Я с тобой

— А не из-за твоего ли это парня? — наконец произносит сестра, внимательно следя за моими действиями. А, как известно, пристальное наблюдение сбивает с курса. Поэтому, расчесывая волосы, я едва не осталась лысой.

— У меня нет парня, заботливая сестричка. Но, говорю сразу, это не из-за кого-то. И, кстати, почему ты еще не спишь? Мама тебя пришибет, если из-за тебя опоздает завтра на работу. А ежели хоть слово кому-то скажешь про это, — я пальцем указываю на несколько синяков, — я придумаю что-то ужасное для тебя. Поверь. Моя фантазия безгранична.

— Но, если ты теперь попадаешь в ситуации, из которых выходишь вся побитая, то, что станет, если обстоятельства будут критическими? — и где она только таких слов понабралась?

— Мари, какие ещё обстоятельства, что за бред? Иди к себе, я хочу спать.

— Лили…- я понимаю, что спорить с ней бесполезно. Если она что-то вбила себе в голову, то это не исправить.

— Окей! Если ты решила наконец пропитаться ко мне нежностью и заботой, то, пожалуйста, — я беру лист бумаги, нахожу в телефоне контакт Лиама и переписываю номер, а затем протягиваю его сестре, — когда ситуация на твой взгляд будет действительно критическая, то он, скорее всего, единственный, кто будет знать, как меня найти. Надеюсь, изображать из себя дурочку ты не будешь и не станешь звонить просто так. А теперь вали спать, иначе от гнева мамы даже мне тебя не спасти.

Я разворачиваюсь, но Мари хватает меня за левую руку, отчего мне едва удается не вскрикнуть. Я выворачиваю свою руку, освобождая её, причиняя себе этим не меньше боли, и резко оборачиваюсь к сестре. Слишком резко. Она испуганно глядит на меня, а мне приходится смягчить взгляд.

— Что еще? — как можно ровнее спрашиваю я. Она смотрит на меня из-под опущенных ресниц, будто не зная, стоит ли говорить. Потом просто проходит, и садиться на кровать, как делается в фильмах перед задушевными разговорами. Я иду за ней.

— Этот город какой-то странный, — тихо говорит она, перебирая в пальцах край своей пижамы, а я начинаю напряженно слушать её. Неужели, что-то видела? — не знаю, как это объяснить, но мне так чудится. Вроде… интуиции. Он кажется даже каким-то опасным. А неделю назад… я видела, как ты уходишь из дома поздно ночью! Ты ведь что-то знаешь? Я имею в виду то, чего не знаем мы.

Я молчу. Мари всегда была смышленой не по годам. А сейчас ей это может выйти боком. Ну, за что мне это наказание? Теперь ещё и следить за сестрой, чтобы не влезла туда, куда её не просят.

Теперь она всматривается в лист с номером. Я сажусь рядом, и тоже начинаю изучать написанные как попало цифры на листе.

— Я ведь не шутила про критическую ситуацию, — тихо произносит она, поднимая свой взгляд и смотря мне прямо в глаза. Я сглатываю ком в горле, прежде чем заговорить.

— Я тоже не шучу. Если что-то случиться, то он, наверное, единственный, кто может знать какие-то подробности. Или хоть как-то помочь. Позвонишь ему, скажешь, что я дала этот номер тебе, объяснишь всю ситуацию. Я знаю, что он поможет. Думаю, что в нем я уверена на все сто. Он не кинет, — произношу я, не сомневаясь в искренности своих слов.

Надеюсь, Лиам никогда не узнает, что я такое произнесла. А если вдруг узнает, скажу, что надышалась чем-нибудь сильнодействующим. Нельзя, чтобы он даже догадывался, что я такого хорошего мнения о нем, а не то еще возгордится. Да и как я буду потом его оскорблять, зная, что он в курсе моих мыслей на его счет? Нужно во что бы то ни стало сохранить это в строжайшей тайне.

Мари неожиданно обнимает меня и почему-то смеется. Я прижимаю ее к себе правой рукой, но левая остается лежать на колене.

— Неужели, — хихикает она, — великая и ужасная Лили вдруг начала доверять «Каким-то там недоособям мужского пола», — ну и почему все так непохоже передразнивают меня?

— Эй, я сказала это два года назад и в шутку. Ну, или, по крайней мере, я была зла. Я дала списать домашку двум мальчишкам из моего класса, а они даже списывать, оказывается, не умели! Нас рассекретили, и я не хило отхватила за сие деяние. Это достаточно серьезное оправдание для моих слов, — да, на всякую ерунду у меня память прекрасно срабатывает, а как что-нибудь нужное, так нет, конечно, — Знаешь, что? А к черту сон! Я тут нашла новый сериал, не желаешь присоединиться?

***

Я просыпаюсь и начинаю судорожно ощупывать кровать, чтобы убедиться, что все, как и раньше, и только потом открываю глаза. Уже светло, а значит, будильник должен вот-вот прозвенеть. Не стану дожидаться, все равно не усну.

Поднявшись с кровати, я чувствую усталость. В последнюю неделю только так. Я постоянно просыпаюсь в самых тревожных чувствах, таких, что даже не сразу прихожу в себя. Мне ничего не снится, но паника накрывает меня с головой каждое утро, а потом дикая усталость, будто вовсе и не спала несколько дней. Но, потом все проходит. Ну, или почти все.

Мари лежит в кровати и тихо сопит. Видела бы она позу, в которой спит.

Я иду в душ. Даже он не помогает расслабиться. Ну, ничего, еще не с таким настроением справлялись!

Сегодня день похода с мамой по магазинам. Думаю, длительное наблюдение за тем, как она сначала досконально изучает вечернее платье, а затем примиряет, не заставит меня много думать и напрягать мозг. Тем более, что на всё время пребывания в магазине, мне понадобятся только две фразы: «Да, действительно прекрасный материал» и «Ого, как отлично сидит!». Нет, это вовсе не значит, что я только и делаю, что использую лесть, просто в материалах я разбираюсь так же, как и Мари в крутых фильмах, то есть ужаснее некуда. Ну, а вещи, которые подходят моей маме, она выбирает с невероятной точностью. Мне, конечно же, эта прекрасная способность не передалась, но это уже давно не новость.

После душа я подхожу к кровати, аккуратно, чтобы не потревожить сестру, залезаю и встаю на ноги. С минуты на минуту должен прозвенеть будильник.

Предвкушая маленькую пакость, я злорадно ухмыляюсь и бросаю телефон на подушку, рядом с Мари.

Ещё минута и комната заполняется криком: «Доброе утро, Вьетнам!». Следом я начинаю прыгать на кровати, игнорируя боль в руке, и кричать:

— Вставай, Дездемона! Я душить тебя пришел! — на русском языке. Мари вскакивает и испуганно озирается по сторонам в течении некоторого времени, а затем наконец фокусирует взгляд на мне.

— Идиотка! — кидает она в меня подушку, — Нормально разбудить нельзя?

Я падаю на колени и смотрю на сестру злым взглядом, выплевывая слова расстроенным тоном.

— Я дала тебе кров! Позволила скоротать ужас ночи в моих покоях. В моей постели! А ты! Не быть тебе моей пятидесятой женой! Неблагодарная. Пошла вон! — фыркаю я и выпинываю Мари из кровати, — Советую тебе бежать в свою комнату и скорее собираться, коль не желаешь пасть жертвой маминых ругательств. Вот видишь, даже теперь я спасаю тебя!

Мари лишь закатывает глаза, покидает мою комнату и оповещает маму о том, что у нас дома живет сумасшедший баран. Я точно не знаю, кого она имела в виду, но у меня есть предположения, что это Андре.

Ладно, маленькую гадюку из постели выгнала, теперь нужно одеться.

Из-за множества синяков на теле я всю неделю ходила в школу в одежде, полностью закрывающей тело. Лиам и так каждый раз, когда случайно замечал какой-нибудь синяк, видневшийся из-под рукава, сразу начинал тяжело дышать, укоризненно качать головой и поучать, что я повела себя, как глупая пятилетняя девчонка. А то до меня прямо не доходит…

Единственное, что одеждой не удавалось скрыть, так это небольшая гематома на правой скуле. Но, больших трудностей мне она не принесла. Живущие со мной люди легко поверили в историю о том, как я врезалась в раковину, наклоняясь за цепочкой, которую уронила. До незнакомых людей мне не было дела, ну, а для друзей отмазку придумывать не нужно было. Стайлз и Лиам очень постарались, чтобы все, кто более менее близко со мной общается, узнали, что я посмела прийти в лес. Так что каждый из них меня отчитал. А некоторые и не раз. А эти двое распространителей информации продолжают до сих пор. И насколько ещё хватит моего терпения, я не в курсе.