Страница 6 из 16
Просто как палка.
— Отче наш, сущий на небесах, да святится Имя Твое, да приидет Царствие Твое, да будет воля Твоя… — Первая молитва всегда была для нее важной, поскольку задавала ритм всем остальным.
И конечно же, пробуждала воспоминание.
Потом выяснили, что депрессионную волну вызывали странные военные машины калехов, напоминающие огромных слизней, скрещенных с паровозами. Говорили о сбоях в работе височных и затылочных долей, о модификации нейронов среднемозговой части и о всякой такой чепухе. А на самом деле никто понятия не имел, каким чудом волна проходит сквозь персональную броню, сквозь защиту боевых машин, радиационные щиты и стены бункеров, способные выстоять при близком ядерном взрыве. Также никто не знал, отчего солдаты начали называть ее «волна магхостов». Но название оказалось коротким, легким для запоминания и точным. «Идут магхосты», «магхосты его достали». Емко, метко, страшно. И наверняка лучше, чем «„пустышкам“ пришлось его застрелить, а то он перебил половину взвода», «вложил взведенную гранату под броню и кричал, что нужно перебить червяков, которые по нему ползают», «откусил себе язык и захлебнулся собственной кровью».
А проблемы с центральной нервной системой приводили именно к таким результатам. Но если атаке на ЦНС невозможно противостоять, нужно ее на время атаки отключить. А если она суть водянистая взвесь, то следует сделать это фармакологически.
Фронтовая легенда гласила, что первым оглупителем была бутылка смаги на шестьдесят оборотов.
После научного объяснения феномена волны магхостов религиозность среди колонистов пошла на спад. Солдаты по-прежнему носили крестики на шее или зеленые повязки на лбу, но война утратила привкус крестового похода. Стала сперва обычным желанием победить врага, потом — удержать его, а несколько последних лет — битвой хотя бы за мизерный шанс бегства.
— Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою…
Но молитва осталась. Молитва, мантра, цитирование сур Корана. Кое-кто говорил о введении мозга в состояние, приближенное к фазе NREM[5], в которой магхосты не могли нарушить его работу. Другие — о силе веры. Мало кто вспоминал об отчаянных людях, вроде нее самой, что сидят в нерабочих бункерах, чтобы помочь ближнему своему в нужде.
Она передвинула четки.
— Радуйся, Мария, благодати полная…
Называли их посланцами сна. Ксендз, два пастора, три монашки, раввин и два муллы. «Религиозный отряд» линии Говарда. Командование смотрело на них как на банду неопасных безумцев, которые, вооружившись только Библией, Торой или Кораном, прутся на фронт. Но бывали и такие моменты, когда одному из них приходилось оставаться с тяжело раненным или умирающим солдатом. Поэтому их терпели. Но не более того.
— Радуйся, Мария…
Солдат запнулся и вперился в нее внимательным взглядом. Прищурился, слегка напряг мышцы, словно проверяя, сумеет ли разорвать путы. Она ждала этого момента: почему-то мужчины раньше женщин реагировали на волну магхостов. «Как более слабые разумом», — всегда говорила сестра Клара.
— …благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего, Иисус… — Она не дала ему ни шанса. Стала сильнее акцентировать слова, так, чтобы ритм втягивал, напоминал о временах детства, когда он как служка проговаривал молитвы у алтаря.
Три «Славься, Мария». Три просьбы. О вере, надежде и любви.
— Слава Отцу, и Сыну, и Духу Святому, ныне и присно, и во веки веков, аминь.
Капрал глубоко вздохнул, словно произносил все эти слова на одном дыхании.
Она улыбнулась мысленно. Важно, чтобы он не увидел на ее лице никаких эмоций, никаких чувств, ничего, чему его сбитое с толку сознание могло придать смысл, на чем бы он мог выстроить вызываемый чужими психоз.
— Отче наш, сущий на небесах…
Ей было интересно, поблагодарит ли он ее, когда все закончится, — не так, как тот, последний, который, едва она освободила его от ремней, повернулся на бок, пустил ветры и заснул. И не так, как тот, который, ругаясь, отшвырнул ее прочь, хотя еще секунду назад взывал к Божьему имени. И не так, как тот, которому товарищи не слишком плотно затянули ремни, чтобы ему было удобней. Шрам на руке ужасно зачесался, и она словно почувствовала, как ручеек горячей крови стекает по запястью. Из-под полуприкрытых век она глянула на ремни мужчины. Выглядели очень надежными, сама их проверяла, но ведь никогда не известно…
Однажды она нашла спрятанный в постели нож.
Видела, как глаза капрала блуждают по ее лицу и фигуре, а мышцы словно невольно напрягаются, проверяя крепость ремней. И все же губы его проговаривали слова, знакомые с детства.
— Радуйся, Мария…
Она чуть повысила голос, ничего особенного, всего на полтона, лишь настолько, чтобы сосредоточить его внимание на молитве. Только на молитве.
Магхосты — слуги безумия — прибывали незаметно, без труб и фанфар, даже без дьявольского хохота. Нет их — а потом вдруг явились, и вместе с ними все, чего боишься. Только ты и твои страхи.
Спасибо Господу, в бункере была хорошая акустическая изоляция, поэтому они не слышали рыка двигателей стартующих «тушканчиков». Иначе у нее не осталось бы ни шанса удержать капрала от приступа паники. А так, во благости неведения, они могут пережить волну.
Только для того, чтоб их живьем сожрало чудовище.
Ей рассказывали, что именно покров вероятности, окружающий Абандалакха, творит с людьми, которые оказались поблизости. Их кости превращались в порошок, кровь в венах кипела, кожа отслаивалась от тела или превращалась в странную, словно окаменевшую поволоку, под которой люди умирали, не в силах вздохнуть.
— …благословенна Ты между женами, и благословен плод чрева Твоего Иисус…
Даже герои и их пустышки — тогда еще предельно простые боевые машины — изменялись, когда оказывались возле чудовища. Броня их распадалась, системы теряли связность, оружие взрывалось или переставало действовать. И никто не знал, была ли это форма защиты — или чужие просто пытались изменить мир навсегда, поскольку именно это было необходимо им для жизни.
Тогда впервые появилась теория, что калехи происходят из альтермира, из места, где царят иные физические параметры. Ничего особенного — она не слишком-то разбиралась во всех этих научных премудростях, — но хватит только слегка изменить силу притяжения между двумя частицами, чтобы, например, вода начала кипеть при температуре тридцать пять градусов по Цельсию. То есть при температуре тела. Конечно, с ними можно было сражаться, снаряды рвали их на части, лазеры резали напополам, а плазма жгла, но весь этот арсенал позволял людям лишь выиграть толику времени. Одного оружия, снарядов и ядерных боеголовок, похоже, оказывалось мало.
— Радуйся, Мария, благодати полная! Господь с Тобою…
«Их мир иной, но не настолько, чтобы они не рискнули попытаться захватить этот, — подумала она. — И это наша общая проблема».
Демон приближался неторопливо.
Настолько неторопливо, что ему приходилось изо всех сил сдерживаться, чтобы не атаковать. Если чудовище не пойдет быстрее, они сойдутся не раньше чем через час.
Он прикрыл глаза, в очередной раз произнося благодарственную молитву. У него не было других слов для того, чтобы выразить преисполнявшую его радость. Ни один другой рыцарь не был удостоен такой чести — встать во имя Милосердной Госпожи на бой с наибольшим из Ее врагов, поразить его силою светового копья, разрубить огненным мечом. Ни один.
Только он.
Волна раскаяния пришла откуда-то из сердца, вместе со спазмом, сердце перехватившим. Гордыня — наибольший враг всякого рыцаря, снова выползла из дальних уголков души и вонзила ядовитые зубы в мысли. Именно из-за гордыни он сюда и попал, это гордыня — когда оказалось, что Врата Неба всякий рыцарь, даже Завиша из Гарбова, должен пройти на коленях, — приказала ему возжелать — ВОЗЖЕЛАТЬ, — чтобы его впустили, нарушив это правило.
5
Фаза глубокого сна (аббревиатура от англ. non rapid eye movement — «не быстрого движения глаз»), когда человек не видит сновидений, а нервная система не откликается на раздражители.