Удача

Тётка испуганно замотала головой.

— Хорошо. — я улыбнулся, попытавшись успокоить её. И, сведя брови к переносице, прорычал. — Теперь, женщина, повтори, что я сказал правильно и принеси бересты, я запишу, как надо.

Я уже несколько дней возился с крышей, посматривая на зевак, привлеченных моим неумелым копошением. На третий день, ко мне на верх поднялся огромный детина.

— Варлам. — пробасил он, глядя мне в глаза и сложив руки перед грудью как ученик-первоклашка, друг на друга.

— Тилимилитрямдия, — не дождавшись продолжения, для улавливания смысла его речи, ответил я, не убирая взгляда снизу вверх.

И резкая пустота в глазах. Я его выключил, что ли? Вон, даже руки вниз поползли, ослабев. Ладно, хорош придуряться:

— Я плохо говорю. Я не знаю слова варлам. Это что?

— Моё имя — Варлам! — руки вновь прыгнули в положение примерного ученика.

— А руки так зачем? — я повел подбородком в сторону этих двух брёвен. Могучий дядя, у него рука в запястье, как у меня нога в месте сращивания организма в единое целое.

— Руки? — только не выключайся давай. Зависнешь, а где у тебя сброс, я не знаю. — Ну мы же знакомимся, руки так делают. Вот ладони открыты и вниз, все что держишь, упадет. Чистые руки, чистые мысли.

— Нет ничего в руках, говоришь? — я сложил руки, подражая этой громадине. — Максим.

— Я помочь крыша. Кровь из глаз на тебя смотреть.

Я поморщился, неужели я таким же макаром разговаривал с иностранцами на чистейшем, как я думал, английском языке, там на Земле. И тут же поймал себя на мысли, что уже различаю, когда со мной разговаривают косноязычно, примитивно упрощая построение фраз. Я улыбнулся:

— Варлам, а давай ты будешь говорить правильно, а то у тебя кровь из глаз, у меня из ушей, крыша дырявая — всю комнату кровью зальём.

Зря я на кровлю наговаривал, то, что она устояла от такого громового хохота, ей несомненный плюс.

— Максим, вот ты здесь пытаешься из щебня сделать накопитель. — отсмеявшись, Варлам пошатал стропила рукой. — Давай все сломаем, и новую крышу поставим. А это, — еще один тычёк пальцем шатнул конёк, — это будет дровами.

Я взялся обеими руками за стропилину, подёргал себя относительно бревна туда-сюда, глянул уважительно на конечности собеседника, вздохнул:

— Варлам, нужен лес. Нужны деньги. У меня нет. — а десяток серебряков Аглая пусть на что другое тратит.

— Я могу дать. Могу лес, могу деньги. — Варлам оценивающе оглядел меня с ног до головы. — Отработаешь.

— Интересно, как? — кажется, меня пытаются захомутать.

— Сейчас сходим в трактир, посидим, выпьем вина, подумаем, что ты умеешь. Напишем договор. Ты подпишешь, и я дам денег. — ну точно, хомутают. Сейчас еще трензель в зубы воткнут и губами причмокнут, мол, поехали.

— Я плохо разговариваю. По-вашему писать я не умею, как и читать. Но не надо считать, что и думать я не умею тоже. Спасибо за помощь, Варлам. — открытые ладони вниз, чистые руки, чистые мысли. Да пошёл ты.

Но идею ты мне подал, не стоит лепить конфетку из неподходящего сырья. Кстати, «делать из щебня накопитель» — в словарь. Вечером поговорю с Аглаей, подскажет, где взять материал. Еще насчет инструмента договориться, сделаю я крышу, я окончательно проснулся, очнулся от охватившей меня апатии. И вот зря вы меня разозлили.

Я откинул отросшие волосы назад и перевязал лоб ремешком из мягкой кожи. Удобно, пот не так заливает глаза. Вылез из шалаша, где отдыхал, пережидая послеобеденную жару. Чтоб далеко каждый день не ходить, ночевал я тут же, на деляне. Аглая или кто-нибудь из пацанов, в обед приносили котелок с похлёбкой, хватало на обед и вечером перекусить. Как же спину, все-таки, тянет.

Поплевав на ладони, взялся за длинную рукоять тяжелого топора. Поехали. До темноты заготовить еще один ствол, и хватит на сегодня. Два-три ствола в день свалить и обтесать от веток, топором, я так считаю — неплохая производительность для капитана ВДВ. За дюжину дней, двадцать восемь лесин-то, да запросто. Жердей на прожилины я наготовил, Аглая прошла по соседям, уговорила соседок помочь заготовить камыша. За это они забирают тёс, и ещё я должен буду воз жердей. Без срочности, как пойдёт, с самовывозом. Завтра сходить к хозяину зура, за два бревна он поможет вытащить заготовленный лес к дому. Пацаны хозяйкины тоже на промысле. Собирают коноплю, наркоманы малолетние. Её я договорился на рынке сменять на веревки по весу, один к четырём. С инструментом так вообще удачно получилось. У Аглаи покойный муж, оказалось, был плотником. Инструмента — полная сараюшка. Да неплохого качества. Я подошел к очередному, отмеченному баронским лесничим, дереву. Обошел. Выставил подпорки из жердей. Давай, Максим Леонидыч. Наискось — тюк, наискось — тюк, прямо подрубить — тюк. А Варлам. Пусть. Идет. Целует. Клык. У мертвого. Моржа. Сука, надо подстричься.

Зур. Я, честно, думал — это какая-нибудь порода лошадей, в крайнем случае — бык. Мимо проползла толстая ящерица. С телом, метров трёх длинной. С коротким, если вспомнить привычные глазу пропорции, хвостом. На завре что-то вроде кожаной жилетки, с вшитыми металлическими кольцами то тут, то там. Это упряжка такая на нём. Скотина, килограмм за шестьсот. Тупая до жути. В кольца жилетки продеты веревки, коими обвязано бревно. Так вот, этот ящер, скорее всего, даже не понимал, что он что-то тащит. Обманчиво неспешными движениями лап, зур достигал скорости быстро идущего человека. Груженый нормальным таким бревном. Волоком. Ладно, мужик, вот эти десять бревен во двор, и одно забирай. Я пойду дальше лесозаготовкой заниматься. Двадцать шесть во двор свезешь, еще одно заберешь, как договаривались. Руки к груди, как первоклашка. Научить их рукопожатию, что ли?

Бревно волоклось по, пробитой предыдущими ходками, дороге примечательной фактуры. Предпоследний ствол. Последний заберет хозяин зура. Это без меня. А на этом дереве, подцепленном к звероящеру комлем вперёд, катился я. Ударными лесозаготовками с тела слизало всё, напоминающее жирок. Вместо расчетной дюжины, я пробыл в лесу десять дней, мышцы, выдавив всю молочную кислоту, вошли в форсированный режим, и за последние дни я не только кромсал по четыре ствола в день, но и заготовил обещанный воз жердей и стаскал в одну большую кучу весь тёс. Дома сегодня остаток дня отдохну, и завтра надо браться за роспуск брёвен на доски. Я лихо вкатился во двор Аглаи и, соскочив с бревна, замер. Четыре мужика в два потока пилили бревна на доски. Двое обдирали свежие стволы от коры. Еще трое были, я так понял, на подхвате и подмене уставших. Аккуратно сложенный штабель готовых досок, укрытый от лучей солнца лоскутами коры, высился на открытом пространстве, предоставив ветерку возможность не торопясь себя подсушить. Нормально, хулиганы работы лишают. Пара на одних козлах как раз закончила распил, с бревна спрыгнула знакомая кряжистая фигура. Варлам подошел ко мне и вскинул руки перед собой, кладя их одна над другой. Всё, решено. Сейчас будем учиться моему приветствию. Смысл тот же, мол, не держу в руках оружия, воспримут, думаю, быстро.

— Ты зря обо мне плохо думаешь. Яр всем помогал, и мы бы помогли его вдове, — прогудел раскат грома изнутри этой горы. — Я не хотел тебя кабалить. Но мне понравилась твоя самостоятельность.

— У меня на родине говорят: «Кто старое помянет, тому глаз вон», — кивнул я этому основательному великану, и протянул руку для рукопожатия.

— Глаз? — гиганта ощутимо передернуло, как землетрясение по скале прошло. — А рука так зачем? — Варлам покосился на протянутую мной конечность.

— Это тоже традиция моей родины. Надо пожать в ответ своей рукой. Смысл тот же, не держу зла. — улыбнулся я, чтобы тут же попытаться сдержать шипение. В гидравлический пресс я руками не лазил, но, сдаётся мне, последствия будут похожие.

— Артель свою распустил уже? — будем надеяться, что это слово обозначает именно «артель», или «бригаду».