Страница 8 из 16
Он выложил на стол из кармана потрёпанную книжку. Алексей заинтересовался, текст был еще с «ятями». На первом листе стоял расплывшийся штамп Пермской епархиальной библиотеки за 1905 год.
– Раритет, наверно, денег стоит.
– Ну каких денег, прости, Господи, разваливается уже. Хотите – берите, я новую куплю вот на денежки-то, хорошую, а то как службу вести с таким?
Алексей, смутившись, книжку не взял.
– Вот ведь еще машинка старая совсем стала, двигатель барахлит, вот бы ее поменять еще… Да где уж мне, ведь приход небогатый совсем, – стенал поп.
Алексей, присмотревшись к служителю культа, вспомнил, что где-то его уже видел, точно, по телевизору недавно про него фильм был. Но совсем в другом месте снимался.
– А я вас по телевизору видел, вы вроде в Ленске работали или как там у вас называется. А почему теперь здесь?
Отец Игорь вздохнул:
– Да уж четыре года прошло, был там, дали восстанавливать храм, уж и дело пошло, а владыка снял, сюда направил, говорит, здесь церковь новая, деревня большая, прихожан будет много, попечитель, что храм выстроил, богатый, поможет. Ну и соблазнился, а куда деться, у нас ведь как в армии— куда пошлют, там и служишь. Да вот всё не так вышло. Дохода нет, село пьющее, работников мало, на службы только старушки ходят немощные да неимущие. Вот Николай приехал, подает иногда, да попечитель помогает, дом выстроил, а то жили в школе старой, разрушенной. Мне бы еще тепличку к весне бог бы дал, я бы с супругой огурчиков вырастил да на стол владыке, может, послал бы в приход побогаче… Ну, пойду я, Николай Александрович, занесу благодарственное письмо потом, или вы ко мне заглянете.
Отец Игорь быстро откланялся.
Николай заметил:
– Видел, как на Евангелие старое смотрели. Увлекаетесь стариной?
Алексей покачал головой.
– А я увлекаюсь. Тут места особенные. Вокруг деревень староверов было много, до семидесятых годов держались, а еще более интересны времена древние, тысячу лет назад тут жили компактно люди, оставившие после себя много вещей. От гляденовской до родановской культур – все тут были. Как раз между речками, знаете? Большой и Малый Туй, недалеко. Меня это очень занимает.
Алексей непонимающе кивнул. Для него это был темный лес. Собеседник понял это, достал из угла какой-то прибор с кругом внизу.
– Металлоискатель. Увлекательное времяпрепровождение, поверьте. Вот монетки старые ищу, – показал он горсточку невесть откуда взявшихся старых, еще царских кругляков темной меди. – А кстати, на Большом Туе весной рыбалка замечательная, щуку местные острогой берут.
– Пора нам, – осторожно заметил молчавший до этого Виталя.
– Да, пора поедем, а то ночь уже, – отозвался Алексей.
– Ну, пора так пора. Если что, заезжайте, всегда рад, спросите, где местный кузнец, – это я. С железом балуюсь немного, деревенские иногда ходят, редко, правда, просят что-нибудь отковать. Я не отказываю.
Друзья собрались и вышли в ночь, которая холодно освещалась яркими весенними звездами на безоблачном небе.
– Странный человек, – заметил Виталя.
Алексей кивнул:
– Странный. Но хороший, видать.
На хороших людей у него был нюх, а попадались ему такие люди чрезвычайно редко.
Критерий хорошести человека у Алексея был довольно расплывчатый и субъективный. Чтобы вступить с людьми в хоть какие-то малейшие отношения, ему надо было проверить человека с макушки до пяток, поговорить, помолчать, ощутить невербальные вибрации, хотя что это такое, он и сам не понимал. Понятно, что сделать это было практически невозможно, поэтому все друзья были у него старые, еще со школьных времен. А тут еще кризис среднего возраста подкатил. В его интерпретации это выражалось в отсутствии каких-либо осознанных и исполнимых желаний. Вот раньше хотел он то машину, то квартиру, то жену, то отпуск на море, старался, бил лапками молоко, превращая в масло, приближал желаемое, после наслаждался победой и снова ставил себе далекую, но достижимую цель. Считал он это целеполагание правильным и был вполне доволен своей жизнью. Но при подходе к сорока годам желания поутихли, расплылись, «яблочко» цели, которое должно маячить впереди, расфокусировалось, и как-то раз Алексей с ужасом понял, что ничего не хочет. Он пытался усилием воли захотеть чего-нибудь, придумывал варианты, но все впустую – ничего его не цепляло. В итоге он вконец расстроился и решил, что жизнь кончена, впереди пустота и смысла продолжать нет. Мысли о смерти его преследовали где-то полгода. Было две проблемы: во-первых, Алексей смерти не боялся, размышляя о ней как об очередном неизбежном событии в жизни, как рождение, окончание школы, университета, первый секс, последняя любовь, женитьба, развод и прочее, что всегда бывает. Поэтому сам уход из жизни его не вдохновлял своей смелостью и неординарностью. А во-вторых, у него не было детей, а детей он иногда хотел, но не сильно, так, просто чтобы кто-то в старости, раз уж суждено дожить до нее, принес стакан воды. Но для того чтобы появились дети, нужна была жена, а первая жена ушла и не вернулась.
Вторую же он искал спустя рукава, потому что жениться Алексей если и собирался, то только на любимом человеке, а чтобы такой появился, необходимо было два условия – человек должен быть хорошим, а кроме того, необходимо возникновение сложного чувства, рожденного эмоциональным бессознательным, под названием «любовь». Даже с первым условием у Алексея возникали проблемы, не говоря о втором. Поэтому он боролся с отсутствием целей и желания продолжать существование различными методами.
Первый метод был стандартный, проверенный веками – религия. В поисках смысла жизни Алексей пытался ходить в церковь. Но зайдя туда, не нашел ответов, ибо попа, который шастал там в золотой одежде, хорошим человеком не считал, поговорить с ним по душам стеснялся, а сам святой отец переминающегося с ноги на ногу человека с растрепанными волосами, мнущего шапку посереди храма, постарался не заметить – таких много шляется, очередь у святого отца, а дел мирских невпроворот, дети, квартира, машина, вторая работа. Тогда Алексей помялся, помялся, всем видом показывая, что ищет смысл жизни в вере православной, да так и не заинтересовал попа. Денежку дал сирым и убогим упитанным пьяненьким мужичкам у церкви и ушел, не найдя ничего, что сулила мировая литература и история вошедшему в лоно церкви.
Второй метод был проще – хобби. Сначала хобби был спорт, потом рыбалка, но все быстро надоедало, оставляя лишь редкое желание повторить или инертную потребность, как например, спортзал два раза в неделю. Но поиск увлекающих его дел занимал, что давало Алексею кое-что для ухода от кризиса. А еще были друзья, которые, несмотря на редкие встречи, давали ему заряд бодрости и желание жить.
Вообще, компания друзей у Алексея подобралась странная. Познакомились они все еще в детстве, в последних классах советских школ, собравшись под сенью одного полунеформального объединения, воспевающего идеалы всех революций, демократии, лучших чувств людей всего мира. Существовало оно под утопическим лозунгом: «Наша цель – счастье людей, мы победим, ни тени сомнения в этом». Сомнений тогда ни у кого и не было, но понятие счастья расплывалось в молодых умах – от всемирной победы социалистической революции до удачного продолжения рода в законном браке. Да и молодость не давала скучать, была пора влюбленностей, успеха во всём, жадное поглощение новых знаний, познание нового мира, который ворвался в их страну, сминая старое общество своей «перестройкой» и «гласностью». В то время они жили друг для друга, отдавая все, что было нужно, тому, кто больше в этом нуждался, стипендию – тому, у кого ее не было, квартиру – всем, кто хотел там выпить и поплясать, любовь— кому она была необходима, ласку и участие – всем понемногу. Времена проходили, друзья закапывались в новые формы бытия: кто в бизнес, кто в семью, кто в новые увлечения; стали меняться старые идеалы, уходила в прошлое всеобъемлющая дружба. Но что-то их удерживало друг возле друга, пусть редко, пусть нерегулярно, но они продолжали встречаться.