Страница 1 из 2
Александр Богданов
Уруру
Проснувшись, я сел на диване и невидящими глазами уставился в окно, за которым уже светало.
Сейчас или никогда.
Я не могу больше терпеть. Меня до смерти тяготит этот бесконечный застой, когда один день похож на другой. Я не вижу света впереди, я не чувствую радости в жизни. Сколько можно? Пора уже сбросить кокон и расправить крылья!
Не включая свет, я схватил рубашку со стула и судорожно стал застегивать пуговицы.
Нашарил в темноте штаны. Сунул ноги в ботинки. Нет времени шнуровать!
Выбежал из подъезда. Запоздало вспомнил, что не закрыл дверь на замок. Да и плевать!
Сейчас или никогда.
Пустынная улица. Даже дворники еще спят.
Закрытый хлебный магазин. Быстрее, быстрее.
Библиотека. Школа. Телемастерская. Быстрее.
Центральный проспект. Вход в парк.
Детская площадка. Колесо обозрения. Яблоневая аллея.
А вот и дальний угол парка, где посреди бурьяна доживают свой век заброшенные липы.
Это здесь…
Бабушки у подъезда – самый достоверный источник информации. Прояви почтение к их возрасту, обратись вежливо – и в награду получишь эксклюзивную информацию быстрее, чем из газет или радио.
А вот и они – знаменитая на весь город «большая тройка»! На деревянной лавочке под сенью тополя уютно устроились суховатая Галина Ивановна, радушная Вера Петровна и основательная Олимпиада Христофоровна. Каждый вечер, возвращаясь с работы, я прохожу мимо их подъезда и перекидываюсь с бабушками парой фраз.
– Баба Галя, баба Вера, баба Липа, здравствуйте! Как поживаете?
Старушки одобрительно заворковали в ответ. Я замер в ожидании: ритуал есть ритуал. Через пару минут слово взяла Олимпиада Христофоровна, старшая из троицы.
– Да спасибо, Вадимка, не хвораем. Сам-то как?
– Тоже не жалуюсь, – улыбнулся я. – Что новенького сегодня было?
Старушки переглянулись, словно обмениваясь важными командами при помощи телепатии. Иногда мне кажется, что так и происходит на самом деле. Иначе откуда они обо всем знают? Наконец баба Липа изрекла:
– Да все по-прежнему. Вот только с Петровичем что-то неладное творится.
Я усмехнулся. Алкоголика из третьего подъезда знали все. Честнейшей души человек: никогда не брал в долг на выпивку, зато за чекушку запросто и забор покрасит, и картошку вскопает, и кран починит. Все его любили и на пьяные казусы смотрели сквозь пальцы.
– Что с ним не так? Опять уснул в луже?
– Да как раз напротив! – ответила баба Вера. – Клянется всем, что пить бросил раз и навсегда. Новую жизнь, мол, начал. Ну-ну, слыхали уже. Поглядим, надолго ль его в этот раз хватит.
Я пожал плечами. Обычно Петровича хватало на день-другой, не больше, после чего он снова уходил в запой. Однако Олимпиада Христофоровна покачала головой:
– Помяните мое слово: в этот раз иначе будет. Изменился наш Петрович. Взгляд у него стал чистый. Будто узнал он что-то такое, о чем нам и невдомек.
Пожав плечами, я попрощался со старушками и направился к своему подъезду. Раз бабушки сказали – значит, так и есть, что-то не так с Петровичем. Да только что мне тот Петрович, у меня и своих забот хватает.
Войдя в квартиру, я включил свет и разулся, моментально забыв об алкоголике. Сейчас бы обнять жену, да потрепать сынишку по шевелюре непослушной, да отведать на кухне ужина вкусного, да завалиться потом на диван, чтобы всей семьей сериал посмотреть…
Вот только нет у меня жены. И сынишки – тем более. Даже кота не завел, хотя кошек с детства люблю. Поэтому диваном с телевизором пользуюсь в гордом одиночестве. Как и полагается убежденному холостяку.
На кухне я обнаружил пустую тарелку, которую использовал как хлебницу. Посмотрел на настенные часы: полдевятого, хлебный пока работает. Довольный, что еще не успел раздеться, я снова выскользнул на улицу.
Большая тройка уже не несла вахту. Вот когда они успели уйти? Я же минуту назад тут был, а их и след простыл. Настоящие суперагенты.
Хлебный магазин находился на моей улице через пару домов. После развала Советского Союза он, конечно, переквалифицировался из хлебного в продуктовый, но горожане предпочитали называть его по старинке. За кассой скучала Марина, знакомая еще со школьной скамьи. Я подошел и поздоровался.
– Привет-привет, Вадимка! – радостно ответила она. – Полбуханки черного, как обычно?
– Да-да, как обычно, – улыбнулся я, судорожно вспоминая, как обстоят дела с колбасой. – И, наверное, десяток яиц…
Посчитав мои покупки, Марина поинтересовалась:
– Как там мой телик?
– Сегодня починил, – ответил я, роясь в кошельке. – Как новенький! Приезжай завтра, забирай.
Расплатившись, я вернулся домой. Как назло, колбаса тоже закончилась, но второй раз идти в магазин было уже поздно, да и неохота.
Не беда. Яичница с хлебом – это тоже вполне достойный ужин холостяка.
Под вечер посетителей обычно немного. После Вадима заглянул кореец Толик Цой, долго рассматривал опустевшую хлебную полку, да так и ушел, не сказав ни слова. Под самое закрытие еще мог зайти Петрович – денег у него никогда не водилось, но он всегда готов был отработать долгожданный пузырь.
Марина грустно посмотрела на часы: без пяти десять. Закрыла кассу, опустила жалюзи на окнах, включила сигнализацию.
– Ну, Петрович, извини, сегодня не твой день!
Погасив свет, она выскользнула через служебку, и предлетняя улица встретила ее россыпью запахов: остывающий асфальт, цветущая сирень, бензин с ближайшей автозаправки. Теплый ветерок призывал к неспешной прогулке, но Марина торопилась: еще Славку надо уложить, на Лешку-то надежды никакой.
А вот и он, легок на помине!
Поравнявшись с мужем, Марина остановилась и уперла руки в боки:
– И куда это мы на ночь глядя собрались?
– Привет, Маринка! А я в парк.
– И что ты там забыл?
– Да Славку укладывал, он мне рассказал, что там завелось какое-то «Уруру». Пойду гляну, мало ли что. Вдруг собака щенят охраняет? Покусает еще детей…
– А до утра это не подождет?
– Ну ты чего? Утром у меня вызов. Не до того будет. Ты иди, я скоро.
Марина хотела спросить, почему именно ее муж должен заниматься этим, но плюнула и пошла домой.
Алексей действительно вернулся достаточно быстро. Накрывшая ужин Марина уселась напротив, поставив локти на клеенчатую скатерть.
– Ну что, нашел Уруру-то?
Алексей молча, словно механически поглощал макароны с котлетами и смотрел перед собой, не замечая жену. Он улыбался чему-то своему, его глаза горели решимостью. Марина покачала головой.
Она знала этот взгляд еще со времен завода: он поглощен гениальной идеей. А уж если идея его посетила, то пока он не обмусолит ее вдоль и поперек, ни с кем делиться не станет.
Так он и не проронил ни слова за весь вечер и молча лег спать. Марина долго не могла уснуть: последний раз она видела этот горящий взгляд лет десять назад, когда завод еще работал. И что это такое ее муженек задумал?
Утром, все такой же молчаливый, Алексей собрался на работу, а Марина отвела Славку в садик и вернулась домой – благо сегодня не ее смена.
В гостиной она обнаружила на столе трудовую книжку мужа. Не веря своим глазам, Марина пролистала ее и обессиленно опустилась на стул.
Алексей уволился по собственному желанию.
Вечером Марина зашла ко мне в телемастерскую. Я отложил в сторону паяльник и вышел к ней сквозь лабиринт из печатных плат, блоков питания и кинескопов.
– Марин, твой телек вполне живой, просто кондеры посохли. Я новые припаял – еще лет десять прослужит. А тех вундеркиндов, что тебе кинескоп хотели менять, надо взашей гнать!
Она рассеянно покивала в ответ.
– Ну, принимай работу! А где Лешка-то? Что не пришел помочь? Я твой «Рубин» до машины один не донесу.