Страница 13 из 19
- И это все?
- Да... собственно говоря.
Зигфрид обернулся ко мне.
- Ну, а вы, Джеймс? Вы же смотрели эту собаку позавчера. И что вы у нее нашли?
- Вопрос довольно сложный, - ответил я. - Пес этот ростом с хорошего слона и вообще какой-то жутковатый. Мне все время чудилось, что он только выжидает удобного случая. А кроме старика Джо удержать его было бы некому. Боюсь, мне не удалось провести полного обследования, но должен сказать, у меня сложилось то же мнение, что и у Тристана. Сущий живчик.
Зигфрид устало отложил ручку. Ночью судьба нанесла ему один из тех сокрушительных ударов, которые она приберегает специально для ветеринара: вызов в час ночи, когда он толькотолько уснул, и вызов в шесть утра, когда он снова только-только уснул. А потому его огневая энергия несколько поугасла.
Он провел рукой по глазам.
- Да смилуется над нами бог! Вы, Джеймс, дипломированный ветеринарный врач с двухлетним опытом, и ты, Тристан, студент-выпускник, - вы оба сумели обнаружить только одно: что он - сущий живчик! Скверно, очень скверно! И вряд ли заслуживает названия клинического диагноза. Когда к нам приводят животное, я жду, что вы запишете его пульс, температуру, частоту дыхания. Проведете аускультацию грудной клетки и пальпацию живота. Откроете ему рот и исследуете зубы, десны и глотку. Проверите состояние кожи. А если потребуется, так возьмете катетером мочу и сделаете ее анализ.
- Хорошо, - сказал я.
- Ладно, - сказал Тристан.
Мой партнер встал из-за стола.
- Ты снова назначил его на прием?
- Да. Конечно, - Тристан достал из кармана сигареты. - На понедельник. Но ведь мистер Муллиген всегда опаздывает, и я предупредил его, что мы осмотрим собаку вечером у него дома.
- Ах, так! - Зигфрид сделал пометку в блокноте и вдруг вскинул голову. - Но ведь вы с Джеймсом в это время должны быть на собрании молодых фермеров?
Тристан сделал глубокую затяжку.
- Совершенно верно. Для практики очень полезно, чтобы мы почаще встречались с молодыми клиентами.
- Прекрасно, - сказал Зигфрид, направляясь к двери. - Я сам осмотрю собаку. Утром во вторник я все время ждал, что Зигфрид вот-вот упомянет муллигеновского пса, хотя бы в доказательство того, какую пользу приносит полное клиническое обследование. Но этой темы он не коснулся.
Однако волею судеб, когда я шел через рыночную площадь, мне повстречался мистер Муллиген, которого, естественно, сопровождал Кланси.
Я подошел к старику и крикнул ему на ухо:
- Как ваша собака?
Он извлек трубку изо рта и улыбнулся неторопливо и благодушно.
- А хорошо, сэр, очень хорошо. Выворачивает ее помаленьку, но не так, чтобы слишком уж.
- Значит, мистер Фарнон ее подлечил?
- Ага! Дал ей еще белой микстурки. Отличное средство, сэр. Отличное!
- Вот и прекрасно, - сказал я. - И пока обследовал Кланси, он ничего плохого не обнаружил?
Джо пососал трубку.
- Да нет. Уж мистер Фарнон свое дело знает. В жизни не видывал, чтоб человек так живо управлялся.
- Что-что?
- Так ведь он только взглянул - и уже во всем разобрался. Три секунды - и конец делу.
Я был сбит с толку.
- Три секунды?
- Да, - категорично заявил мистер Муллиген. - Ни на секундочку больше.
- Поразительно! И как же это было?
Джо выбил трубку о каблук, не спеша вытащил ножик и принялся отпиливать новую заправку от зловеще черной полосы прессованного табака.
- Так я же вам толкую: мистер Фарнон, он ведь что твоя молния. Вечером забарабанил в дверь и как прыгнет в комнату! (Мне были хорошо известны эти домишки: ни коридорчика, ни даже прихожей - дверь с улицы открывалась прямо в жилую комнату.) Входит, а сам уже градусник вытаскивает. А Кланси, значит, полеживал у огня, ну и вскочил, да и гавкнул маленько.
- Маленько гавкнул, э? - Я прямо-таки увидел, как косматое чудовище взлетает в воздух и лает в лицо Зигфриду - пасть разинута, клыки сверкают.
- Ага! Гавкнул маленько. А мистер Фарнон спрятал градусник в футляр, повернулся и вышел в дверь.
- И ничего не сказал?
- Ни единого словечка. Повернулся, значит, как солдат на параде и марш-марш за дверь. Вот так-то.
Это походило на правду. Решения Зигфрид умел принимать мгновенно. Я протянул было руку, чтобы погладить Кланси, но что-то в его глазах удержало меня от такой фамильярности.
- Ну, я рад, что ему полегчало! - прокричал я.
Старик раскурил трубку с помощью старой латунной зажигалки, выпустил облачко едкого сизого дыма прямо мне в лицо и закрыл чашечку медной крышкой.
- Ага. Мистер Фарнон прислал большую бутылочку белой микстурки, и ему живо полегчало. Да что уж там! - Он улыбнулся благостной улыбкой. - Кланси всегда ж маленько, а выворачивает. Уж он такой. Более недели пес-великан в Скелдейл-Хаусе не упоминался, но, видимо, профессиональная совесть грызла Зигфрида. Во всяком случае, он как-то днем заглянул в аптеку, где мы с Тристаном занимались делом, ныне отошедшим в область преданий - изготовляли жаропонижающие микстуры, слабительные порошки, пессарии из борной кислоты, - и сказал с величайшей небрежностью:
- Да, кстати! Я послал письмо Джо Муллигену. Все-таки я не вполне убежден, что мы исследовали его собаку в надлежащей мере. Вывора... э... рвота почти наверное объясняется неразборчивым обжорством, но тем не менее я хотел бы удостовериться в этом точно. А потому я попросил его зайти завтра с собакой между двумя и тремя, когда мы все будем здесь.
Радостных воплей не последовало, и он продолжал:
- Пес этот, пожалуй, в какой-то степени нелегкое животное, а потому нам надо все рассчитать заранее. - Он посмотрел на меня. - Джеймс, когда его приведут, вы будете опекать его сзади, хорошо?
- Хорошо, - ответил я без всякого восторга.
Зигфрид впился глазами в брата.
- А тебе, Тристан, поручим голову, договорились?
- Отлично, отлично, - буркнул Тристан, храня непроницаемое выражение, а его брат продолжал:
- Ты покрепче обхвати его обеими руками за шею, а я уже буду готов ввести ему снотворное.
- Прекрасно, прекрасно, - сказал Тристан.
- Ну, вот и чудесно! - Мой партнер потер руки. - Как только я его уколю, остальное будет просто. Я не люблю оставлять чтото невыясненным. В Дарроуби практика в целом была типично деревенской - лечили мы больше крупных животных, а потому в приемной пациентов обычно бывало немного. Но на следующий день после двух в ней вообще не оказалось никого, и ожидание из-за этого стало почти невыносимым. Мы все трое слонялись из комнаты в комнату, заводили разговоры ни о чем, с подчеркнутым равнодушием поглядывали в окно на улицу, что-то про себя насвистывали. К половине третьего мы окончательно смолкли. Следующие пять минут мы через каждые несколько секунд подносили часы к глазам, и ровно в половине третьего Зигфрид нарушил молчание.