Лемартес

На узких улицах высота потока еще больше увеличилась. Под его напором скалобетонные шпили Дакримы рухнули один за другим, и город исчез под красными волнами.

Мир накрыла ярость. Она пролила столько крови, что алая влага покрыла всю планету. Флегетон стал идеальным жертвоприношением Кхорну.

Все случившееся ранее было только прологом. Даже метеоритный град меркнет на фоне глобального, всеобъемлющего события, которое происходит сейчас. Кровь повсюду. Нет ничего, кроме нее. Багряные валы захлестывают мир. В центре всего, на холме Пророка, выпадает особенно мощный, концентрированный сплошной ливень. Кажется, что вернулся красный столп, только перевернутый, обращенный с небес на землю. Его натиск непреодолим. Вал крови уносит нас с Учеником прочь. Снова тону. Алая река бьет меня о скалобетонные обломки, волочит все дальше от стен Профундиса. Кровь схватила меня и тянет вниз, но я не позволю увлечь себя на дно.

Мой рок — не кровь, а ярость.

Разлившись по равнине, волна отпускает меня. Поднимаюсь и оглядываюсь, стоя по лодыжку в крови. С небес хлещут алые струи, плотные, как густой туман. Очертания всего сущего кажутся размытыми, нечеткими. В багряном чистилище движутся силуэты воинов, красные и черные.

Не вижу ничего, кроме черноты и красноты.

Мне известна эта иллюзия. Мне знакомо это место. Я окружен безумием, перенесенным в реальность из моего сознания. Нужно закрыться от морока. Я не покоряюсь ему.

«Нет».

«Нет».

«Нет».

Но сейчас отрицать происходящее безумно, ибо безумие стало явью. Таков мир, в котором мне следует сражаться. Возможно, только я один смогу победить здесь, потому что уже оказывался в этом видении прежде и вернусь сюда в будущем. Настанет день, когда я останусь тут навсегда.

Но сегодня такого не случится. Я клянусь, что не позволю моим братьям погибнуть здесь.

Худшее еще не свершилось. Если этот мираж воплотился в бытии, то за ним последует другой, более чудовищный. Уровень алой влаги растет. Она разольется до величины озера, потом целого моря. Картина, преследовавшая меня на Баале, придет на Флегетон — ко мне и всем нам.

Кровопад оттеснил Роту Смерти от холма, вынудил отступить с захваченной территории. Ливень сбросил Потерянных с неба, волна отнесла их туда, где сейчас стою я.

Мы вместе пробираемся вперед под струями крови. Бредем по багряной топи на месте равнины. Сабатоны чавкают, утопая в ней. Подо мной не земля, а гниющая, разлагающаяся плоть мира.

Либо проливной дождь немного ослаб после первого заряда, либо я привыкаю к новой, залитой кровью реальности. Вижу более отчетливо, лучше различаю силуэты впереди. Это Ученики, и они по-прежнему стоят вокруг своего Пророка. Алый вал не коснулся их. То, что враждебная нам воля способна управлять ливнем, чтобы обрушивать потоки исключительно на нас, многое говорит о ее мощи. Впрочем, я понимаю и еще кое-что: если самый свирепый кровопад уже позади, но мы не утонули в жизнетворной влаге, то злобная сила не всевластна.

Многим смертным, однако же, повезло меньше. Их трупы плавают в жиже лицом вниз. Большинство уцелевших не могут даже встать под натиском небес. Люди падают на колени, ползут вперед, захлебываются кровью. Одни выблевывают ее, другие валятся под тяжестью потопа и гибнут, не расцепляя рук с пальцами, переплетенными в молитве Пророку Ярости.

Райнекер и его Железные Гвардейцы замерли на месте. Полк недалеко от меня, я вижу застывшие силуэты солдат. В их неудобных позах сквозит напряжение. Бойцы кажутся бронзовыми изваяниями мучеников. Они стоят на ногах, но при этом парализованы.

Я догадываюсь почему.

Мордианцы обездвижены сильнейшим приступом гнева. Их тела едва сдерживают неистовство, рвущееся наружу. Истинную ярость невозможно выразить: когда она впервые расцветает в тебе, это подобно удару молнии.

На гвардейцев свалилось бремя, схожее с тем, что влачат Кровавые Ангелы. Обычные люди бессильны перед бешенством подобного рода.

Так мне казалось.

Миг спустя происходит немыслимое: колонна Железной Гвардии возобновляет наступление. Она не превратилась в разъяренную толпу. Мордианцы маршируют в боевом строю. Я сомневаюсь, что солдаты долго продержатся, но все равно изумлен.

Возможно, то, что я вижу, дает повод надеяться?

Правда, этот повод сомнителен, и то, что я слышу в следующие секунды, вынуждает забыть о нем. Вокс-канал 4-й роты взрывается от криков и рычания. Некоторые братья напоминают другим о вере, о дисциплине. Воины молят — не о пощаде, о сохранении рассудка. Их слова тоже сливаются в рев. По-прежнему чисто звучит только голос Корбулона.

Мне становится ясно, что среди Рыцарей Баала вспыхнула Красная Жажда.

Дождь продолжает идти. Кровавое море все глубже. Искалеченный Пророк больше не отплясывает. Завершив свой труд, еретик стоит неподвижно.

Вершина холма проваливается под ним. Проповедник исчезает в недрах скалобетонного возвышения. Теперь груда обломков напоминает что-то среднее между вулканом и курганом.

Я знаю: передо мной и то и другое.

— Не атаковать, братья! — воксирую я Роте Смерти. Нельзя нападать, не разобравшись до конца в природе угрозы. — Пусть враг покажет себя!

Мои слова — больше мольба, чем приказ. Не стоит ждать, что воины поймут меня… и все же наше общее безумие помогает им догадаться. Моя воля указывает проклятым путь. Они отзываются на мои речи так же, как толпа бесноватых внимала Пророку. Обреченные бойцы Роты Смерти собираются вокруг меня, ощущая, что я приведу их к возмездию.

Кровь хлещет внутрь холма. Ее достаточно, чтобы утопить смертного, наконец завершить долгое странствие этого создания. Курган содрогается. На его склонах сверкают потусторонние разряды энергии, вонзающиеся в Учеников. Проповедь еретика стихает. Неожиданно воцарившуюся тишину нарушает иной голос, более низкий и громкий. С таким звуком трутся друг о друга тектонические плиты. Шум исходит из недр холма, но разносят его алый дождь, воздух и сама земля.

Это уже не зов, не проповедь и не поучения. Голос вообще не произносит слов. Гремит лишь ворчание, перерастающее в рык. Тот полон скорби, ярости, сожаления об утрате — неприятно близких мне эмоций. Я не имею права ощущать связь с тем, что испытывает эти чувства, и потому ищу разницу между нами.

Вот она: рев бездумен.

Курган снова тряхнуло. Дрожь разбегается от его основания, будто круги по воде. Сейсмическая волна проносится подо мной и дальше, пропитывая всю равнину некоей темной силой. Возвышение содрогается вновь, с неистовой мощью. В предсмертной агонии.

Холм взрывается изнутри. Куски скалобетона летят во все стороны. Вижу вспышку энергии, которая ослепляет, не будучи светом. Сияние одновременно и черное, и красное, и обоих оттенков вместе, и бесцветное. Мои фотолинзы не реагируют на него, и мне режет глаза. Я продолжаю смотреть. Мне нужна ясность, и я намерен увидеть все до конца.

Ложный свет угасает, являя нашего врага. Он стоит на развалинах кургана, возвышаясь над Кровавыми Учениками.

Идеальное воплощение бездумной ярости.

Скарбранд.

Глава девятая:

Искупление

Гора гнева взревела, и планета содрогнулась. Демон расправил крылья, громадные и величественные, но изорванные и ободранные. Они казались траурными знаменами, напоминанием о трагедии, и кровавый ливень струился сквозь прорехи в их темной коже. Тело Скарбранда лоснилось краснотой обнаженных мышц. Кровавое чудовище, вскормленное кровью, стояло под нескончаемым потоком крови. В обеих руках исполин держал по топору. Длина клинка каждого из них лишь немногим уступала росту Хеврака.

На глазах капитана Кровавых Учеников демон воздел секиры и с размаху рубанул ими землю. Топоры глубоко вошли в грунт. Все это время монстр ревел, словно буря беспримесного гнева и хаотический ураган неисцелимого безумия; их перемежали оглушительные раскаты горя и чувства потери.