Страница 6 из 8
Она смотрела на меня так, словно не верила своим ушам. Ее подбородок начал подрагивать. Она опустилась на корточки и зарыдала. Я даже удивился настоящие слезы, ручьем... Наверное, они должны были меня растрогать, но не растрогали. Мне не нравятся убийцы.
Я встал около нее.
- Зачем ты ее убила? Зачем?!
- Пошел вон!
- Вот еще! Я хочу посмотреть, как из тебя сделают жаркое, мой грудастый ангелочек.
К телефону пришлось пятиться задом. Я не спускал с нее глаз, не рискуя поворачиваться к ней спиной, какой бы голой она ни была.
Хейзл метнулась вперед, но не ко мне, а к двери. Не знаю, как далеко она надеялась убежать нагишом.
Я сбил ее с ног и подмял под себя. Там было что подмять, ничего не скажешь! Она кусалась и царапалась, но я применил захват и выкрутил ей руку.
- Веди себя хорошо, милая, или я сломаю руку.
Она притихла, и тут до меня дошло, что подо мной не просто тело, а очень женственное тело. Я постарался проигнорировать этот факт.
- Отпусти меня, Эдди, - попросила она дрожащим голосом, - или я закричу, что меня насилуют. Ты потом от копов не отобьешься.
- Полный вперед, моя пышечка, - ответил я. - Именно копов я и хочу здесь увидеть - и чем быстрее, тем лучше.
- Эдди, Эдди, ну послушай меня... я не убивала ее. Но я знаю, кто убийца.
- Да? И кто же?
- Я знаю... Знаю... Хотя он вроде и не мог этого сделать. Вот почему я ничего не сказала.
- Давай выкладывай.
Она отозвалась не сразу, мне пришлось усилить захват.
- Говори!
- О Господи! Это был Джек.
- Джек? Чепуха! Я его видел.
- Знаю. И все-таки это сделал он. Не знаю как... но он убийца.
Я задумался, по-прежнему сжимая ее руку. Она заглянула мне в глаза.
- Эд?
- Ну?
- Если бы я нажала кнопку звонка, на ней бы остался отпечаток моего пальца?
- Наверняка.
- Так почему бы тебе не выяснить?
Это меня озадачило. Я по-прежнему не сомневался в своей правоте, но Хейзл, похоже, искренне хотела, чтобы я узнал ответ.
- Вставай, - буркнул я. - Сначала на колени, потом на ноги. И не пытайся освободить руку. Никаких фокусов - иначе получишь в живот.
Она смирилась. Я провел ее к телефону и набрал номер. Через телефонную станцию полиции мне удалось соединиться со Спейдом Джонсом.
- Эй, Спейд? Это Эдди... Эдди Хилл. Слушай, на кнопке звонка были отпечатки?
- А я все гадал, когда ты наконец спросишь об этом? Конечно, были.
- Чьи?
- Трупа.
- Эстеллы?
- А кого же еще? Ее отпечатки остались и на песочных часах. На рукоятке кинжала ничего - ее вытерли. По всей комнате отпечатки обеих красоток, хотя есть и несколько чужих... но, возможно, старые.
- Ага... да... ну хорошо, спасибо.
- Не за что. Звони мне, сынок, если вдруг осенит блестящая идея.
Я повесил трубку и повернулся к Хейзл. Не помню точно, но, кажется, я отпустил ее, когда Спейд сказал про отпечатки Эстеллы. Хейзл стояла рядом, растирая руку и очень странно посматривая на меня.
- Ладно, - сказал я, - можешь тоже вывернуть мне руку или врезать куда захочешь. Я ошибся. Прости... Я постараюсь заслужить твое прощение.
Она хотела что-то сказать, но снова расплакалась. Все закончилось тем, что она приняла мои извинения, причем самым приятным из возможных способов, перепачкав меня помадой и потекшей тушью. Мне это понравилось, хотя в душе я чувствовал себя мерзавцем.
Промокнув слезы на ее лице носовым платком, я попросил:
- Надень платье или что-нибудь еще, сядь на кровать, а я посижу на кушетке. Нам надо докопаться до сути, а я лучше соображаю, когда твои прелести прикрыты.
Она послушно отошла, и я начал размышлять.
- Ты говоришь, что ее убил Джек, но признаешь, что не знаешь, как он это мог сделать. Тогда почему ты его подозреваешь?
- Из-за музыки.
- Что-что?
- Из-за музыки, которую он приготовил для выступления. Помнишь "Грустный вальс"? Это музыка Эстеллы, то есть для ее сцены. Моя сцена, обычно шедшая в полночь, сопровождалась "Болеро". Он поставил музыку для нее и, значит, знал, что на балконе Эстелла.
- Поэтому, когда он заявил, что она не предупредила его о перемене программы, ты заметила ложь. Но по такой улике человека не осудишь - он может сказать, что поставил пластинку по ошибке.
- Может, да не скажет. Пластинки хранятся строго по номерам, каждая предназначена для своей сцены, и такой порядок соблюдается не первую ночь. Никто, кроме Джека, их не трогает. Он уволил бы любого, кто коснулся бы его пульта. Но знаешь... я заподозрила его еще до того, как подумала о музыке. Только как он ее убил - ума не приложу.
- Я тоже. Давай продолжай.
- Он ненавидел ее.
- Почему?
- Она крутила им как хотела.
- Как хотела? Допустим, крутила. Со многими такое бывает. Она над всеми издевалась - дразнила тебя, дразнила меня. Ну и что?
- Это не одно и то же, - настаивала Хейзл. - Джек боялся темноты.
Да, история оказалась печальной. Парень боялся темноты - по-настоящему, как боятся некоторые дети. По словам Хейзл, он ночью не мог без фонарика даже до стоянки дойти, чтобы сесть в машину. Но не в этом выражалась слабость Джека, и не этого он стыдился: многие люди пользуются фонариками - просто чтобы знать, на что они наступают. Беда в том, что Джек влюбился в Эстеллу и, видимо, добился немалых успехов - фактически он уложил ее в постель. Да только ничего у него не вышло, потому что девчонке вздумалось выключить свет. Эстелла, рассказывая об этом Хейзл, злорадно подчеркивала, что вовремя успела узнать о его "трусости".
- После этого она постоянно издевалась над ним, - продолжала Хейзл. - Со стороны ничего не было заметно, если не знаешь. Но он-то знал! Он боялся ее, боялся уволить ее из-за страха, что она расскажет кому-нибудь. Он ненавидел ее - и в то же время сгорал от любви и ревновал. Однажды, когда я была в костюмерной...
Хейзл продолжала свой рассказ. Джек вошел в комнату, когда девчонки то ли одевались, то ли раздевались, а заодно препирались по поводу одного из посетителей. Эстелла велела Джеку убираться. Он ни в какую. И тогда она выключила свет.
- Он удирал как заяц, спотыкаясь о собственные ноги. - Хейзл тяжело вздохнула. - Ну как тебе история, Эдди? Хороший мотив для убийства?
- Хороший, - согласился я. - Ты почти убедила меня, что это сделал он. Только он не мог... я же его видел.