Страница 24 из 33
Действительно, сколько дурного вкуса окружает нашу жизнь, и как мало обращаем мы внимания на эту карикатуру культуры!
Совершенно иной мир в соседнем Гессене. Ряд небольших городков в живописных долинах. Многие дома построены из фахверка. В Аллендорфе целые улицы, ведущие к городской площади, состоят из четырех- и пятиэтажных домов фахверка, необычайно разнообразного, встречаются фасады из одного дерева и дома все старые – XVII и даже XVI в. Крыши покрыты только черепицей мутного темно-красного цвета.
Но из всех старогерманских городов останавливает внимание своим декоративным архаизмом небольшой городок Ротенбург, с остатками защитных стен еще XIII в.
Словно в ином мире, а не в Европе XX в. мы находились: трамвая в городке не было, и от вокзала конечная узкоколейная железная дорога [вела] в город, добрый километр до городских старых ворот, где старик-сторож сидел у своего домика <и встречал нас приветливым здорованьем.
Улочка проложена вдоль старых его стен, и небольшие каменные дома живописно-прихотливо разбросаны. Полная тишь на улицах, и во всем городке только 8000 жителей. Старые железные фонари висят на веревке, протянутой через улицу, полумрак, часы на башне отбивают четверти, и опять тишина.
Кельн. Собор. Фото конца XIX в.
На таком небольшом пространстве собрано так много старонемецкой архитектуры в окружении нетронутого целостного городского пейзажа XVI века. Оттого-то здесь так убедительно живописное зодчество и церквей, и домов с красноватым фоном башен и стен, окруживших этот городок, словно от современности отгородился оригинальный остаток прошлых веков.
Все слитно воедино, начиная с церквей XIV века, кончая зданиями эпохи Ренессанса – Ратгаузом, госпиталем и “домом строителей”. Здесь Ренессанс немецкий, скромными формами не выпячивающийся на центральную (и единственную) небольшую площадь.
Нюрнберг – это сердце старой германской жизни, а Ротенбург – кровь этого сердца.
Роттердам. Субструкции железной дороги. Фото конца XIX в.
Только все едут в Нюрнберг, он расположен по пути всюду и на главной железнодорожной артерии Германии, а >[347] Ротенбург – в стороне от главных магистралей железных дорог, не скоро в него и попадешь. Это какой-то забытый окаменелый кусок древнегерманского строительства, <окаменелая древнегерманская сказка. Нет музеев, магазинов. И только изредка попадается вывеска “колониальные товары”, где отыщется что-то и современное>[348].
После Ротенбурга я проехал в Кельн и с чувством какой-то досады пошел по улицам этого города. Это Европа со всеми ее атрибутами. Уж очень назойливы все эти ее достижения. Огромный вокзал, театр, музеи и общественные здания, выстроенные недавно, но под старую готику, и пошлый эклектизм в архитектуре богатых домов Гогенцоллернринга[349]. Слишком много воздаяний почести Гогенцоллернам. Всюду банальная скульптура Фридрихов, Вильгельмов[350]. Приторно! <Есть остаток старого Кельна – одна улочка, но мало типичная; после той самобытности городского пейзажа, что видел в южной Германии, особенно после Нюрнберга и Ротенбурга – здесь пустынно. В музеях есть сокровища живописи, особенно ее старой “рейнской школы”, есть много новых мастеров, но меня интересовал город в целом, его ансамбль>[351].
Роттердам. Пристань. Фото конца XIX в.
Здесь пустынно. После нескольких романских церквей, испорченных ненужным подновлением неумелых реставраторов, взор невольно обращается к знаменитому собору. <Это – одно из чудес готики, парит над городом. Его видишь отовсюду. Побродил денек, посидел в холодном соборе, где>[352] на светло-сером камне гладкой стены собора отражают солнце живописные цветные стекла. Такая воздушная фреска производит особое впечатление, углубленное густыми аккордами органной мессы. Купил в лавке Мария Farina рядом с собором знаменитой кельнской воды[353], так, по ритуалу, и убедился, что наш русский одеколон <Брокара>[354] в Москве лучше, и недаром он был выставлен в числе лучших одеколонов в магазине Вейлера в Вене, где было собрано все выдающееся в мире и по части туалета.
Роттердам. Канал в городе. Фото конца XIX в.
С массой впечатлений сел в ночной поезд, в уютный третий класс <(никогда не набитый народом, выберешь местечко поуютнее у широкого окна, завернешь ноги в плед, из кармана достанешь резиновую дорожную подушку, прикурнешь, да и проспишь)>[355], и проспал по примеру соседей, сидя всю ночь. Денег обычно у меня было немного, чтобы можно было пользоваться спальными вагонами хотя бы второго класса, и только поздней, когда заработки увеличились, позволял себе это удовольствие, но никогда не пользовался международным вагоном, и только однажды с больной ногой я должен был воспользоваться этим комфортом.
Раннее весеннее утро. Открыл окно вагона – и какая радость! Поля с цветущими тюльпанами, гиацинтами и нарциссами, как шахматная доска. Каждый квадрат засеян одним цветом. Эти мягкие тона – акварель! Удивительный пейзаж. Мы в Голландии, скоро Роттердам. Границу проехали незаметно, и никакой таможни не было. На вокзале в Роттердаме у входа сонливый чиновник, типичный розовощекий одутловатый голландец, молча мотнул головой, взглянув на мой чемодан, как бы спрашивая: «Есть что-нибудь?», – и я ему в ответ также молча покачал отрицательно головой – поняли друг друга!
Амстердам. Новая застройка бульвара. Фото начала XX в.
Выбрал незатейливый отель, бросил свой чемодан и скорей на улицу, и, прежде всего, на центральную рыночную площадь.
Какая толпа! Рынок расположен у канала, весь город состоит больше из каналов, чем из жилых кварталов.
Тут же, на рынке, и статуя Эразма Роттердамского[356]. Вот он – остроумнейший человек, взирающий так углубленно на человеческую глупость, коей и написал свою знаменитую «Похвалу»[357]. А вокруг памятника масса тележек с зеленью, лавки с мясом и лавки с кучами рыбы, поодаль – тележки с цветами, а вот – расставлена на мостовой посуда, и какая оригинальная – все из Дельфта[358]; тут и простые расписанные фаянсовые кувшины, глиняные зеленые примитивные подсвечники, тарелки с удивительно-наивными рисунками, присущими только дельфтскому фаянсу. Мы в музеях собираем «старый Дельфт», а здесь новый в старых рисунках. Торговки, торгующие какао, сидят на больших глиняных корчагах[359], покрытых стеганой подушкой; в корчагах – горячее какао, а на длинном шесте навздеваны мелкие крендели. Из фаянсовых кружек пьют молчаливые, скорее полусонные, чем задумчивые, голландцы; много матросов в их кожаных оранжевого цвета широких штанах и в деревянных башмаках (сабо). Длинная деревянная простая скамейка, медлительно усаживается голландец, долго курит сосредоточенно длинную и тонкую белую глиняную трубочку, а затем начинает пить какао. Присел и я, больше объясняясь жестами, т. к. голландский язык понять еще можно, но объясниться на нем невозможно, тем более что слова цедят, все время что-то жуя. Попробовал мутное какао, крендели мелкие из кукурузной муки, обильно смазанные каким-то маслом, только не сливочным. <В отеле объясняться легко. Там “миннгер” лакей говорит и на немецком, и на английском языках. Кстати: я спросил себе кофе, произнося кафе1 – “кофий”, – поправил меня голландец; напрасно мы смеемся, когда говорят по-русски “кофий” – это правильное голландское слово>[360].
347
Там же. Л. 63 об.–64.
348
Там же. Л. 64.
349
Улица в Кельне (нем. Hohenzollern Ring).
350
Вероятно, речь идет о конном памятнике королю Пруссии Фридриху Вильгельму III скульптора Г. Блезера, открытом на площади Хоймаркт в 1878 г. Автором проекта стал немецкий скульптор Г. Блезер. В Кельне возле моста Гогенцоллернов, получившем свое название в честь немецкой графской, княжеской, королевской и императорской династии, на обоих берегах реки Рейн находятся конные статуи представителей этой династии. На левом берегу, на смотровой площадке расположен памятник Вильгельму II, который гордо восседает на своем храбром коне, пристально смотря вдаль.
351
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 64 об.
352
Там же.
353
Одеколон (фр. eau de Cologne – «кельнская вода») – духи, созданные итальянским парфюмером Иоганном Марией Фарина, основавшим в 1709 г. в Кельне мануфактуру – старейшее парфюмерное предприятие в мире.
354
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 64 об. Возможно, речь идет о продукции московской парфюмерной фирмы «Брокар и Ко»: получившем широкое распространение в России одеколоне «Цветочный» (1882) или о духах «Персидская сирень», отмеченных Большой золотой медалью на Всемирной выставке 1889 г. в Париже.
355
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л.64 об.
356
Кейзер Хендрик де. Статуя Эразма Роттердамского на большом рынке Маас-Гафенштадт в Роттердаме (1621).
357
Речь идет о сатире Эразма Роттердамского «Похвала глупости» («Похвальное слово Глупости») (1509).
358
Делфт (нидерл. Delft) – город и община в Нидерландах, в провинции Южная Голландия, между Роттердамом и Гаагой. В XVII в., когда Делфт переживал «Золотой век», там возникло массовое гончарное производство. Делфтские мастера имитировали изделия популярного в Европе сине-белого китайского фарфора. Помимо китайских рисунков мастера изображали на посуде и изразцах традиционные голландские пейзажи, библейские сюжеты и цветочные композиции.
359
Корчага – глиняный сосуд больших размеров.
360
РГАЛИ. Ф. 964. Оп. 3. Ед. хр. 29. Л. 65 об.