Лемартес

Ничего подобного не могло существовать в Галактике Императора, и все же колонна была здесь — рана в реальности и в душе каждого, кто взирал на нее. Смерч уходил в облака. Подняв глаза, Райнекер спросил себя, где заканчивается столп, и понял, что боится узнать ответ.

— Что это такое, проповедник Оберлен? — обратился Иклаус к мужчине, который сопровождал его до «Химеры».

Прежде священник Министорума лишь мельком взглянул на колонну и сразу же отвернулся. Он стоял, прислонившись к борту «Хранителя Култха». Офицер давно знал Оберлена, и его резкие черты всегда казались жесткими, словно церковная догма, такими неизменными, будто их выковали из бронзы. Сейчас, однако же, морщинистое лицо пастыря обмякло.

— Не то, чем кажется, полковник, — произнес Оберлен слабым голосом, из которого пропали властные нотки религиозного лидера.

— Весьма рад слышать, — отозвался Райнекер. — Но что же оно тогда?

— Нам не должно говорить о таком.

— Напротив, вы обязаны!

— Это морок, — сказал священник. Он кутался в рясу, словно стараясь крепче прижать свою веру к душе. — Прошу извинить, полковник, но мне нужно следить за духовным здравием роты.

Сжав розарий с такой силой, что из-под пальцев закапала кровь, Оберлен зашагал прочь.

«Морок?» — мысленно повторил Иклаус, воздержавшись от грубости. Ему захотелось догнать и хорошенько встряхнуть проповедника. Потребовать, чтобы тот объяснил, каким образом собирается исполнять свой долг, если так откровенно уклоняется от признания истины.

Райнекер заставил себя успокоиться. Гнев сейчас ничем не мог ему помочь, к тому же вспыхивал как-то слишком легко.

На Флегетоне гнев стал чем-то вроде ветра. Превратился в нечто больше, чем эмоция и чума неистовства. Как и в случае с колонной, Иклаус не понимал, как такое возможно, поэтому убеждал себя, что заблуждается и его вспышки бешенства вполне объяснимы. Он просто раздражен последними неудачами полка, вот и все.

Мордианец отвернулся от столпа. Надо избегать зрелища величайшего богохульства и отрицать существование остальных. Офицер знал, что долг требует от него ступать по этому пути.

Вот только на дороге возникло препятствие: Кровавые Ангелы приказали Райнекеру не вмешиваться в битву с космодесантниками-предателями. Полковника возмущала бесцеремонность такого распоряжения — они что, считают Железных Гвардейцев слугами ордена?

Иклаус понаблюдал за схваткой. Верные Астартес бились со свирепостью, потрясшей офицера. Он очень недолго сражался рядом с Кровавыми Ангелами, но подобная дикость явно была им чуждой. Сыны Баала отличались благородством и гордостью. Райнекер всегда считал, что их понимание этих добродетелей не слишком отличается от воззрений самих мордианцев на воинскую честь. Но эти бойцы — в черных, а не красных доспехах — превосходили в жестокости даже хаоситов. Они рвали врагов на куски, словно хищные звери. Порой Иклаус улавливал их выкрики, но не разбирал фраз. Он сомневался, что в этом реве вообще есть слова.

Один из Кровавых Ангелов постоянно находился в эпицентре битвы. Похоже, он возглавлял братьев, хотя полковник не представлял, как можно командовать ими в таком вихре насилия. Шлем воина украшала «мертвая голова», и Райнекер помнил, что так выглядит знак различия капеллана Адептус Астартес. Но символика не ограничивалась черепом, она распространялась на весь доспех. Руки, ноги и туловище космодесантника тоже были покрыты костями. Иклаус не мог отделаться от впечатления, что на поле сражения буйствует сама Смерть — скелет с мрачной аурой, плотной, как ночная тьма.

Боковым зрением офицер уловил движение у плеча. К нему подошла комиссар Фаша Стрёмберг. Пару секунд она смотрела на кровавый столп, после чего отвернулась не менее решительно, чем до нее Райнекер.

— Как боевой дух? — спросил Иклаус.

— Не так плохо, как раньше, но могло быть и лучше. Что насчет приказов, полковник?

«Моих или тех, которые получил я сам?» — подумал офицер.

Он проанализировал общую картину битвы. Бронетехника ордена выдвигалась к столпу, на помощь сбитым десантным кораблям. Предателей, ранее осаждавших полк, истребляли отделения Кровавых Ангелов в черной броне. Зона этой схватки немного сместилась к югу от позиций мордианцев. Райнекер осознал, что Железная Гвардия может беспрепятственно дойти до ворот Профундиса.

— Атакуем, — сказал он.

Даже не нужно вмешиваться в стычку космодесантников — полк обогнет их, проложит дорогу через толпу безумцев. Уцелевшей тяжелой техники хватит, чтобы успешно бороться с машинами изменников у стены. Иклаус не надеялся на полноценный прорыв в улей. Правда, рядом окажется танковая колонна Кровавых Ангелов…

«Адептус Астартес поддержали натиск Астра Милитарум». Вот что полезно для боевого духа. Вот что войдет в историю полка. Вот что принесет Райнекеру славу.

— Атакуем, — повторил офицер.

Глубинное псионическое течение усиливалось по мере того, как бронетехника ордена приближалась к алому столпу. Это демоническое чудо казалось то фонтаном, то башней, то змеем. Его вращение порождало непрерывный ветер. Оно глухо ревело, словно боевой горн титана, и в его зове слышалась ярость, которая не спадала ни на секунду — только нарастала. Колонна отбрасывала тень на души всех сынов Сангвиния.

Время от времени она извергала над равниной узкую струю красной влаги, и тогда начинался багряный дождь.

— Избегать контакта с кровью, — Боксировал Корбулон.

Воин не знал точно, она ли послужила причиной крушения «Громовых ястребов», но предполагал, что да. Столп представлял собой немыслимую духовную угрозу.

Все десантные корабли упали в пределах сравнительно небольшого участка: пилотам отчасти удалось сохранить управление.

«Хоть в чем-то повезло», — подумал сангвинарный жрец.

На этом везение заканчивалось — две воздушные машины горели. «Крылья примарха» отделались смятым при падении носом, но «Флегетон» в первую очередь направился к ним. Танки и пешие Астартес разделились на три отряда, каждый из которых двинулся к тому или иному «Громовому ястребу».

Формально группировкой командовал Гамигин, но текущая ситуация представляла опасность в аспекте, находившемся в прямом ведении Корбулона. Это чувствовали все воины. Кровавые Ученики высвободили нечто гораздо более грозное, чем их боевая банда.

По участку вокруг рухнувших машин распространились пожары, но пылали не растения, почти отсутствующие здесь, а тела бесноватых. Сгорая заживо, они кричали и метались, поджигая соседей. Теперь безумцев пожирали два пламени — настоящее и то, что опаляло изнутри их душу и разум. Повсюду лежали трупы, однако все больше неистовствующих флегетонцев сбегались к упавшим десантным кораблям. Бронетехника ехала прямо по еретикам, шагавшие рядом с ней отделения опустошителей зачищали территорию впереди залпами из тяжелых болте-ров и огнеметов.

Добравшись до «Крыльев примарха», верховный жрец увидел, что Кастигон и еще несколько боевых братьев сражаются с толпой. Корбулон испытал облегчение, но ненадолго: он понял, что Кровавые Ангелы убивают ради убийств. Люди с примитивным оружием ничем не могли повредить космодесантнику, но капитан все равно истреблял их. На глазах жреца Кастигон схватил человека за шею и, вырвав ему горло, с оскалом на лице проглотил хлынувшую из раны струю крови. Отбросив мертвеца, офицер разрубил другого смертного цепным мечом. Он все глубже утопал в море жизнетворной влаги.

Красная Жажда. Еще одно проклятие, иное безумие. Как и Черная Ярость, оно неизменно приводило к зверствам. Первый Изъян, впрочем, отличался неким искаженным благородством — его порождала генетическая память о давнем предательстве, об утрате лучшего из Кровавых Ангелов. Жажда, напротив, отражала худшие черты ордена. Поддаться ей значило опозорить себя.

Лемартес и Рота Смерти внушали братьям ужас, сожаление и скорбь, но в них также жили честь и величие. Они воплощали собой героизм и самопожертвование, достижимые даже после потери рассудка. В том, что происходило с капитаном, Корбулон видел только трагедию бессмысленного буйства. Кастигон и другие воины превратились в дикарей… в животных.