Дети Мафусаила

— А разве такого словаря недостаточно? — спросил Форд. — Я слышал, что с помощью запаса в восемьсот слов можно выразить практически любую идею.

— В этом есть доля правды, — улыбнулся Джонсон. — Около тысячи слов достаточно, чтобы объясниться в любой ситуации. Я отобрал около семисот терминов, служебных и вспомогательных слов, чтобы на их основе смоделировать пригодное для наших целей подобие языка. Но анализ смысловых тонкостей и оттенков значений придется пока отложить, поскольку наше понимание их культуры находится на скудном уровне. А с помощью словаря расхожих словечек невозможно обсуждать абстрактные темы.

— Чушь, — хмыкнул Лазарус. — Семисот слов хватит за глаза. Лично я, например, не собираюсь объясняться им в любви или обсуждать с ними поэзию.

Это мнение казалось справедливым. Многие земляне за две недели освоили джокайрийский словарь и теперь болтали с аборигенами так бойко, как будто говорили на чужом языке с пеленок. Все земляне еще в школах приобрели определенные навыки в области мнемоники и семантики. Небольшой словарь разговорного языка они освоили очень быстро, поскольку имели возможность часто общаться с его носителями. Естественно, не обошлось без возмущенных выступлений твердолобых, страдающих провинциальными замашками личностей; с их точки зрения, именно местные жители должны были учить английский.

Джокайрийцы и не пытались овладеть языком землян. Ни один из них не проявил к нему хотя бы мало-мальского интереса. Впрочем, не много удивительного в том, что миллиону туземцев ни к чему было изучать речь не столь уж многочисленных чужаков. К тому же раздвоенная верхняя губа джокайрийцев не позволяла им правильно произносить звуки «м», «п» и «б», в то время как гортанные, свистящие, зубные звуки и щелчки, которыми изобиловал их собственный язык, люди воспроизводили с легкостью.

Лазарус был вынужден изменить свое первоначально недоброжелательное отношение к джокайрийцам. Со временем, когда их внешность перестала казаться шокирующей, туземцы не могли не вызвать симпатию. Они были такими гостеприимными, такими щедрыми, такими дружелюбными, так стремились доставить удовольствие! Особую привязанность Лазарус испытывал к джокайрийцу по имени Криил Сарлуу, выполнявшему роль посредника между аборигенами и землянами. Среди своих соотечественников Сарлуу занимал положение, которое грубо можно было обозначить как «отец», «священник», «вождь» племени или семьи. Как-то раз он пригласил Лазаруса к себе в гости в джокайрийский город, расположенный неподалеку от земной колонии.

— Мои люди будут рады посмотреть на тебя и почувствовать запах твоей шкуры, — сказал он. — Твое появление станет счастливым событием. Боги будут довольны.

Сарлуу, казалось, не мог произнести ни одной фразы, чтобы не помянуть своих богов. Лазарусу, впрочем, не было до этого дела. К чужим верованиям он относился равнодушно и терпимо.

— Я приду, Сарлуу, старина. Для меня это тоже будет большой радостью.

Сарлуу повез гостя в обычном для Джокайры экипаже — бесколесной повозке, похожей на глубокую тарелку. Двигалась она бесшумно и очень быстро, летя над землей и иногда касаясь ее и скользя по поверхности. Лазарус съежился на полу аппарата, а Сарлуу все прибавлял и прибавлял скорость до тех пор, пока от встречного ветра у Лазаруса не начали слезиться глаза.

— Сарлуу, — стараясь перекричать шум ветра, спросил Лазарус, — а как работает эта машина? За счет чего она передвигается?

— Боги вдыхают жизнь — в… — Сарлуу употребил слово, отсутствующее в словаре, — и тем самым вынуждают ее переменить место.

Лазарус начал было интересоваться деталями, но скоро прекратил расспросы. В ответах Сарлуу сквозило что-то знакомое, и наконец Лазарус вспомнил, что именно. Однажды ему уже довелось быть в сходном положении, когда один из обитателей венерианских болот попросил его объяснить устройство дизельного двигателя старенького вездехода. Лазарус тогда вовсе не собирался намеренно наводить тень на плетень, но его возможности были скованы ограниченностью словарного запаса.

Тем не менее всегда можно найти выход…

— Сарлуу, я хотел бы взглянуть на рисунки того, что происходит внутри, — настойчиво заявил Лазарус, указывая на машину. — У вас есть рисунки?

— Рисунки есть, — признался Сарлуу. — Они в храме. Ты не можешь войти в храм. — Его огромные глаза печально смотрели на Лазаруса, и тот начал почти физически ощущать жалость к себе со стороны джокайрийского вождя, который, казалось, скорбел о том, что его друг обделен великой милостью. Лазарус поспешно сменил тему разговора.

Но воспоминание о венерианах навело его на мысль о еще одной загадке. Болотные жители, отрезанные от окружающего мира непроницаемым облачным слоем Венеры, не верили в астрономию. Прибытие землян заставило их пересмотреть свои взгляды на строение мира, но новые воззрения не стали более близкими к истине. Лазарус подумал, что интересно было бы узнать мнение туземцев о гостях из космоса. Они не сильно поразились, столкнувшись с фактом появления пришельцев. Или он заблуждается?

— Сарлуу, — спросил он, — а ты знаешь, откуда прилетели я и мои друзья?

— Я знаю, — ответил Сарлуу. — Вы пришли с отдаленного солнца — настолько отдаленного, что пройдет много лет, пока свет проделает такой длинный путь.

Лазарус был удивлен:

— А кто тебе это сказал?

— Боги сказали нам. И твой брат Либби рассказывал об этом.

Лазарус готов был побиться об заклад, что боги и думать не думали говорить что-либо по этому поводу, пока Либби все сам не объяснил Криилу Сарлуу, однако решил не спорить. Он хотел узнать у Сарлуу, был ли тот удивлен прибытием гостей из космоса, но потом сообразил, что не знает ни одного джокайрийского слова, эквивалентного понятиям «удивляться» или «поражаться». Он все еще пытался облечь свою мысль в другую форму, когда Сарлуу заговорил вновь:

— Отцы моего народа летали в небесах, как вы, но это было до прихода богов. Боги же, в своей мудрости, велели нам остановиться.

«И это тоже, — подумал Лазарус, — чистейшей воды ложь, черт побери». Не было ни малейших признаков того, что джокайрийцы когда-либо покидали пределы родной планеты.

В жилище Сарлуу в тот вечер Лазарусу пришлось вытерпеть процедуру, через которую, как он решил, доводится проходить любому почетному гостю. Видимо, по замыслу хозяев, она должна была развлечь его. Он сидел на корточках возле Сарлуу, на небольшом возвышении посреди просторного помещения, служившего, похоже, кают-компанией клану Криила, и битых два часа слушал вой, который, по всей видимости, считался здесь пением. Лазарус подумывал о том, что, если даже прищемить хвосты пятидесяти бродячим псам, и то получится лучшая музыка, но старался не ударить в грязь лицом, стойко претерпевая навязанный ему ритуал.

Он вспомнил, как Либби настаивал на предположении, что очень популярный среди джокайрийцев хоровой вой действительно является музыкой и что люди могут научиться получать от него удовольствие, если обнаружат скрытую логику в чередовании пауз.

Лазарусу с трудом верилось в это.

Но он вынужден был признать, что Либби лучше, чем кто-либо, понимал джокайрийцев. Либби находил их прекрасными, очень тонкими математиками. Во всяком случае в этом они ничуть не уступали ему самому с его необузданным талантом. Землянам казалась чрезвычайно сложной даже их арифметика. Число — любое число, большое или маленькое — было для аборигенов единым целым и воспринималось как единое целое, а не как совокупность меньших чисел. Это относилось и к иррациональным, и переменным величинам.

Было настоящим счастьем, размышлял Лазарус, что Либби мог выступать в качестве математического переводчика между джокайрийцами и Семьями. В противном случае им не удалось бы приобрести столько новых технических знаний, которыми исправно снабжали их хозяева планеты.

«Интересно, — подумал он, — почему это джокайрийцы совершенно не интересуются земной технологией, которую им предлагают в обмен?»