Три любви

Люси беспокойно заерзала. Эти семейные сборища, пусть она и допускала их фамильярную атмосферу, обычно проходили непринужденно, стоило только расшевелить обычно сдержанного Фрэнка. Но сейчас Фрэнк сохранял безучастный вид, и, несмотря на свои усилия, Люси ощущала его упорное сопротивление, а она не привыкла, чтобы ее труды пропадали даром. Чуть нахмурившись, она обратилась к нему поверх вазы-этажерки оживленно-повелительным тоном:

– Ну-ка, Фрэнк, ты плохо ухаживаешь за кузиной. Передай ей песочное печенье.

– Все хорошо, – с улыбкой возразила Анна. – Просто он еще не справился с потрясением от встречи со мной!

– С потрясением, право! – сказала Люси, укоризненно глядя на Фрэнка, который хмуро передавал блюдо с печеньем. Потом, повернувшись к Анне, она с подчеркнутой любезностью спросила: – Вы были рады вернуться в Ливенфорд?

– И да и нет, – честно ответила Анна.

– Она хочет сказать, – коротко заметила Полли, – что ненавидит это место.

– Я понимаю, в чем тут дело… – Люси улыбнулась Анне. – Ее сердце осталось в Ирландии.

Повисла заметная пауза – момент тревожного ожидания. Люди за столом сделали вид, что с увлечением жуют, однако каждый из них – Джо, Полли и даже Фрэнк – бросил на Анну быстрый взгляд.

– Может быть, – серьезно кивнула она. – А может быть, и нет!

Наступило молчание. Люси была озадачена, и ей не нравилось это ощущение растерянности. Она уже собиралась заговорить, когда Фрэнк, который редко отваживался на замечание, вдруг отодвинул свой стул и заявил:

– Мы уже закончили. Пойдемте в гостиную.

Все поднялись со своих мест. Полли вытерла салфеткой взмокшее красное лицо.

– Я обычно потею, когда ем мясо, – заметила она громким шепотом. – Приходится есть медленно, или меня начинает пучить.

Тут же стало очевидно, что Полли говорит правду. Она деликатно пустила газы, в равной мере не обращая внимания на хмурый вид Люси и бесстрастный взгляд Анны.

Они прошли в гостиную. Джо расстегнул жилетку. Достал сигару и, придерживая из осторожности свой красный шейный платок, зажег ее. Полли, обмахиваясь веером, устроилась у окна; Анна уселась на диван; Фрэнк занял свой любимый угол у каминной доски и, вперив взгляд в пространство, принялся угрюмо орудовать зубочисткой.

У двери Люси задержалась, обняв Питера за плечи.

– Извините меня, – сказала она. – Мне надо отправить мальчика спать.

– Нет, мама, – стал вырываться тот, – слишком рано!

– Позвольте ему ненадолго остаться, – попросила Анна.

– Боюсь, – смущенно произнесла Люси, – такое у нас правило. Семь часов!

Мальчик выпятил нижнюю губу.

– Знаешь, – пробубнил он, – дядя Джо обещал дать мне пенни. И не дал.

– Господи помилуй! – гаркнул Джо. – Я позабыл.

Величественным жестом он отложил сигару и после долгих усилий извлек из кармана теплую медную монетку.

– Скажи спасибо! – довольно резко велела Люси сыну.

Ей не понравилось его поведение – чтобы хозяин просил денег у гостя! Чуть нахмурившись, она быстро повернулась, расстроенная сама не зная чем. Остановившись на лестничной площадке, она сказала:

– Не стоило этого делать, сынок.

– Прости, мама, – протянул тот с ухмылкой, но при всем при том аккуратно опустил пенни в свой кувшинчик.

Наверху Люси подумала, что зря не попросила Анну помочь искупать мальчика. Да, это было бы мило. Они могли бы дружески поболтать у ванны! Анна явно была слишком робкой, чтобы предложить это самой. Люси надо постараться побороть застенчивость Анны, дать ей почувствовать себя непринужденно.

Размышляя таким образом, она уложила ребенка, и тут послышался звон колокольчика входной двери, возвещающий о прибытии мистера Леннокса. Люси будто кто-то подтолкнул, она заторопилась. Хотя контора помещалась в Глазго, он, как и Муры, жил в Ардфиллане, на холме. Нечастые визиты Леннокса – он, по обыкновению, сухо обещал «заглянуть» – были зна́ком его особого расположения. Да, несмотря на сдержанность Леннокса, он нравился Люси, и у нее были самые веские причины искать его общества. Спокойный, проницательный, терпимый, он слыл человеком широких взглядов, а иначе как мог бы он много лет назад выстроить свое партнерство с Галтоном? Шотландец и ирландец в бизнесе! Почище чем язычник и еврей! Но ему это удалось. У Галтона были связи, а у него – капитал. А теперь, после смерти партнера, Леннокс тщательно обдумывал планы по расширению предприятия за счет ввоза из Голландии этого нового синтетического продукта. У Люси же были свои планы, и сегодня ей подвернулась благоприятная возможность приступить к их осуществлению. Правда, этим вечером она не предполагала прибегнуть к своей хитрости, но хотела подготовиться к этому.

И сейчас ей уже виделись проблески на горизонте. Не зря же она до сих пор так дипломатично обращалась с Ленноксом. Она поцеловала Питера, пожелав ему спокойной ночи, и поспешила к гостям, собравшимся в гостиной.

Люси с порога поняла, что Джо успел распалиться не на шутку. Театрально выставив вперед руку, он с большим чувством вещал:

– Пускай называют нас подлыми ирландцами! Они все твердят, что от нас мало толку. Разве я возражаю? Ни словом! Пусть просто понаблюдают за нами. Мы добьемся успеха, несмотря на всю эту болтовню. Спросите кого угодно в Ливенфорде про Большого Джо Мура! Меня там знают, и довольно хорошо. У меня не было тех возможностей, что у других родственников, но я все-таки проложил себе дорогу и к тому же заработал деньжат. Вот я мальчишкой продавал газеты, а теперь – директор футбольного клуба «Грин» и председатель местного АОГ[5]. Может, это не так много, но достаточно, чтобы двигаться дальше.

– Не сомневайтесь на счет Джо, – кивнула Полли, не поднимая полуопущенных век.

Леннокс внимательно изучал стоящий перед ним стакан виски. Глава компании был спокойным и уверенным в себе человеком лет пятидесяти, среднего роста, с седой бородкой. Он носил костюм из толстого серого твида хорошего качества, но отвратительно сшитый. У Леннокса были хитроватые глаза, полуприкрытые веками, небольшой рот со сжатыми губами; руки он частенько держал в карманах брюк. Простой вязаный жилет странно щетинился частоколом хорошо заточенных карандашей. Для этого человека имело значение, чтобы они были при нем и в нерабочие часы. По характеру неразговорчивый и недоверчивый, он развивал в себе практичность, как другой может развивать ум, казалось, исключительно в целях укрепления своего мелкого бизнеса. Мировоззрение Леннокса основывалось на осторожности, хитрости и предусмотрительности. По временам он мог напускать на себя вид колоссальной увлеченности делом. Лишенный блеска и изобретательности, он вполне обходился природной проницательностью. Таков был Леннокс – медлительный, надежный, прозорливый, замкнутый.

– Да-да, – процедил он своим странным холодным голосом, – вы замечательный человек. В этом нет сомнения. Ни малейшего.

Он сказал это так, что невозможно было уяснить, комплимент ли это.

– Да! Не такие уж плохие у меня дела, – с жаром произнес Джо. – Стоит вам попробовать каплю хорошего «Джемисона» в пабе «Шемрок», как вам нипочем будет проплыть по всей реке Клайд. И пусть я имею немало, бедных я не забываю. Ей-богу! На Рождество раздаю милостыню у церкви Святого Винсента де Поля. Нет, духовенству я тоже рад помочь. Каждый раз, как маленький отец Кассиди скоблит свой котелок, в руке у него на счастье оказывается соверен. Имейте в виду: не то чтобы это было необходимо, просто я заставляю его взять деньги. Пустяковое доброе дело с моей стороны.

– Сильнее труби в трубу, Джо, – сказал Фрэнк, уставившись в потолок и слегка скривив губы.

– А почему бы и нет, парень? – с ухмылкой пророкотал Джо. – Уж точно, мотивчик получается премилый.

– Он великодушный человек, наш Джо Мур, – вздохнула Полли, незаметно распуская шнуровку корсета.

На миг воцарилась тишина, потом Леннокс искоса бросил на Люси лукавый взгляд.

5

Имеется в виду Ancient Order of Hibernians, AOH – Древний орден гибернийцев (Гиберния – латинское название Ирландии). Основное занятие ордена – продвижение католичества как религии национальной самоидентификации ирландцев.