И куда направляетесь?

Незнакомец кротко молчал, не возражал против задержания, не протестовал против прокурорского тона Макарова, а только вопросительно смотрел на него.

"Вот уже и началось, – подумал Макаров, – прикидывается, что не понимает."

Он повторил вопрос, стараясь тщательно артикулировать губами:

– Вы понимаете, о чем я спрашиваю? Итак, кто вы? Откуда? Куда направляетесь?

Незнакомец продолжал молчать. Его взгляд смущал милиционера. Так смотрят только новорожденные дети. По этим глазам невозможно определить, что человек кого-либо обокрал или зарезал. Ох, уж этот невинный взгляд, где так явственно выражена любовь к ближнему! Такой взгляд говорит сам за себя: "Неужели вы не видите, что я не могу обмануть?" Но преступники тем и сильны, что способны камуфлировать свой вид. Этот взгляд только еще больше насторожил Макарова. Наконец, незнакомец произнес:

– Ты говоришь.

Макаров не совсем понял эту фразу, но переспрашивать не стал. Он официальным тоном приказал:

– Гражданин, предъявите документы.

И в тот же миг подумал: "Сейчас у него их не окажется".

Гражданин пожал плечами и произнес:

– Документов нет. Зачем свободному человеку документы?

– Так-так, – барабанил пальцами по столу сержант, восхищаясь своей интуицией.

– Значит, говорите, документов нет.

– Нет, – подтвердил гражданин.

– Тогда придется задержать вас до выяснения вашей личности.

– Вы хотите задержать меня, свободного человека? – удивился незнакомец.

– А что прикажете делать? Еще нужно доказать, что вы свободный человек, а не сбежавший из-под стражи каторжник.

Макаров, взяв ручку и чистый лист бумаги, приступил к допросу:

– Ваше имя?

– Иисус.

Макаров, принявшийся было писать, тут же остановился.

– Иисус? А отчество? – спросил он подозрительно.

– Сын Божий, – спокойно молвил незнакомец.

Только сейчас Макаров понял, что задержанный издевается над ним. Макаров считался сдержанным работником, никому еще не удавалось вывести его из себя. Он спокойно положил ручку на чистый лист бумаги и пристально посмотрел на "сына божьего". Макаров знал силу своего взгляда, который не раз пробовал на бродягах, жуликах и пьяницах. Его тяжёлого взгляда никто не выносил больше одной минуты.

Но сейчас Макаров почувствовал, что взгляд не проникает в сознание задержанного, а как бы отталкивается противоположной силой взгляда, как магнит отталкивается от магнита, приближенный к его одноименному полюсу. Взгляд задержанного светился ясным, чистым светом, как светится кристальная слеза ребенка. Макаров отвел глаза. Такое с ним случилось впервые в жизни.

– Так значит, вы Иисус, сын божий, – произнес он. – Но почему вы не хотите назвать свое настоящее имя?

– Это и есть мое настоящее имя.

Глаза наглеца излучали такую неподдельную искренность, что Макаров растерялся и не знал, как ему поступить в этом случае. Он встал и прошелся по комнате, но отступать не собирался.

– Итак, Иисус, сын божий, отвечайте, откуда вы? Куда путь держите?

– Я иду с запада на восток, на восход солнца.

Так просто и гениально мог ответить только сам Сын Божий.

– Кто вы по национальности?

– Еврей.

Это уже походило на правду.

– Сколько вам лет?

– Тридцать три года.

– М-да, возраст Иисуса Христа, – растягивая слова, произнес Макаров, – но Иисус Христос был распят в этом возрасте почти две тысячи лет назад на горе Голгофе, если это, конечно, не выдумки церковников.

– Так оно и было, – ответил незнакомец, именовавший себя Иисусом.

– Может быть, у вас такая кличка среди уголовников, – осенила мысль Макарова.

– Может быть, – вдруг согласился Иисус, – я никому не закрываю дорогу к моему сердцу.

Макаров вновь сел к столу и взял ручку.

– Итак, вы не хотите говорить своего имени. Тогда скажите год и место рождения, адрес места жительства.

– Родился в Вифлееме, в Иудее, в первом году от Моего рождения. Сейчас живу в Царстве Божьем.

– Хватит дурака валять! – вскочил Макаров и забегал по комнате. – Не хотите отвечать, не надо. Посажу вас до утра в камеру предварительного заключения, а утром передам в отделение милиции. Пусть разбираются с вами. Встать!

КПЗ при вокзале находилась тут же, рядом со служебной комнатой милиции. Это была глухая каморка, переоборудованная из темного чулана, где когда-то хранили всякое станционное барахло. Кованая железная дверь запиралась снаружи на тяжелый засов и висячий замок. Вверху двери имелось маленькое решетчатое оконце, пропускавшее внутрь свет и воздух.

Макаров открыл ключом дверь и поместил туда задержанного. Затем он натянул полушубок и вышел в зал ожидания. Прибывал ночной поезд. Нужно было следить за порядком.

3. Знакомство пленников в кутузке

Макаров считался очень ответственным работником и никогда не дремал во время ночных дежурств. Поэтому его КПЗ была постоянно забита подозрительными субъектами. Камера вмещала в себя четыре человека, но при желании туда можно было поместить гораздо больше, правда, при этом им пришлось бы спать всю ночь стоя.

В эту ночь "коробочка", как называл ее Макаров, была полной. В камере стояли две солдатские двухъярусные койки, на одной, нижней, лежал пьяный. Когда открылась дверь, он, пытаясь подняться, завопил: "Станция Черемхово? Я схожу, схожу, задержите поезд!" И чуть не свалился с койки. Молодой человек с подбитым глазом, сидящий напротив, вскочил и уложил его на место.

– Спи ты, пьяная рожа, – сказал он бесцеремонно. – До Черемхово тебе еще ехать сутки в медвытрезвителе.

Пьяный тут же заснул.

– Прошу вас, проходите, – вежливо предложил он вошедшему. – За что вас сцапали?

Новенький пожал плечами и сказал:

– Должно быть, не понравился центуриону.

– Как-как? – переспросил лежащий на верхней койке. – Вот умора. Хорошо сказано.

Спустившись сверху, он сел возле парня с подбитым глазом.

– Давайте познакомимся, – и он протянул руку: – Котя.

– Иисус.

– Отличное имя. Или это кличка?

– Нет, имя.

– Все равно, отличное.

Котя положил руку на плечо соседа.

– А его зовут Петром. Он попал сюда за драку. А я – за бродяжничество. Завтра утром этот, как вы выразились, центурион сдаст нас всех в отделение… По ночам они сюда не вызывают машину. Однако, должен вам сказать, здесь ничего, ночевать можно. Тепло.