Страница 4 из 18
– Но ведь она это выделывает за пару дней до приступа.
– Да.
– Значит, есть тенденция.
– Верно.
– Значит, пишите. Еще немного и уже сам Охрименко поверит, что не с этой планеты, эта наша Анечка.
– Я думаю, он давно уже понял, – усмехнулась Света. – просто боится.
– Охрименко? Хе-хе, боится? Чего?
– Как минимум того, что образ его, этакого психиатра–механициста, не верящего ни во что, кроме того, что все в мире приводится в движение большими, ржавыми шестеренками.
– Да брось, Светланочка, – усмехнулся Станислав Сергеевич. – Не такой уж он архаичный и консервативный…
– Архаичный! Вот это в точку. Самый, что ни есть!
– Все его методы и его работы… А ведь от них веет и современностью, и инновациями! Между прочим, он практически лучший.
– Вы просто повторяете первые строки его брошюры?
– Нет, – засмеялся главный врач. – Но он лучший, это неоспоримо.
– Психиатр, это да. Но также он наверняка лучший коммунист, материалист и атеист.
Станислав Сергеевич засмеялся:
– Но медицина – это наука, Светочка.
– Вот и боится Охрименко, что будет подорван его стиль научного сухаря.
– Нужно, предпринять некоторые меры, – подняв указательный палец, строго кивнул Станислав Сергеевич. – Например, запретить ей подолгу общаться с пациентами.
– Но…
– Знаю, это мы уже делали и у нее начался приступ на почве ограниченной… Как там?
– Ограниченной свободы.
– Да. Но тем не менее нужно как-то хитро огородить ее от долгих бесед.
– Огородить?..
– Отвлечь как-то. Передай санитарам.
– Думаете она уж совсем плохо влияет? Ребята вроде как замечают, что она, наоборот, очень добрая…
– Добрая?!
– Ну да, – растерянно ответила Света, – добрая это не лучшее, конечно, в данном случае слово, я понимаю…
– Йосиповна раскусила ее раньше нас всех, – говорил главный врач, упорно следуя за ходом своих мыслей. – Она, говоришь, успокаивает других пациентов? Да, но тем самым их запутывает в глубину их же безумия. Например, Леонид, что-то ей рассказывал о Древнем Риме. Не помню в чём была суть истории, то ли про Нерона говорили, то ли еще про какого-то там их императора… В общем, что-то он ей рассказал. Сам-то он ведь ни черта не знает про это, ему ведь просто кажется, что он историк… Она начала спорить, причем по ходу спора она успокаивала его, советуя ему меньше думать. И вот, пожалуйста! Леониду, как все мы знаем, нужно меньше размышлять, его расщепление личности в ином случае начинает обостряться. Наша заботливая Анечка ему советует не думать много, любит говорить: «Леонид, дорогой, вы себя погубите…». Но в итоге она ему твердит, что Нерон на самом деле говорил не так, сделал не то, да и физики того времени не знали, что можно так-то и так-то. Но, продолжает советовать ему, чтобы он не грузил себя мыслями.
– Ну, она же не психиатр, – улыбнулась Света. – Думаю, что ей может быть просто скучно и она делится мыслями с Леонидом.
– Хех, – засмеялся профессор. – Так-то оно так! Но у нашего Леонида внутри есть две личности, которые мы усиленно стараемся искоренить и вернуть старичка социуму. Одна его личность – историк, а вторая, как он считает, – физик. Вот, пожалуйста, наша Анечка заботливо отправляет нашего Леонида обратно в палату, где он на полную катушку расщепляется, и Леонид-физик с Леонидом-историком спорят о Риме. Ну, так как? Помогает или успокаивает?
– Я даже не думала об этом. Думаете, она специально?
– Никто не знает, что думать, а что не думать. Но ее нужно оградить от остальных. Не полностью, лишь немного. Отвлекать от бесед с ними, не давать возможности собираться в коридорах, это ни к чему.
– Хорошо. Я передам всем.
– Беги работай, Светочка, – вздохнул Станислав Сергеевич. – Спасибо тебе за все, не смею задерживать, и так надоел уже.
– Ничего подобного!
– Ой-ой, – скривился главврач, – если я и не надоел, то активно пользуюсь твоей отзывчивостью. Беги, я краду у тебя обеденное время.
– Ладно.
Медсестра встала с кресла и направилась к двери.
– И еще, Свет. Вопрос!
– Да?
– По поводу Гриши. Невролога нашего. Ты говорила, что он бегает к нашей Ане, узнавать прогнозы на футбол.
– Да, – печально кивнула медсестра, – бегает.
– И как?
– Вы имеете в виду, хорошо ли она предугадывает?
– Именно.
– Наш невролог Гриша еще ни разу не проиграл, – кивнула Света.
– Ясно. Не сомневался.
Дверь за Светланой закрылась, и Станислав Сергеевич погрузился в мысли.
Глава 2
День закончился. Весна сегодня днем показала себя чересчур хорошо. День выдался очень теплым, даже перед полуднем небо было удивительно ясным, светлым. После обеда даже стало немного жарковато. В воздухе весь день чувствовались летние нотки, а закат, казалось, был отсрочен чуть ли не на час. Эту оплошность, весенняя пора года исправила под самый вечер: облака спустились ниже и на землю хлынул дождь.
Ближе к часу ночи дождь усилился. После двух он заметно ослаб. По жестяным козырькам, за окнами, стало барабанить реже. Вместо дождливого шипения, сквозь оконные решетки прорвался запах свежести. За больницей, в ее внутреннем дворе, располагался небольшой сад. Именно он наполнил воздух запахом сирени и мокрой травы. Печальный, скучный ветер стал окрашен ароматами желтых тюльпанов и проник в каждый уголок палаты, властно разгуливая по закоулкам тоннелей коридоров. Весну теперь чувствовали даже стены больницы. Проронив последнюю каплю дождя, опустошенные тучи вздохнули и задремали над крышей, их бы даже не было видно, если бы не свет луны, который, казалось, подсвечивал облака изнутри. Больница и ее сад казались немного одинокими, желтоватый свет из коридорных окон в этих бледных лучах, наделял здание ложной таинственностью.
Маргарита, дежурившая этой ночью на третьем этаже, чувствовала себя не очень хорошо. Днем ее мучила сильная мигрень, а сейчас голова казалась наполненной свинцом. Шел уже третий час, утомленность опускала веки на глаза. Она сидела за столом в конце коридора, ее руки освещал свет тусклого ночника; весь коридор был залит оранжевым, вздрагивающим светом лампы. На столе лежал томик Джоан Роулинг с закладкой на сто шестой странице, рядом возле ночника, червовым валетом вверх, лежала колода карт, оставленная каким-то санитаром с прошлого дежурства. Джоан Роулинг плохо читалась этой ночью, тяжелая голова, притупленные от мигрени мысли не позволяли сосредоточиться. В коридоре было абсолютно тихо, лишь капли дождя срывались с крыш, цепляя на пути все выступы. Над дверью лифта застыла электронная, зеленая цифра "1". Механизмы, медицинская аппаратура, пациенты – все вокруг было погружено в сон.
Она вздохнула, печально подпухшими глазами взглянула на свою книгу, мысленно снова постаралась ее открыть. Если все, что у тебя есть с собой – это книга, но тебе не хочется читать, значит, ты в той еще западне. Где-то, в одной из палат послышался хриплый мужской кашель. Маргарита узнала этот хрип. Леонид. Он, по всей видимости, переваливался с боку на бок.
Тишина. Лишь отдаленный писк старой ртутной лампы, на которой из-за сквозняка вздрагивают на паутинках высохшие насекомые. Звук этот словно заигрывает с навязчивым писком в ушах Маргариты. Дежурная опустила голову щекой на стол, затем подложила под голову руку. Перед ее глазами виднелся корешок книги. Она прикрыла тяжелые веки, фиолетовые капиллярчики наполнились кровью уставшей женщины. Веки, казалось, рухнули. Очень уж сильно хотелось спать. В глазах ощущалось жжение. Даже час сна, понимала она, спас бы ее от несносной усталости. Веки напряженно постарались подняться, но расплывающийся корешок книги растворялся в ее засыпающем сознании. Вся тяжелая тишина вместе с ее мыслями, медленно закружились вокруг нее и ее стола, голова становится легче и сами тучи, казалось, шепчут ей: «Довольно… Спи с нами, после нашего дождя нечего бодрствовать». Она сладко засыпает. Дыхание дежурной медсестры становится ровнее, дневное напряжение без следа мигом ушло с ее лица, кожа посветлела, разгладилась. На ее мягкой руке глубоко заснул ее разум.