Чаша Асклепия

Надо бы для Стасика подарок какой взять, не с пустыми же руками на свидание идти! Вениамин Игнатьевич усмехнулся, достал из личной аптечки несколько шприц-тюбиков с обезболивающим. Кстати, мелькнула в голове гениальная мысль, потом можно будет Стасика на наркоту подсадить. Начать с простых анальгетиков, а там и что посерьёзней можно колоть. Настроение поднималось, хотя крохотный червячок то ли тревоги, то ли сомнения тихонько копошился на задворках сознания.

Так, лекарство взял, надо гель на всякий случай какой-нибудь заживляющий прихватить и жидкий бинт. Надо ещё что-то… Макс говорил, пленников почти не кормят, воды дают в обрез. Значит, бутылку с нормальной питьевой водой и несколько ампул жидкой глюкозы. Хотя… Вениамин Игнатьевич подумал и положил глюкозу обратно. Не стоит слишком облегчать страдания Стасика, а то вдруг у него тогда хватит сил понять, что друг Веня не просто принёс ему облегчение сейчас, но и был источником его мук до этого.

Вениамин Игнатьевич ещё раз придирчиво оглядел себя в зеркале: а всё же, пусть и подсознательно, он выбрал наилучший наряд для визита к полуобезумевшему и отчаявшемуся пленнику. Явиться к Стасу в образе светлого ангела совсем неплохо. Ангел, дарующий освобождение! Вениамин Игнатьевич хихикнул и вытер внезапно вспотевшие ладони об обивку кресла.

Через десять минут доктор Бобков в сопровождении служебной «семёрки» направился «в гости» к друзьям-однополчанам — Стасику и Вадику. Макс сказал, что их содержат сейчас вместе. Из каких соображений, Вениамин Игнатьевич не понял, впрочем, не особо-то и вникал.

Помещение тюрьмы, как громко называл склад с каменным подклетом Казак, находилось на небольшом расстоянии от жилых модулей. Это было неплохо, всё-таки резиденция Уайтера тут была временная, звукоизоляция паршивая, и Вениамину Игнатьевичу, например, совсем не улыбалось слушать по ночам стоны подопытных кроликов Казаковых мастеров заплечных дел.

С каждым шагом у Вениамина Игнатьевича всё сильнее сжимало желудок и дрожали руки. Он даже остановился на несколько секунд, чтоб унять неприятный тремор. Он улыбнулся слегка деревянными губами. Нет, это не страх, убеждал себя доктор. Это предвкушение и радостное нетерпение, ещё немного — и в крови начнут играть крохотными пузырьками адреналин и дофамин, даря наслаждение даже от самих мыслей о предстоящем свидании.

Живое воображение рисовало картины замордованного Стаса, сидящего на грязном каменном полу в луже собственной мочи и крови. Затравленный взгляд сломленного даже не человека уже, а несчастного пса, который настолько туп, что понимает только хлыст и окрик.

Разбитые в кровавую кашу губы, шепчущие ему, доктору Бобкову, слова искренней благодарности; преданность в серых, когда-то гордых глазах. Трясущиеся пальцы с обломанными грязными ногтями, тянущиеся к бутылке с водой. Можно будет заставить его лакать воду прямо с пола.

А можно — тут Вениамин Игнатьевич прямо захлебнулся от восторга — заставить Стаса убить своего армейского друга, перегрызть тому глотку, задушить собственными руками.

В эту секунду чуть сдавило левую сторону груди, кольнуло и тут же отпустило. Вениамин Игнатьевич сурово сдвинул брови: дома первым делом на диагностику! Хотя картинки со сломленным Стасиком почти сразу вытеснили тревожные мысли из головы.

Весь в радужных мечтах, Вениамин Игнатьевич сам не заметил, как они с молчаливой «семёркой» дошли до невысокого здания бывшего склада. Когда доктор уже стоял на пороге импровизированной тюрьмы, неожиданно заработал комм. Вызывал Казак. Вениамин Игнатьевич чуть удивился, но спокойно принял вызов.

Голос Макса Уайтера был спокоен и деловит:

— Вень, извини, — Вениамин Игнатьевич опять поморщился, — мне «жестянка» твоя понадобилась, буквально минут на пятнадцать. Сможешь ещё немного обождать?

Макс встопорщил в улыбке свои казацкие усы и хитро подмигнул.

Вениамин Игнатьевич пожал плечами: пятнадцатью минутами больше, пятнадцатью меньше… А он пока на Стасика через смотровое окошко полюбуется, ничего страшного.

«Семёрка» исчез, словно испарился: только что стоял рядом, а уже и нет. Вениамин Игнатьевич передёрнул плечами — неприятные всё-таки киборги создания — и спокойно открыл дверь в полутёмный коридор тюрьмы.

— Здравствуйте, Вениамин Игнатьевич… — голос был настолько тих, что доктор Бобков в первое мгновение решил, что тот ему вообще померещился.

Он подслеповато прищурился, глаза после дневного света не сразу привыкли к полумраку небольшого коридора, заканчивающегося чуть приоткрытой дверью.

От боковой стены отделилась высокая худощавая тень. У Вениамина Игнатьевича перехватило горло, и на несколько секунд он забыл, как дышать.

— С вами всё в порядке, Вениамин Игнатьевич? — в полумраке блеснули алые глаза.

Захотелось завизжать и броситься прочь, но сильная твёрдая рука цепко ухватила его за локоть.

— Д-денис, — от страха и неожиданности Вениамин Игнатьевич начал заикаться, — т-ты откуда? Т-ты жив?..

Некто (это не мог быть Дэн! Дэн погиб в озере!) наклонился к самому лицу Вениамина Игнатьевича. Запахло дымом и серой. Повторялся кошмар, приснившийся доктору на Степянке, только проснуться никак не получалось. Со всё возрастающим ужасом Вениамин Игнатьевич вглядывался в белое пятно лица и видел всё новые и новые доказательства, что это НЕ ДЭН! Это призрак, явившийся за ним из преисподней.

Белое лицо, заострившийся нос и скулы, плотно обтянутые синеватой кожей с грязными разводами, тёмные провалы глазниц, полыхающие нечеловеческим светом. Губы в чёрной корке запекшейся крови, то ли своей, то ли чужой… Грязные, свалявшиеся волосы, на макушке иссиня-чёрные (где-то на периферии сознания мелькнуло воспоминание, как Полька и Тед красили Дэна перед высадкой на Медузу, чтобы его настоящий хозяин не узнал), а на концах — неопределенно-бурые, сбившиеся в неряшливые колтуны… От рыжего навигатора в этом существе не было ничего, даже запах был чужой. Не пахло ни сгущёнкой, ни весной. От существа пахло смертью…

Вениамин Игнатьевич икнул и начал сползать по стене на пол, но жёсткая рука по-прежнему крепко удерживала его в вертикальном положении.

— Вениамин Игнатьевич, вы меня слышите? Я — Дэн, — существо слегка тряхнуло доктора. — Где Станислав Федотович? Вам плохо?

Вениамин Игнатьевич лязгнул зубами и чуть-чуть пришёл в себя. В голове толпились мысли, главная была — Дэн это или нет, но он не знает о статусе доктора. Главное, потянуть время, пятнадцать минут не так уж много, скоро явится служебная «семёрка» Макса — и всё закончится. Надо только заговорить зубы этому… существу.

Он собрал волю в кулак и начал:

— Дэн… Слава богу, ты жив! Ты не представляешь, как я рад! Стас где-то тут… Был. Я не знаю, жив ли…. Я врач, меня Казак заставил лечить своих людей… Вот, поэтому и жив… А остальных забрали на плантацию, я пытался помочь, уговорить Казака привезти сюда хотя бы Полину… Мне так жаль…

Существо внимательно слушало, не перебивая и не шевелясь, лишь глаза светились ровным красным светом.

Доктор воодушевился: кажется, существо верило. Во всяком случае, минуты капали, время работало на него… Сколько прошло? Минута? Пять? Десять?

— Вениамин Игнатьевич, — негромкий спокойный голос прервал прочувствованную речь на самой возвышенной ноте, — а вы когда-нибудь говорите правду?

========== Глава 20 ==========

Доктор захлебнулся на полуслове и закашлялся. Потом возмущенно воззрился на того, кто называл себя Дэном, хотел разразиться гневной тирадой…

— Вениамин Игнатьевич, это вы сдали нас Казаку?

***

Дэн торопился на базу, Тед еле поспевал за ним. Если честно, то киборг предпочёл бы оставить человека на плантации: один передвигаться он мог бы быстрее, да и КПД явно повысился бы. Но Дэн… У Дэна было паршиво на душе. Даже хуже, чем всю эту неделю в джунглях Медузы.

Вообще-то, после того, как он научился справляться с навеваемыми токсичным воздухом планеты галлюцинациями и «договорился» с хассами, местными обитателями, стало вполне терпимо.