Чёрное солнце (ЛП)

— Может, нужно время, — произнёс Сомчай с напряжённым выражением. — Может, это не происходит сразу же. Они могли сходить с ума постепенно. Вот почему никто не ушёл. Вот почему они все остались здесь, даже когда начали сходить с ума.

— Не нравится мне, как это звучит, — пробормотал Ковбой. — Но это логично.

— Мы действительно думаем, что сам этот огонь — наркотик? — спросил Декс все ещё громким шёпотом. — Типа, он каким-то образом накачивает их всех чем-то?

— Какой огонь? — спросил Ковбой, кивая в сторону ямы. — Я не вижу там огня как такового, а вы?

Воцарилось очередное молчание. Они все повернулись и уставились в яму, замечая мерную пульсацию того света. Ник осознал, что он не подрагивал, как пламя. Ковбой прав. Он светился, как какой-то гигантский янтарь или нагревательная лампа, застрявшая внизу камня.

— Тогда что, черт подери, источает этот свет? — спросил Декс.

Ковбой пожал плечами.

— Не знаю, брат. Но…

— Halt deine fresse! — тихо прошипел охранник позади них.

Они все умолкли, покосившись друг на друга.

— Уважение. Выкажите уважение. Засранец. Тихо! — добавил охранник по-английски с сильным акцентом.

Добавление слова «засранец» заставило Ника подавить невольный смешок.

Он знал, что во многом виновата нервозность.

В основном ему было не до смеха, конечно. По правде говоря, выражения лиц двух пропавших туристов нервировали его. Выражение каждого лица в этой пещере нервировало его. Он поймал себя на том, что вспоминает слова, которые сказал немецкий командир в коричневой униформе, пока они все ещё были прикованы к стенам той пещеры.

«Вас обучат».

Сомчай прав? Вот что случилось с теми двумя туристами?

Их «обучили»?

— Не нравится мне это, — пробормотал Декс.

— Ага, — согласился Кобвой, выдыхая, и поднял взгляд на Декса, мрачно поджимая губы. — Не тебе одному.

***

Стоять там должно быть просто, учитывая все то время, что они провели в камере, не имя возможности говорить или перемещаться более чем на несколько дюймов во все стороны.

Даже с учётом жары и влажности это должно было быть просто.

Это должно было стать передышкой.

Но нет.

Ник стал испытывать затруднения, простояв там всего несколько минут, и он не мог до конца осознать причины. Судя по шарканью, гримасам, переступанию с ноги на ногу и в целом возне мужчин рядом с ним, он знал, что не он один это ощущает.

Его ноги болели, и отчасти дело было в этом.

Его ноги ныли, ослабели, дрожали — предположительно потому, что он так много дней стоял коленями на камне. Чем дольше Ник стоял в этой пещере, тем сильнее ныли его ноги, тем сильнее дрожали и сокращались его мышцы, тем более нетвёрдыми казались его колени и бедра. Его руки ныли по тем же причинам, хотя они беспокоили его меньше — вероятно, потому что он не пытался удержать свой вес на руках.

В этой пещере было жарче, чем в самом аду.

Даже в просторной пещере с высоким потолком от пребывания так близко к той дыре в земле становилось сложно дышать и трезво мыслить.

Хуже того, Ник теперь мучился от паранойи, что пещера его дурманит.

Он знал, что его друзья наверняка беспокоятся о том же самом. Более того, поскольку охранники им ничего не говорили, а Нацистский Командир и Драконья Маска, похоже, исчезли, то Ник не видел никаких причин, с чего бы их стали здесь держать, если не для одурманивания.

Чем дольше они оставались здесь, ничего не делая, тем сильнее становилась его паранойя.

Жара также становилась все более невыносимой. Отчасти тому виной балахоны, которые их заставили надеть — они липли к грязному потному телу как вторая кожа, отчего Нику хотелось сорвать с себя эту проклятую штуку и выбежать отсюда.

Они все ещё стояли на внушительном расстоянии от остальных людей в просторном помещении, но это не очень-то помогало. Ник ловил себя на том, что смотрит на толпу, большая часть которой стояла намного ближе к светящемуся кругу в полу. Пот градом катился по их лицам, пропитывая одежду там, где он скатывался по шеям сзади и смачивал золотистую ткань на их грудях, животах и плечах.

Никто, похоже, этого не замечал.

Он видел, что некоторые бормочут что-то себе под нос, слышал тихий ритм какого-то напева, который они повторяли.

Не все в этом участвовали.

Довольно многие просто смотрели, уставившись пустыми взглядами в светящуюся яму. Их лица были лишены всякого выражения.

Все это беспокоило Ника — пристальные взгляды, напевы, жара, клаустрофобия, тяжёлая липкая одежда, ноющая боль в руках и ногах, дрожь и страх, что он может упасть на каменный пол и, возможно, не сумеет подняться.

Его беспокоило кое-что ещё.

Что бы там ни было, определить это было намного сложнее.

Это нечто более неуловимое, скрытное, и почему-то это беспокоило его куда сильнее любого физического и психологического дискомфорта, и даже как будто усиливало его.

Ник предполагал, что это было чувство.

Это никак иначе и не назвать, хотя и «чувство» не казалось ему подходящим словом. Просто он не знал, как лучше это описать.

Что бы там ни было на самом деле, самому себе Ник лучше всего описывал это как невидимый газ. Этот газ омывал его волнами — иногда сильнее, иногда слабее. Этот газ начал вызывать у него усталость, отчего жара лишь усилилась. Его веки отяжелели, глаза становилось тяжелее держать открытыми. В то же время Ник ловил себя на том, что сильнее морщится, даже мотает головой в тщетных попытках прояснить мысли.

Тот груз в его голове все тяжелел.

Он перестал делать Ника усталым и вместо этого начал вызывать у него тошноту, активируя более подсознательный инстинкт «дерись или беги».

То тревожное ощущение тоже усиливалось.

Задрожав, Ник рефлекторно отпрянул от ямы, пока не остановился на полушаге, врезавшись в стоявшего за ним охранника. Ковбой взглянул на него. Выражение лица другого мужчины сделалось ещё более мрачным, чем в их камере.

Он выглядел обеспокоенным.

Ник сомневался, что прежде хоть раз видел этого стоического южанина обеспокоенным. Во всяком случае, не так явно. Обычно он лучше это скрывал.

— Я тоже чувствую это, брат, — сказал Ковбой.

Декс посмотрел на них обоих, стиснув зубы.

Он стоял по другую сторону от Ковбоя, явно испытывая дискомфорт, судя по тому, как он сгибал руки, шевеля ими в оковах за спиной.

— Вот как они будут с нами обращаться? — спросил он уголком рта. — Вымотают нас, ослабят… а затем одурманят и превратят в зомби, как всех остальных?

Нахмурившись, Ковбой перевёл обеспокоенный взгляд на Декса.

— Может, они решили, что теперь мы более податливы. Типа, мы посчитаем это улучшением, проведя несколько недель взаперти в той дыре.

Ник не ответил.

Он поймал себя на том, что смотрит обратно на светящийся круг в центре пещеры.

Они видел, что японская пара теперь бормочет слова вместе с остальными. Стоявшие вокруг них люди таращились в яму с пустыми лицами. Ник не видел, чтобы кто-то из них шевелился, если не считать небольших движений губ и челюстей.

— Нам нужно знать, какого черта здесь происходит, — пробормотал Ник, все ещё глядя на ту толпу. — Нам нужно знать, что эта штука делает с этими людьми. Нам нужно узнать это немедленно…

— Зачем? — перебил голос.

Голос раздавался позади него.

В отличие от последних слов, произнесённых с той стороны, это слово не было окрашено немецким акцентом. Мужской голос говорил на безупречном английском. Более того, в нем звучала напевность, которая заставила Ника застыть ещё до того, как он повернул голову.

— Зачем? — повторил голос. — Зачем, во имя всего святого, тебе понадобилось это знать, Наоко?

Ковбой повернулся ещё быстрее Ника.

Хоть его запястья и были закованы за спиной, он уже наполовину принял бойцовскую стойку к тому времени, когда Ник и Декс повернулись в ту же сторону.