Страница 2 из 29
2. Каков объём понятия идеологии и, соответственно, каков ареал распространения данного явления (шире – идеологического)? Достаточно ли здесь преимущественно (или даже исключительно) социально-политических трактовок предмета? Насколько важно видеть присутствие идеологии также в социальных и культурных практиках, в сфере научного познания, художественного творчества и пр.? Что даёт такое расширение предмета «обратным ходом» – для понимания социально-политических аспектов идеологии?
3. Является ли идеология исключительно негативным проявлением духовной и интеллектуальной жизни человека и общества или же она может также выполнять и определённые позитивные функции? Соответственно, вправе ли мы ограничиться только критическим к ней отношением или же обязаны признавать её конструктивные возможности (если да, то какие именно)?
4. Каким образом дислоцирована идеология в историческом времени? Возникает ли она одновременно с коллективным сознанием как таковым либо одновременно с философией; или же она выделяется как самостоятельная духовно-интеллектуальная форма лишь в определённый момент (например, эмансипируясь в процессах секуляризации Нового времени)?
5). Если в том или ином смысле можно говорить о «рождении» и «начале» идеологии, значит ли это, что также можно говорить и о её вероятном или хотя бы теоретически возможном «конце»? Соответственно, чего можно ждать от процессов деидеологизации: насколько они могут быть глубокими и необратимыми?
На основе выступлений в рамках «круглого стола» его участниками были подготовлены отдельные статьи, составившие второй раздел данной книги.
Третий раздел сформирован на основе материалов состоявшейся в рамках Общеинститутского семинара ИФ РАН конференции «Карл Маркс и философия марксизма». Конференция прошла 15 мая 2018 г. и была посвящена 200-летию со дня рождения Карла Маркса.
На конференции были прочитаны следующие доклады: член-корр. РАН Н.И. Лапин «Молодой Маркс: концепт реального гуманизма – общедемократические смыслы и перспективы»; д.ф.н. В.М. Межуев «Идея всемирной истории в учении Маркса»; д.ф.н. С.Н. Корсаков «Проблема философии в марксизме (Россия – СССР, первая треть ХХ в.)»; к.ф.н. Ф.Н. Блюхер, С.Л. Гурко «Марксистская теория классов с точки зрения современной экономики»; к.ю.н. А.В. Павлов «Марксизм и постмодернизм».
Обращение Общеинститутского семинара к теме «Философия и идеология» оправдано одновременно и фундаментальностью, исторической заслуженностью этой темы[10], и её особой остротой.
Взаимоотношения между философией и идеологией в истории и жизни – это целая драма длиною уже около двух с половиной десятков веков. Диапазон этих взаимоотношений крайне широк: от исходной неразличимости «мысли» и «идеи» в Античности к их расхождению в Новом времени, внутри которого обнаруживается свой «круг»: от радикального противопоставления философии и идеологии к их новому сближению, вплоть до их эпохального слияния в «революционной теории». Далее цикл воспроизводится через все «современные» версии эпистемологической и политической деидеологизации до новых коллизий расхождения-сближения философии и идеологии в постмодерне. Сложное переплетение «работы мысли» и «работы с идеями» в радикальном постмодернизме часто напоминает движение к исходному синкретизму.
Этот набросок циклической схемы лишь показывает амплитуду колебаний, но может быть прописан и более предметно.
Само возникновение философии в собственном смысле слова (по крайней мере в европейской традиции) связано с конституированием понятия «идеи», всей сферы «идеального»: философия как таковая возникает именно как «учение об идеях». Именно в этой точке, отделяясь от натурфилософии, философия впервые обретает своё особое место и собственные основания в сфере сознания и духа. В этом смысле философское как сократическое и платоническое было одновременно «идеологическим» – пусть и не в более поздних смыслах этого слова. Если такое понимание идеологии вовсе не соответствует её современным трактовкам, тем хуже для современности: возможно, здесь утрачено нечто важное.
Далее развивается длинная история «единства и борьбы противоположностей». В ходе секуляризации начала Нового времени философия и идеология эмансипируются почти в одном режиме, но параллельными траекториями. Здесь идеология, ранее отдельно обозначившая себя в ренессансных проектах всего идеального – города, общества и самого человека, – впервые получает имя собственное. Более того, в понимании французских «идеологов» наполеоновского периода, самоопределившись в качестве «науки об идеях», она одновременно покушается на то, чтобы направлять политику – точно так же, как в Античности философы пытались направлять политиков. И с тем же результатом.
Однако уже почти через полвека философия предстаёт в принципиально новом качестве – в роли могильщицы идеологии как превращённого сознания, легитимирующего господство. А ещё через полстолетия (но, как ни парадоксально, в той же морально-политической традиции) она оборачивается «научной идеологией» с претензией не только на правильное понимание мира, но и на его правильное переустройство восстанием угнетённых. В этом есть злая ирония истории: «убить» идеологию наукой, чтобы твои же последователи сделали её наукой революции, а затем и вовсе замкнули круг, заявив, что идея деидеологизации и «конца идеологии» сама является ничем иным, как сугубо идеологическим концептом.
В прошлом веке философия в самых разных концепциях и течениях пыталась либо покончить с идеологией, либо обосновать её неистребимость и использовать её «в мирных целях». Эти усилия предпринимались параллельно в политической теории, социальной психологии, эпистемологии, теории культуры и пр. Но если в теории познания, а также в логике и методологии науки перспектива элиминировать идеологию (например, как совокупность теоретических нагруженных терминов и высказываний) после множества разнообразных опытов была признана позитивистской утопией, то в политической философии, наоборот, возродилась сама эта утопия. Даже пресловутый «конец истории» одновременно означал бы и «конец идеологии» – в той мере, в какой идеология немыслима без идеологической борьбы как формы жизни в активном самоутверждении.
Наконец, в постмодерне философия пытается преодолеть идеологию особым образом: не обнаруживая жизненную суть, скрывающуюся за ложью и иллюзиями идеологизированного сознания, но отказываясь признавать, а точнее, даже обсуждать само существование такой сути. Это движение к новому и совсем другому синкретизму: если в античной философии мысль самоопределялась, обнаруживая идею как сущность, то в постмодерне мысль сливается с идеей ценой отрицания сущности.
Подобные циклы, хотя и в более тривиальных версиях и с уменьшенным ритмом колебаний, воспроизводит история советской и постсоветской философии в её крайне напряженных и изменчивых взаимоотношениях с идеологией.
В СССР философия и идеология были близки, если не тождественны в главном, поскольку «научная философия» и «научная идеология» неразделимы в полном соответствии с формулой определения «социализма как науки» (Ф. Энгельс)[11]. Все это время философия и честно выполняла госзаказ, и пыталась ускользнуть из-под навязчивого контроля со стороны официальной идеологии. Этот марксизм был безальтернативным, но не ложным даже в попытках его трансформации – например, в деятельности кружка «диалектических станковистов». Возможно, это напоминает Стокгольмский синдром, но и там чувство бывает вполне искренним.
Деидеологизация конца 1990 – начала 2000 гг., при всей её фрагментарности, частичной обратимости, а в ряде отношений и поверхностности, тем не менее, резко расширила возможности философской работы – и по тематике, и по подходам, и по материалу для освоения. В настоящее время мы наблюдаем несомненный рост влияния теневой, «проникающей» идеологии и даже весьма неловкие попытки возродить подобие советского идеологического официоза. В целом этот процесс можно считать тенденцией к фундаментальной реабилитации идеологического – одновременно и концептуально-мировоззренческой, и практической, набирающей силу в сфере реальной политики.
10
Вот далеко не полный, сделанный навскидку список мыслителей и исследователей, имена которых так или иначе связаны со специализированным осмыслением феномена идеологии: А. Дестют де Траси, К.Ф. Вольней, П.Ж. Кабанис, Э. де Кондильяк, К. Маркс, Ф. Энгельс, З. Фрейд, Ф. Ницше, О. Конт, В. Виндельбанд, Г. Риккерт, В.И. Ленин, А. Грамши, Л Альтюссер, Г. Лукач, Э. Блох, К. Корш, М. Хоркхаймер, Т. Адорно, Ч.Р. Миллс, В. Парето, М. Шелер, К. Мангейм, Г. Плесснер, Р. Барт, Э. Фромм, К. Гирц, П. Рикёр, Ф. Конверс, Н. Аберкромби, С. Хилл, Б. Тернер, Джон Б. Томпсон, А. Лефевр, И. Иглетон, А. Нэсс, Д. Уолфорд, Г. Уолсби, Ч. Блаттберг, Д. Минар, У. Маллинз, К. Дункер, М. Фриден, К. Ленк, К. Поппер, Т. Кун, Б. Латур, М. Хильдебрандт, А. Камю, Л. Альтюсер, Р. Арон, Э. Шилс, Д. Белл, С. Липсет, М. Бахтин, У. Эко, Э. Дюркгейм, Т. Гейгер, М. Вебер, П. Сорокин, З. Бауман, Ю. Хабермас, Ю. Кристева, П. Бурдьё, М. Пешё, П. Серио, Д. Балкин, Т. ван Дейк, Г. Кресс, Р. Ходж, М. Фриден, Т. Иглтон, С. Жижек.
11
Не случайно в 1962 г. (20 декабря 1962 г.) Идеологический отдел ЦК КПСС был образован именно объединением Отдела культуры ЦК КПСС, Отдела науки, высших учебных заведений и школ ЦК КПСС с Отделом пропаганды и агитации ЦК КПСС (12 мая 1965 г. переименован в Отдел пропаганды и агитации ЦК КПСС, в октябре 1988 г. преобразован в Идеологический отдел ЦК КПСС, 29 августа 1991 г. Постановлением Верховного Совета СССР деятельность КПСС приостановлена). Как же не случайны характерные для данной системы эволюции: из и.о. заведующего Отделом пропаганды ЦК КПСС на должность директора Института философии РАН (Г.Л. Смирнов) или, наоборот, с должности главного редактора журнала «Вопросы философии» в члены Политбюро и помощники по идеологии генсека ЦК КПСС.