Выгодная сделка

Марк Гирланд!

Кому еще пришло бы в голову привлечь к операции Марка Гирланда?

Гирланд – тот, кто способен справиться с задачей, стоявшей перед Дори. Гирланд создан для подобной работы.

Дори нахмурился. Создан для подобной работы… но удастся ли уговорить Гирланда взяться за это дело?

Марша Дэвис перед уходом с работы принесла шефу тарелку с бутербродами и стакан молока. Дори, напряженно искавший правильный подход к Гирланду, в задумчивости протянул руку к бутерброду и откусил от него.

Глава вторая

Марк Гирланд пребывал в депрессии. Меньше всего на свете он любил проводить вечер в одиночестве в скромной однокомнатной квартире, расположенной на седьмом этаже старого невзрачного дома на улице Сюис.

На улице шел дождь, туфли Марка промокали: у Гирланда не было денег на новые. Вся его наличность составляла восемь франков и семьдесят два сантима. «Неужели, – горестно подумал он, – всего каких-то три месяца назад на моем банковском счете лежали пять тысяч долларов? Моя беда заключается в том, – сказал себе Гирланд, пытаясь устроиться поудобнее в разваливающемся холщовом шезлонге, – что я лентяй и мот».

У него была масса идей насчет того, как он истратит эти деньги. Кто мог предвидеть, что три жалкие клячи проявят такую прыть? Он вспомнил день, когда все его денежки исчезли в бумажнике улыбающегося букмекера на ипподроме Лоншан.

Потеряв то, что должно было послужить фундаментом для новой карьеры, Гирланд, однако, после дела Роберта Генри Кэри не собирался возвращаться к ремеслу тайного агента. Это занятие для идиотов, решил он. Гирланд с удовольствием послал к черту старого козла Джона Дори.

Уставившись на Гирланда поверх своих очков, Дори заявил тогда:

– Похоже, ты не тот человек, чьими услугами я могу пользоваться. Тебе нельзя доверять. Личные интересы для тебя важнее интересов дела. Я не собираюсь работать с человеком, который думает прежде всего о своей выгоде. Ты больше не работаешь у меня.

Гирланд радостно усмехнулся:

– Какой человек в здравом уме согласится пахать на тебя? Когда я вспоминаю грязную работу, которую выполнял для Россланда – да будет земля ему пухом, – и те жалкие гроши, которые я получал за нее, мне начинает казаться, что я должен сходить к психиатру. Это я на тебя больше не работаю. Прощай. Забудь обо мне.

Этот монолог произнес человек, имевший пять тысяч долларов, пусть и не совсем честно нажитых. Однако и теперь, постоянно испытывая нехватку денег, Гирланд не сожалел о разрыве с ЦРУ.

Последние два месяца он работал уличным фотографом. Вооруженный «поляроидом», он бродил среди достопримечательностей города в поисках хорошеньких юных американок, впервые прибывших в Париж. Таких туристок было предостаточно. Щелкнув камерой, вытащив готовый снимок, он тратил несколько минут на то, чтобы уговорить девушку отдать ему десять франков. Гирланд мог уговорить птичку, сидящую на ветке, опуститься ему на руку, а с женщинами он и вовсе творил чудеса. Часто после успешной сделки порозовевшая, оживленная девушка отправлялась к нему в квартиру.

Существуют и худшие способы зарабатывать на жизнь, подумал он, бросив взгляд на «поляроид», лежавший на ошарпанном обеденном столе, однако их не так много.

День был абсолютно пропащий. С утра моросил дождь, и Гирланд, блуждая по улицам, не встретил ни одного подходящего клиента. Две толстухи, которых он фотографировал с отчаяния, пригрозили вызвать полицейского, когда он невозмутимо запросил двадцать франков.

Гирланд посмотрел на большую комнату с двумя окнами без штор, оттуда виднелись парижские крыши, печные трубы и телевизионные антенны. В дальнем углу комнаты стояли кухонная раковина и допотопная газовая плита. У противоположной стены находились громоздкий радиоприемник, проигрыватель, гардероб, а также книжный шкаф с американскими и французскими книгами в бумажных обложках.

Подтянутый, стройный Гирланд сморщил нос. Ну и дыра! Сюда бы другую обстановку, вазу с розами на длинных стеблях и страстную блондинку с телом Брижит Бардо, но прямо сейчас достаточно было бы и блондинки, подумал он.

Он встал, подошел к раскрытому окну, уставился на блестящие черные крыши. Дождь не прекращался. Вдали сверкнула молния. Поежившись, Гирланд шагнул к радиоприемнику в надежде отыскать приличную музыку, но тут в дверь позвонили.

Он с удивлением посмотрел на дверь. Подойдя к ней, увидел сквозь глазок двух стоявших в коридоре мужчин. Он узнал армейские плащи и шляпы с загнутыми полями. Гирланд насторожился. Затем, успокоившись, усмехнулся. Возможно, проверка документов. Этим парням нечем себя занять. Сотрудники ЦРУ давно не приходили к нему. Кто знает? Дори мог умереть от сердечного приступа. И даже оставить ему кое-что в наследство. Гирланд открыл дверь.

Два крепыша с непроницаемыми суровыми рожами ввалились в квартиру, втолкнув Гирланда в комнату. Он узнал одного из них, старшего по возрасту. Пятидесятилетний Оскар Брукман был одним из боевиков О’Халлорена; он славился своей жестокостью, отвагой и меткостью. Его более молодой напарник, самоуверенный, светловолосый, веснушчатый ирландец с глазами-льдинками, казалось, был готов в любой момент нанести сокрушающий удар.

– Надевай пальто, – рявкнул Брукман. – Ты нужен.

Гирланд отступил назад, расслабился; взглядом он ловил каждое движение незваных гостей.

– Приятная новость. Кому это я понадобился? – спросил он.

Тот, кто был помоложе – его звали О’Брайен, – сказал:

– Идем! Живо! Какая разница, кому ты нужен?

Гирланд посмотрел сначала на него, потом на Брукмана. Пожав плечами, Марк дружелюбно произнес:

– Не стоит кипятиться. Я иду.

Он прошел к гардеробу, снял с вешалки свой белый дождевик, запустил прикрытую корпусом руку в карман плаща. Уронив плащ, он резко повернулся, держа в руке тупорылый аммиачный пистолет:

– Не двигаться!

Мужчины замерли, уставясь на пистолет. Они знали, что это за штука.

– Ладно-ладно, Гирланд, успокойся, – сказал Брукман, сдерживая гнев. – Мы, наверное, погорячились. Ты нужен Дори. Пойдем с нами! Хватит валять дурака. Дело срочное.

Гирланд улыбнулся:

– Знаешь что? Я таких, как ты, на дух не переношу. Ненавижу типов, которым доставляет удовольствие хамить. Убирайтесь! Через десять секунд я стреляю. Спуститесь на первый этаж, обождите десять минут, потом поднимайтесь снова, но чтобы все было вежливо и культурно… тогда я вас, возможно, выслушаю. А теперь вон отсюда!

– Я из тебя кишки выпущу! – рассвирепел О’Брайен.

Брукман влепил оплеуху своему коллеге, и О’Брайен отлетел назад.

– Заткнись! – рявкнул Брукман; он знал, что Гирланд не шутил.

– Ты поторопился, Оскар, – сказал Гирланд. – Я как раз собрался разрядить мою прыскалку в этого ублюдка.

– Ладно… ладно, – усмехнувшись, сказал Брукман. – А еще говорят, что ты потерял форму. Все такой же забияка, да? Хорошо, мы начнем все сначала и на этот раз будем вежливы.

Он вытолкал О’Брайена из комнаты и захлопнул дверь.

Постояв несколько мгновений в нерешительности, Гирланд подошел к телефону и набрал номер Дори.

Ему не сразу удалось связаться с ним. Услышав голос американца, Марк произнес:

– Это Гирланд. С чего это тебе пришло в голову послать за мной двух жлобов? Я же велел забыть обо мне.

– У меня есть для тебя работа, – елейным тоном заявил Дори. – Речь идет о большой сумме. Получить ее будет весьма несложно. К тому же тут замешана женщина.

Гирланд вспомнил о своих восьми франках и семидесяти двух сантимах:

– Назови сумму.

Дори знал, что сейчас лучше не скупиться.

– Десять тысяч франков, – без задержки произнес он.

Гирланд едва не свистнул:

– Старина Дори, ты, часом, не пьян?

– Не груби и приезжай сюда, – выпалил Дори.

– А что за женщина?

– Молодая, красивая, белокурая шведка, – ответил Дори.

– Отлично! – Гирланд засмеялся. – В моем вкусе. Считай, я подписался.