Страница 1 из 6
Две осенние встречи.
1.
Ольга отрешённо сидела в зале суда на той самой скамье, на которой даже не думала оказаться ещё вчера. Потухшими глазами она смотрела на сестру Серафиму, сына Кирилла, адвоката и его помощницу. Вот-вот зайдет судья и зачитает приговор. «Да всё равно, что они там решат. Я сделала то, что должна была сделать», – подумала Ольга и подняла свой взгляд на пока ещё пустующее кресло судьи.
– Встать! Суд идет! – громко объявила секретарь заседания.
В тишине зала зашуршала судейская мантия. Судья холодным взглядом оглядела присутствующих в зале и начала:
– Провозглашается приговор…
2.
Ольга стояла у окна. На улице шёл дождь. Холодные капли стекали по стеклу. Она смахнула слёзы и принялась готовить отцу ужин.
– Ольга! – послышался из спальни хриплый, но властный голос Александра Павловича.
– Чего тебе? – громко спросила Ольга.
– Подойди, – сухо и жёстко сказал отец.
«Опять командует! – подумала Ольга, – сил уже даже ложку поднять нет, а всё начальник. Деревянный мундир по тебе плачет». Эта ненависть к отцу, казалось, родилась вместе с ней. Так ненавидеть можно только человека, лишившего тебя кого-то из близких.
Ольга зашла в комнату к отцу. Здесь стоял резкий запах лекарств, перемешанный с запахом старости. Отец полулёжа сидел на кровати и щёлкал программы телевизора.
– Принеси мне травяного чая. Только, – Александр Павлович сделал небольшую паузу и поднял холодные глаза на Ольгу, – не очень горячий. Затем небрежно махнул рукой, будто выгоняя её, – Иди уже! Шевелись ты быстрее.
Ольга, молча, вышла на кухню, опустилась на стул, и глухой стон вырвался из её груди.
– Господи! – она встала на колени перед маленькой иконкой, висевшей в углу кухни – Господи! Прости меня. Я не могу больше его терпеть. Но почему, почему ты всё никак не заберешь его? Он должен попасть в ад. Только там ему место.
Насылая на отца гневные проклятья, она открыла свою сумочку и достала из глубины маленький пузырёк, завернутый в мятую газету. Это был отвар из вороньего глаза. Она сделала его из тех ягод, которые собрала, когда ездила с сестрой за грибами. Сама того не понимая, она собирала ягодка за ягодкой, тщательно пряча их на дно лукошка. Что с этим делать поняла уже дома. Ольга вспомнила, как бабушка рассказывала, что отваром из этой ягоды её мама свела в могилу ненавистного участкового, который изнасиловал её в молодости и потом всю жизнь издевался. Все в деревне тогда подумали, что помер он от водки – уж больно любил.
Рецепт отвара бабушка дала внучке ещё несколько лет назад. Тогда Ольга не придала этому значения, но отказываться не стала. Теперь этот день пришёл.
– За всё, – шептала Ольга, – за мою исковерканную жизнь, за смерть бабушки Софии, за твоё скотское отношение к людям. И пусть я попаду вместе с тобой в ад, но ты будешь гореть, а я буду это видеть.
Она подогрела травяной чай и влила туда ядовитый отвар.
– Ну, скоро ты там, ворона? – раздраженно крикнул из комнаты Александр Павлович. – Зачем Вальку отпустила? Она бы всё уже сделала.
– Иду, – полушёпотом ответила Ольга.
Руки дрожали. Сделав глубокий выдох, она вошла в комнату отца и поставила чай на столик у кровати.
– Вот твой чай, – она хотела сказать «папа», но язык не повернулся.
Ольга медленно вернулась на кухню и подошла к окну. Прижалась лбом к холодному стеклу и пустым взглядом стала рассматривать во дворе островки последнего снега, поедаемого дождем.
3.
Александр ввалился в избу, громко топая грязными по щиколотку сапогами.
– Валька! Валька! – заорал он, опускаясь на табурет. – Ты что, сука, мужа не встречаешь, поганая твоя душа!
Сию же минуту Валентина выбежала из комнаты:
– Сашенька, ну что ты опять ругаешься. Оленьку купала, – стаскивая грязные сапоги с мужа, виновата шептала Валентина.
– Оленьку! Нагулянную твою! – шипел Александр.
– Да что же ты, Сашенька. Она дочка твоя, родная. Кровинушка твоя.
Александр схватил своими толстыми сальными пальцами Валентину за растрёпанные волосы и, смотря в упор своим колючим взглядом, пьяным голосом сказал:
– Моя кровинушка, говоришь? Серафима моя кровинушка. Её прямо с меня художник писал. А откуда эта белокурая в нашей семье, я не знаю, – переходя на крик, он потащил Валентину в комнату, где в маленьком металлическом корыте стояла, дрожа, крошечная девчушка. Мокрые кудряшки подрагивали в унисон тельцу то ли от холода, то ли от страха перед пьяным мужиком.
– Она не нашего рода – произнёс Александр, ткнув в грудь девочке, – нагуляла сука!
Валентина упала на колени и громко зарыдала. Вся деревня знала о том, что Александр – гулёна ещё тот. Почти все незамужние, да и некоторые замужние, бабы побывали на его скрипучем топчане в конторе. А уж кто не дружил с ним, так житья тому в деревне не было. Директор заготконторы имел большую власть – любого мог в бараний рог скрутить. Так что все старались не ссориться с Александром.
Валентина была скромная и безропотная, безумно влюблённая в своего мужа, женщина. Ей голову поднять было некогда, не то что ребёнка на стороне нагулять. Он ведь её в жены взял из дядькиного дома, почти сироту, без кола и двора, полуграмотную. Зато мордашкой была смазливая и характером мягкотела, а с его нравом именно такая и нужна.
Александр намеренно обвинял Валентину в том, что Оля не его дочь: «Бабу-то в узде держать надо, чтобы ненужных вопросов не задавала», и на счёт родства не сомневался, знал, что дочь его. Но порядок есть порядок. Пусть боится.
Из своей маленькой спальни вышла Софья Ивановна, мать Александра. Слегка наклонив голову на бок, посмотрела с укоризной на сына.
– Сашка! Зачем над супружницей издеваешься? Верна она тебе, сам знаешь.
– Не лезь, мать, не лезь! Я тут решаю, что говорить, а что делать. Сказал, сука она, значит, сука!
Александр снял пальто и бросил его Валентине.
– Почисти. Сейчас.
Валентина молча пошла в сени выполнять приказ мужа. Софья Ивановна взяла полотенце, обернула в него маленькую продрогшую Ольгу и унесла девочку в свою комнату.
Александр следил за всем своим пьяным взглядом, потом сбросил ботинки и сел за стол, широко расставив локти. В углу комнаты стояла напуганная восьмилетняя Серафима.
– Что уставилась? – спросил отец. – Давай неси что-нибудь пожрать. Что там мать приготовила?
Девочка неуверенными движениями стала накрывать на стол. Она видела, как это делает мама, но прежде не расставляла ни тарелки, ни приборы сама, поэтому всё выглядело нелепо.
– Вот ты такая же тёлка, как и твоя мать, – с недовольным видом пробурчал Александр. – Иди лучше её позови.
Сима выбежала в сени. Через секунду вошла Валентина, приглаживая растрёпанные волосы.
– Водки налей!
– Да тебе, поди, хватит, Сашенька.
Муж поднял холодные глаза.
– Сядь! – указал он на табурет, стоящий в углу. Валя покорно присела. – Я от тебя ухожу.
Валентина зажмурила глаза, будто желая представить, что это сон. И каким-то беззвучным слабым стоном выдавила из себя:
– Куда? К кому?
– Какая разница? Я уезжаю из этой дыры в Елисейск. Решено и точка. Спать сегодня лягу здесь, на скамье. Постели мне.
Валентина схватила с печки платок и со слезами выскочила на улицу.
Весь следующий день Валя просидела в избе. Воды она не носила, детей не кормила, мужу ужин не готовила. Только изучала пустым взглядом деревянные стены избы и решала как быть дальше, как поднимать девочек. У неё не было ни образования, ни специальности. Да и работать ей ещё не приходилось, всё умение сводилось к тому, чтобы быть замужем. С самого утра Александра не было дома и где он – никто не знал. Вернется ли сегодня или больше не придет в этот дом как ее муж и хозяин? Ей нужен был хозяин, по-другому она не умеет, не привыкла.