Закон-тайга

Пахан хмыкнул:

— А ты точно это знаешь, гражданин начальник? Смотри не ошибись…

— Так, — в голосе режимника засквозили грозные металлические нотки, — и вообще… Осужденный Владимир Лавров, что все это значит? В какой ты одежде? Почему в спортивной форме, почему запрещенные вещи при себе имеешь? Ты каким тоном с нами разговариваешь — не понимаешь, кто перед тобой?

Вор смотрел на это очевидное сумасшествие широко раскрытыми от удивления глазами.

— Не понял…

— Что это за золотая цепь с крестом, что это за импортные часы! — Коробкин метнул завистливый взгляд на «Ролекс» ценой в десять тысяч долларов.

— Ну, швейцарские… А цепь с крестом, потому что я в Бога верю. — Астра уже взял себя в руки, но режимник перебил его:

— Все, терпение наше истощилось! Хватит нам ваши воровские порядки терпеть!.. В БУР! Тридцать суток! Все!..

Вор в законе выразительно покрутил пальцем у виска и ничего не ответил…

Глава пятая

План Чалого был отчаянно-авантюрным, но в то же время простым и легким для исполнения.

Неподалеку от Февральска находилась вертолетная площадка, где обычно отстаивалось несколько военных грузовиков — гул от двигателей и свист лопастей винтокрылых машин иногда доносился и до поселка.

Разгильдяйство, нехитрый разврат, близость вино-водочных магазинов и изобилие казенного спирта — все это, помноженное на скуку и извечный идиотизм жизни в далекой дальневосточной глубинке, давно притупило бдительность военных: вертолетчики, едва только добирались до Февральска, напивались до совершенно свинского состояния, и можно было смело предположить, что военные вертолеты охраняются из рук вон плохо.

Знали об этом все — не только гражданские и военные, но и уголовники: тут тяжело было скрыть что-то друг от друга…

Малина прикусил нижнюю губу:

— Так что…

— Угнать борт — и всех делов, — подытожил Иннокентий.

— А как?

— Просто даже.

— Так ведь им управлять надо… Что — пилота в заложники захватить?

— Малина, я ведь в вертолетном полку служил в армии… Потом, правда, в дизель попал (конечно же, беглец имел в виду дисбат, от одного упоминания о котором даже у седых полковников, прошедших Афганистан, по спине бегали мурашки), зато в полку кой-чему успел научиться. У нас там была хренова туча вертолетов, всяких и разных. Ну, один техник мне по пьяни показал, за какие там ручки дергать да какие кнопки нажимать, какие тумблеры перекидывать, да все такое… Я до сих пор помню. Ничего, не сложней, чем водить легковую машину. Даже лучше: никаких тебе дорожных знаков, никаких «мусоров» с полосатыми жезлами, никакого встречного транспорта…

— Так ты вертолетом умеешь управлять? — Подельник Иннокентия явно не ожидал обнаружить в собеседнике такие таланты.

Чалый только плюнул сквозь зубы:

— А чего им управлять? Ха!..

Москвич прикусил нижнюю губу:

— А взлетишь?

— А че?

— Взлететь, я слышал, легко, главное — приземлиться, — заметил Малинин, подбрасывая в «буржуйку» золотистые дрова.

— Да ты че? Если взлететь не получится, я тебя без парашюта выброшу, — ухмыльнулся Астафьев. — Ну, согласен?

— И куда? — Казалось, Малина уж поверил в возможность осуществления этого плана.

— В Китай. — Видимо, Иннокентий уже все решил для себя, даже это.

— Выдадут, — голос подельника дрогнул. — Они теперь с нашими дружат… А тут получается — террористы. К тому же мы с зоны ушли…

— С вертолетом — не выдадут. Точно тебе говорю. Военный вертолет китаезам нужен. У них ведь самолеты, наверное, до сих пор на угле работают. Еще и лавья (собеседник Малины, конечно же, имел в виду деньги), лавья, бля, выше крыши дадут. И анаши, и водки, и девок ихних мелких, китайских. А потом отправимся со всем этим куда-нибудь подальше, в теплую страну вроде Крыма (в понимании Чалого Крым был земным раем), только чтобы «мусоров» совсем не было, ни единого. Прикидываешь, Малина? Вместо того чтобы на шконках париться и вшей собой кормить, будем с тобой на «роллс-ройсах» раскатывать, баб цветных трахать и курить самую лучшую шмаль… Заведу себе слугу-негра, массажистку-китаянку, повара из хабаровского ресторана «Амур» и русскую бабу, чтобы полы мыла…

Отсвет огня из жерла «буржуйки» освещал неестественно возбужденное лицо Иннокентия Астафьева — оно казалось кроваво-красным, и Малина, посмотрев на подельника, нервно вздрогнул.

— Так ведь это… — Малинин пододвинулся ближе к жестяной печке, словно от одних мыслей о последствиях ему стало нестерпимо холодно, — это же… «вышка», бля, лоб зеленкой намажут…

— А то за побег при отягощающих обстоятельствах не намажут, — резонно возразил Чалый, — сколько за тобой жмуриков? Мента того, водилу, грохнули на хоздворе — раз, двух телок из магазина — два… Кассу взяли, а это еще и грабеж. Притом «мусорская» экспертиза установит, что ты обеих выдрал перед смертью. Сперма твоя в них осталась, — хмыкнул беглец.

— Так я… так они… в целях самозащиты… — глаза Малинина дико блуждали, — да и не я того водилу, и телок не я…

— Вот об этом ты прокурору и расскажешь. Мол, беглый заключенный Малинин в целях самозащиты изнасиловал двух продавщиц, после чего убил их, взял кассу и слинял в тайгу… А он тебе с радостью поверит и мороженым угостит…

— Чалый, да ты что… — Казалось, Малина не верит в такое черное коварство. — Это ведь ты!..

На лице Иннокентия заиграла страшная улыбка — в багровом отсвете огня она казалась еще страшней; теперь Астафьев очень напоминал какого-то кинематографического вурдалака на шабаше.

— А я скажу, что ты — организатор… А я вообще не при делах был. Там еще на кассете да на стаканах твои пальчики остались. — Вне сомнения, Чалый предусмотрел абсолютно все.

…Спустя полчаса под давлением неопровержимых улик Малина согласился, тем более что аргументы относительно захвата военного вертолета показались ему достаточно убедительными…

В теплой, жарко натопленной комнатке добротного дома на краю Февральска сидели двое: пожилой, степенного вида мужчина с брюшком, сыто-самодовольным выражением лица и небольшими залысинами и очень молодая, но уже вполне созревшая девица, наверняка еще школьница, — спелые арбузные груди, колыхавшиеся под халатиком, порочный, с поволокой взгляд, откровенно плотоядная ухмылка, то и дело блуждающая на ее пухлых губах, сдобное тело — все это свидетельствовало о том, что малолетка уже познала многие радости жизни, многие, если не все.

Они были чем-то неуловимо похожи — пожилой мужчина и молодая девушка. И не только внешне, не только брюшками и сытостью…

Лысоватый мужчина, одетый в лоснящийся милицейский китель с майорскими погонами, хотя и занимал тут, в Феральске, серьезную должность начальника РОВД, однако был нелюбим местными аборигенами за проститутскую сущность своего характера, так соответствующую занимаемому посту, и за жуткое взяточничество.

Ну а молоденькую девушку, которая не брала денег, считая, что получаемое ею удовольствие должно быть бесплатным, они тоже не жаловали: в свои тринадцать с половиной лет она уже умудрилась заразить триппером едва ли не половину мужского населения поселка от четырнадцати и до шестидесяти лет включительно.

Да, весь небольшой, но сплоченно живущий Февральск знал: девушка эта рано вступила во взрослую жизнь — еще в пятом классе, когда одноклассники уже лапали ее кто за что хотел, девушка без особых рефлексий начала трахаться.

То ли в силу половой зрелости, то ли в силу присущего ей альтруизма, она слишком рано поняла: самое главное в жизни — понравиться мужчинам, чтобы получить; с тех пор она и покатилась в глубокий, бездонный омут непритязательных плотских удовольствий, и теперь семиклассница, похоже, уже достигла самого дна: на перезрелые прелести рано сформировавшейся малолетки в пресыщенном поселке уже никто не западал — не считая командированных или заезжих, ну, а еще ее стационарного любовника, старшины местной милиции Ивана Петренко.