Страница 7 из 18
— Нож твой, и этого я тебе запретить не могу, но тоже дружески не советую. Если мы все не съехали дружно и синхронно с катушек, и нас в натуре зашвырнуло в лохматые времена, то такой инструмент, как наш, тут не купить ни за какие деньги. Так нахрена ж его портить, спрашивается?
— А чего портить-то? Чего с ним сделается?
— Ты как калить собрался, докрасна? Так хорошей закалённой стали и этого не надо. Чуть только цвета побежалости появились — ну, потемнела, если по-простому — уже, считай, отпустилась. Звиздец её закалке, если совсем просто. Станет мягче, будет быстро тупиться — оно тебе надо?
— Понял! На хрен, на хрен! А как насчёт трофейных ножиков? Ты, вроде, сам говорил, что у них сталь сырая…
— Этого я не говорил. Хреново закалена по сравнению с нашей современной — это да, но всё-таки хоть слегка, но подкалена — уж всяко потвёрже гвоздя или там китайского шурупа, у которого шлицы отвёрткой сворачиваются на хрен. Их, конечно, не так жалко, как наши, но тоже ведь не лишние. Ты уверен, что мы скоро разживёмся новыми? Если разживёмся — можешь при всех назвать меня долботрахом, и я с тобой охотно соглашусь. А пока — считай меня долботрахом молча, гы-гы!
— Понял. Ну, раз так — будем заниматься бурным и продолжительным сексом…
Пока я аккуратно — орднунг юбер аллес — стёсывал кругляк на концах лука и ещё более аккуратно достругивал его плечики до толщины в полтора пальца с плавным переходом от квадрата с трёхпальцевой стороной, он провертел в ложе дыру насквозь и сам додумался аналогичным манером расширить её стамеской. К тому моменту, как я доделал утолщенные кончики с канавками для тетивы, отверстие у Володи тоже было готово. Когда мы прикинули длину его мотка бечевы и поняли необходимость экономии, он придумал вколотить в отверстие толстый ореховый прут с надрезами на концах, к которым и вязать лук. Так и в самом деле получилось экономнее и не в ущерб качеству. Для тетивы пришлось свивать бечёвку в несколько слоёв, но и после этого её толщина не впечатляла. Впрочем, это ведь нейлон.
Поставив полуфабрикат арбалета вертикально, я встал ногами на плечики лука у ложи и обеими руками растянул его — настолько, насколько у меня получалось, не рискуя надорвать пупок. Володя царапнул кончиком ножа отметку, я плавно вернул тетиву на место, стараясь не тереть её об ложу, и аккуратно надпилил нацарапанную отметку. Это будет упор, за который мы будем цеплять взведённую тетиву. Состругав ножом часть древесины сразу за надпилом, я разметил наконец окончательный контур ложи и отдал Володе стёсывать лишнее. Сам тем временем занялся отверстием под ось в спусковом рычаге. Когда мы закончили, поджаривающиеся на костре кроличьи тушки уже доводили нас своим дразнящим ароматом до исступления…
Сытный обед на тощий желудок — что может быть прекраснее? Впрочем, насладиться крольчатиной без помех сеньор Васькин нам не дал, начав наше обучение языку басков. Показывая на какой-то предмет или показывая жестом какое-то действие, он сперва называл его по-русски, а затем по-баскски, после чего заставлял нас повторять по нескольку раз. И надо сказать, что наш баскский веселил его куда больше, чем нас — его русский. Бабы вскоре взбунтовались, и с этим галантный испанец ничего поделать не сумел, но на нас он оторвался по полной программе. А когда — при всём нашем понимании его правоты — на грани бунта оказались уже мы, он проявив недюжинный дипломатический талант, тут же научил нас самым грязным баскским ругательствам и весело хохотал, когда мы его же ими и облаяли. Отсмеявшись, Хренио констатировал, что хотя гибралтарские макаки гораздо смышлёнее нас, мы всё-таки не безнадёжны, и научить нас в конце концов говорить по человечески он, пожалуй, сумеет. Типа, похвалил.
Перекурив, мы с Володей вернулись к арбалету. Теперь, когда его контуры уже вырисовывались, нам не требовалось сушить мозги над последовательностью работ. Я прорезал стамеской паз под рычаг внизу ложи — с упором, не позволяющим рычагу свисать вниз — и провертел в образовавшихся «ушах» отверстие под ось, которую Володя тут же подогнал по месту. Сменяя друг друга, разметили и пробуравили в ложе отверстие под спусковой штырь, который тут же вырезали и подогнали, после чего вчерне арбалет был готов. Чтобы драгоценная тетива не перетиралась об ложу, мы конфисковали из юлькиной аптечки кусок лейкопластыря и туго обмотали им середину тетивы, заодно и утолстив её для лучшего взаимодействия со спусковым штырём.
На приготовление нормальных арбалетных болтов терпения нам уже не хватило. Взяв один из нарезанных ранее более-менее прямых ореховых прутьев, я обрезал его до примерно полуметровой длины, вырезал пазик под тетиву на тонком конце и наскоро заострил толстый, после чего взвёл арбалет, осторожно уложил в желобок ложи свою эрзац-стрелу и прицелился в ствол стоящего в двадцати шагах от нас толстенного дерева. Попал я примерно на пол-ладони ниже и на ладонь левее, чем метил, но от древесной коры полетели ошмётки, а от несчастной стрелы — щепки. Представив себе, что будет с угодившим под такой выстрел человеком, народец присвистнул и впечатлился. А что до точности боя — главное стрелы сделать по возможности одинаковыми, дабы обеспечить хорошую кучность стрельбы, а уж целиться однообразно и брать поправки при прицеливании как-нибудь научимся.
— Слушай, Макс, а ты уверен, что у местных дикарей ничего подобного нет? — спросил Володя, когда мы наслаждались заслуженным отдыхом.
— Почти, — ответил я ему, — Точного времени мы не знаем, но иберы не романизированы, так что до имперских времён явно далеко. А арбалет вроде нашего появился у римлян уже только в позднеимперские времена, где-то третий или даже четвёртый век — нашей эры, естественно. До него была только ручная катапульта вроде стационарных осадных — громоздкая и тяжёлая. И кажется, тоже уже в имперские времена.
— А греческий гастрафет? — вмешалась Юлька, — Он же чуть ли не в пятом веке до нашей эры изобретён!
— Да, я в курсе. Но это очень сложный и дорогой агрегат. Сам лук композитный вроде скифского — склеенные вместе дерево и рог, длинный продольный затвор в пазу типа «ласточкин хвост», фиксация по металлическим зубчатым рейкам — ножом и топором его точно не сделать, уж поверь мне как технарю-производственнику.
— Но ведь делали же как-то!
— Да, греки с их достаточно развитой цивилизацией. Но вот ты, Юля, у нас самый главный эксперт по древности. Так скажи нам, где и у кого упомянуты ОТРЯДЫ гастрафетчиков из сотен или хотя бы десятков стрелков?
— Ну, я так сходу не помню, — Юлька наморщила лоб.
— Да не напрягайся — и не вспомнишь. Я ведь тоже интересовался в своё время — не было у греков никаких «гастрафетных рот». Были только отдельные стрелки, скорее всего единичные.
— А чего так? — не понял Володя, — Ведь классная же вещь!
— Всё упирается в производство. Один экземпляр с индивидуальной подгонкой деталей — как мы с тобой корячились — можно сделать и на коленке. Несколько экземпляров — сквозь зубовный скрежет и трёхэтажный мат, которые нас ещё ожидают — тоже можно. Но наладить массовое поточное производство с полной взаимозаменяемостью деталей от разных комплектов — забудь и думать. Это шаблоны, лекала, прочий мерительный инструмент, которого в этих временах нет и долго ещё не предвидится. Поставить массовое производство — это и в наши-то времена секс ещё тот, а уж в античные…
Остаток дня мы посвятили заготовке полноценных арбалетных болтов — практически одинаковых, ровных, оперённых и с обожжённым на огне для твёрдости остриём — и уже настоящей пристрелке нашей зверь-машины. Как я и ожидал, нормальными одинаковыми боеприпасами она стала мазать однообразно, на малой дистанции практически в одну и ту же точку, так что приноровиться брать поправку мне удалось без особого труда. На состоявшемся в тот же вечер импровизированном военном совете образец был — за неимением лучшего — одобрен и рекомендован к принятию на вооружение.
Поужинали мы остатками крольчатины, которая иначе протухла бы безо всякой пользы, оставив яблоки с орехами на завтрак. Перед сном Васкес немного поистязал нас ещё одним уроком баскской тарабарщины, которую сам он почему-то считал нормальным человеческим языком. Поскольку точно таким же заблуждением наверняка страдали и местные иберы, с учётом их многолюдья — а попробуй только их не учти — мы, русские, оказывались в явном меньшинстве. А меньшинство всегда и во все времена вынуждено приспосабливаться к большинству. Кто не приспосабливался — наживал себе нехилые проблемы. Оно нам надо?