Страница 62 из 101
В этот момент столб таинственного света начал извиваться, принимая формы, которые каждый потом описывал по-своему. Вдруг привязанный конь издал такой вопль, какого никто еще от коня не слышал. Все в страхе зажали уши и подались от окна. Словами этого не передать — когда Амми через некоторое время решился взглянуть во двор, несчастное животное неподвижно лежало на земле рядом с обломками тележки. На следующий день его закопали, но в тот момент людям было не до погибшего коня. Неизвестная опасность уже была рядом. Лампа была давно погашена, но в комнате становилось все светлее. Светились широкие доски пола, угол красного ковра, оконные рамы. Цветные отблески мерцали по углам, сияли полки и камин, двери, мебель. Свет усиливался с каждой минутой, и становилось ясно, что тем, кто хочет остаться в живых, лучше поскорее покинуть это место. Амми провел их через заднюю дверь, по полю и лугу. Они шли, спотыкаясь, как сомнамбулы, и, пока не поднялись по склону холма, никто не посмел обернуться. Эта тропинка была их спасением, никто не рискнул бы пройти через передний двор мимо колодца. Им было достаточно и того, что пришлось миновать фосфоресцирующие скотный двор и сад, где деревья превратились в живые, шевелящиеся фонари, но, слава богу, их зловещие ветви были подняты высоко вверх. Когда они проходили по мостику через луговой ручей, луна скрылась за плотными облаками, и стало совсем темно.
Но далеко внизу, на ферме Наума, они видели страшную картину. Вся ферма сияла неописуемыми оттенками — деревья, постройки, даже трава, там, где она еще не стала серой и сухой. Ветви деревьев, вытянутые к небу, несли на себе тысячи огоньков, и их холодное пламя уже перекидывалось на коньки крыш дома, сарая и хлева. Все было охвачено этим мертвенным заревом, дьявольская радуга играла над колодцем, губительная для всего живого — она растекалась, пузырилась, кипела, отравляя все вокруг зловещим космическим цветом.
Затем внезапно цветное зарево устремилось вверх, словно запущенная ракета, и исчезло в небе, оставив лишь правильный круглый просвет в облаках. Все произошло в считанные мгновения, но никто потом не мог забыть этой картины. Амми стоял, уставясь вверх, на созвездие Лебедя, на сияющий Денеб, где неизвестный цвет влился в Млечный путь. Потом в низине раздались скрип и треск, именно скрип и треск ломающегося дерева, а не взрыв, утверждал Амми. Но результат был схожим — в одно мгновение ферма взлетела на воздух, ослепляя присутствующих, рассыпаясь фантастическими искрами, словно земля выталкивала в небо чуждое ей яркое, необычное вещество. Через сужающийся просвет в облаках оно тоже унеслось вверх и растворилось высоко в небе. Низина, куда никто не решился бы вернуться, покрылась мраком, и почти сразу же поднялся ветер, холодные порывы которого, казалось, шли прямо из черного космоса. Он гудел и завывал, тревожа окрестные леса, и они тоже зашумели, словно посылая ответ космосу. Было очевидно, что в эту ночь луна больше не покажется, и увидеть, что осталось от погибшей фермы несчастного Гарднера, не удастся.
Семеро скитальцев, уже слишком измученных, чтобы обмениваться предположениями, поспешили по окружной дороге к Эркхэму. Амми же до своей фермы нужно было еще пройти через густой, воющий лес, и он умалял остальных сначала проводить его до дома. Страх одолевал его больше, чем спутников, из-за навязчивого подозрения, о котором он с тех пор ни разу не обмолвился. Когда его товарищи, уже не оборачиваясь, шли по дороге в город, Амми все же решил в последний раз взглянуть на опустошенную темную низину, где нашел свой конец его несчастный друг. Издалека ему показалось, будто в том самом месте, откуда космический монстр устремился в небо, что-то еще пыталось подняться ввысь, но осталось на земле. Он различил только цвет — но не земной цвет. Он не мог ни с чем спутать этот цвет и с тех самых пор не знал покоя — частица той материи осталась-таки в недрах колодца.
Амми ни за что бы не согласился снова приблизиться к этому месту. Прошло уже сорок четыре года, но он ни разу там не был. Ему, несомненно, станет легче, когда новое водохранилище затопит низину. Мне тоже. Потому что, когда я шел мимо Окаянной пустоши, меня удивила своеобразная игра солнечных лучей над заброшенным колодцем. Надеюсь, водохранилище будет достаточно глубоким, но пить из него я ни за что не стал бы. Не думаю также, что я когда-нибудь еще приеду в Эркхэм. Трое из бывших с Амми в ту ночь наутро вернулись взглянуть на развалины. Но там не было собственно развалин — кирпичная труба, каменный погреб, какой-то металлический мусор, ограда кошмарного колодца. Кроме коня, которого они оттащили на луг и закопали, и обломков тележки, которые они вернули Амми, на этом месте не осталось даже признаков жизни. Пять акров жуткой серой пустыни, где так ничего и не растет. До сих пор долина, похожая на кислотное пятно, выжженное среди лугов и полей, словно вглядывается в темное небо. Те немногие, кто, несмотря на крестьянские поверья, решался наведываться туда, прозвали это страшное место Окаянной пустошью.
Конечно, крестьянские суеверия — вещь своеобразная. Но они бы могли показаться еще более удивительными, если ученые горожане потрудились бы взять на анализ воду из заброшенного колодца или пыль, которую, кажется, не в силах развеять ветер. Ботаникам бы следовало изучить чахлые растения на границах пятна, они могли бы пролить свет на подозрение крестьян о том, что пустошь увеличивается — понемногу, может быть, на дюйм в год. Местные жители говорят, что цвет появляющихся весной растений какой-то не такой, а дикие животные оставляют необычные следы на снегу. И слой снега там вроде бы меньше, чем в округе. Кони — немногие оставшиеся в наш век моторов — начинают нервничать в той низине, а охотники жалуются, что в близлежащих лесах на собак нельзя положиться.
Еще говорят, что эта местность влияет на рассудок. После смерти Наума несколько человек помешались, возможно, потому, что им не хватало решимости вовремя уехать. Тогда уехали все те, кто еще сохранил здравый ум. В их ветшающих домах пытались селиться новые эмигранты, но и они не задерживались. Стоит задуматься, было ли это только влиянием местных предрассудков, передаваемых опасливым шепотом. Поселенцы жаловались, что здешние ландшафты навевают кошмарные сны, и, действительно, одного взгляда на окрестности достаточно, чтобы пробудились самые фантастические опасения. Путешественники, очутившись среди местных ущелий, испытывают глубокую тоску, и художники содрогаются, когда пишут окрестные дремучие леса, не только внешний вид, но и атмосфера которых кажется полной тайн. Я на себе испытал их давящее воздействие, еще до того, как услышал рассказ Амми. Я помню, как мне в сумерках было неуютно под открытым пустым небом, как я желал, чтобы его заслонили облака.
И не спрашивайте, что я думаю по этому поводу. Я не знаю — вот и все. Я имел возможность поговорить только с Амми, остальные местные жители избегали воспоминаний о Странных днях, а все ученые, исследовавшие метеорит и скрытый в нем цветной шарик, уже умерли. Там могли быть еще шарики, вроде найденного. Должно быть, один уже напитался и улетел, а другой пытался последовать за ним, но не успел. Несомненно, он еще в колодце, — я же помню, как мне что-то не понравилось в игре солнечных лучей над ним. Крестьяне говорят, что пустошь увеличивается по дюйму в год, — значит, он питается, растет. Но что бы за демон там ни сидел, это надо остановить, иначе опустошение продолжится. Или оно скрывается в корнях деревьев, которые голыми ветками хватались за небо? В Эркхэме упорно ходят слухи о толстых дубах, которые светятся и удивительным образом шевелятся по ночам, а такого не бывает с нормальными деревьями.
Только Богу известно что это было. Если обратиться к учению о состояниях вещества, то я думаю, что это можно было бы назвать газом, но этот газ не подчинялся законам нашего мира. Это был продукт других миров, которые нашим астрономам не увидеть даже в телескоп и не заснять на фотопленку. Это было дыхание иных небес, которые нашим ученым не измерить и не оценить. Это был всего лишь цвет, космический цвет — страшный посланец необъятных просторов бесконечности, непостижимой нам с нашими понятиями о природе, бесконечности, заключающей в себе иные миры, само существование которых кажется нам нереальным, и раскрывающей нашему изумленному взору недоступные и пугающие, как все неведомое, черные бездны.