Страница 4 из 19
А Зигфрид не торопился. И даже кончив заниматься теленком, еще некоторое время медлил во дворе, обсуждая погоду, травостой, цены на упитанных бычков.
Мистер Кендалл страдал, но не сдавался. Однако к тому времени, когда Зигфрид, наконец, помахал ему рукой на прощание, глаза фермера совсем вылезли на лоб, а лицо превратилось в трагическую маску. Машина еще только начала разворачиваться, а он уже юркнул в коровник, и я успел увидеть в открытую дверь, что он снова нацепил очки и всматривается в темный угол.
- Бедняга! - заметил я. - Все еще пытается ее отыскать. Но, бога ради, где она все-таки?
- Я же вам сказал! - Зигфрид снял одну руку с руля и встряхнул ее. Ему в ладонь скатился розовый шар.
Я изумленно уставился на опухоль.
- Но... я не заметил, как вы... Что произошло?
- А вот что! - Зигфрид снисходительно улыбнулся. - Я ее ощупывал, проверяя, глубоко ли она сидит. И вдруг почувствовал, что она задвигалась у меня под пальцами. Под самой кожей сидела. И чуть я нажал посильнее, как она выпрыгнула наружу - и угодила прямо мне в рукав. А края кожи тут же сомкнулись, так что никакого следа не осталось. Удивительная вещь, надо признаться.
Тристан перегнулся через спинку моего сиденья.
- Дай ее мне, - сказал он. - Захвачу с собой в колледж и сделаю срезы. Установим, что это за штука.
Его брат улыбнулся.
- Наверное, выяснится, что она носит какое-нибудь пышное название. Но для меня она навсегда останется тем, что все-таки выбило мистера Кендалла из колеи!
- Вообще интересный визит, - сказал я. - И меня восхитило, как вы вытащили эту занозу из глаза, Зигфрид. Блестяще, надо признаться.
- Вы очень любезны, Джеймс, - проворковал мой партнер. - Просто один из моих давних приемов. Ну, и, конечно, щипчики заметно облегчают дело.
Я кивнул.
- Да, они просто прелесть. Ничего похожего я никогда не видел. Где вы их нашли?
- В киоске с инструментами на последнем ветеринарном конгрессе. Выложил кучу денег, но они того стоят. Вот посмотрите... - Он сунул руку в нагрудный карман, потом пошарил в боковых и, пока он продолжал ощупывать пиджак, по его лицу медленно разливалось выражение унылой безнадежности.
Наконец он оставил поиски, откашлялся и устремил взгляд на шоссе впереди.
- Я... э... покажу их вам как-нибудь в другой раз, Джеймс, - произнес он сипло.
Я промолчал, но я-то знал. Как и Зигфрид, как и Тристан.
Мы все трое знали, что он забыл их на ферме.
2
Когда я забрался в постель и обнял Хелен, мне вновь пришло в голову, что мало какое наслаждение в мире сравнимо с возможностью согреться возле любимой женщины, когда ты промерз до мозга костей.
Электрических одеял в тридцатых годах не было и в помине. А как бы они тогда пригодились сельским ветеринарам! Просто поразительно, до какой степени способен окоченеть человек, когда его в глухую ночь стаскивают с постели, а затем он раздевается в холодном коровнике или хлеву, еще совсем сонный и вялый. И даже возвращение в постель превращалось в муку: сколько раз я, обессилев, битый час тщетно пытался уснуть, а заледеневшие руки и ноги никак не желали отходить.
Но с тех пор как я женился, все это кануло в область мрачных воспоминаний. Хелен пошевелилась во сне - она уже привыкла к тому, что ее муж ночью исчезает, а затем появляется вновь, превращенный в ледышку, - и инстинктивно теснее прижалась ко мне. С блаженным вздохом я ощутил, что отогреваюсь, и тотчас события последних двух часов отодвинулись в неизмеримую даль.
Все началось с требовательного телефонного трезвона у меня над ухом в час ночи. Уже наступило воскресенье, а у фермеров была привычка: после долгого субботнего вечерка зайти поглядеть скотину, да и решить, что без ветеринара тут никак не обойтись.
На этот раз звонил Харолд Инглдью. И я сразу же сообразил, что он только-только успел вернуться после обычных своих десяти пинт в "Четырех подковах", где не очень-то соблюдался час закрытия, установленный законом.
В хрипловатом дребезжании его голоса проскальзывала предательская невнятность.
- Овца у меня не того. Приедете что ли?
- Она очень плоха? - В дурмане сна я всегда цепляюсь за надежду, что в одну прекрасную ночь услышу в ответ: "Да нет, пожалуй. Можно и до утра подождать..." Надежда эта неизменно остается тщетной. Обманула она меня и на этот раз.
- Куда уж хуже-то. Вот-вот помрет.
"Нельзя терять ни секунды!" - мрачно подумал я. Впрочем, она, вероятно, помирала весь вечер, пока Харолд предавался возлияниям.
Однако нет худа без добра: больная овца ничем особо страшным не грозила. Другое дело, когда выбираешься из-под одеяла в ожидании тяжелой и долгой работы, а у самого ноги от слабости подгибаются. Но с овцой я, без сомнения, сумею обойтись методикой полубдения, а попросту говоря, успею съездить туда, сделать все, что потребуется, и вернуться под одеяло, так до конца и не проснувшись.
Ночные вызовы на фермы настолько обычны в нашей практике, что мне волей-неволей пришлось усовершенствовать вышеупомянутую методику, как, подозреваю, и многим моим коллегам. И должен сказать, я много раз прекрасно со всем справлялся, так и не выходя из сомнамбулического состояния.
И вот, не открывая глаз, я на цыпочках прошел по коврику и натянул на себя рабочий костюм, затем все также в полудреме спустился по длинным лестничным маршам, открыл боковую дверь, ... но тут даже и под защитой садовой стены ветер ударил мне в лицо с такой силой, что никакая методика не помогла. Совсем пробудившись, я вывел машину задним ходом из гаража, тоскливо слушая, как стонут в темноте верхушки гнущихся вязов.
Впрочем, выехав из города, я все-таки сумел опять погрузиться в полусон и принялся размышлять об удивительных противоречиях в характере Харолда Инглдью. Неуемная страсть к пиву совершенно не вязалась с его обликом. Это был щуплый старичок лет семидесяти, тихий как мышь, и, когда в базарный день он изредка появлялся у нас в приемной, от него было трудно слова добиться: пробормочет что-нибудь и снова надолго замолкает. Одетый в парадный костюм, явно широковатый - морщинистая шея сиротливо торчала из воротничка, - он являл собой портрет благопристойнейшего, тишайшего обывателя. Водянистые голубые глаза и худые щеки дополняли это впечатление, и лишь густой багрянец на кончике носа намекал на иные возможности.