Евангелие от смартфона

В здание мы вошли с торца, шумная процессия свернула к лифтам, а я направилась в главный холл, которому мог бы позавидовать пятизвездочный отель где-нибудь в Эмиратах — столько мрамора, хрусталя и вычурной позолоты, приходящихся на кубометр пространства, мне давно не доводилось видеть. Выбрав физиономию подобрее за стойкой информации (надо же, у них нет регистратуры!), я поинтересовалась, где могу найти профессора Верховского.

— Поднимайтесь на третий этаж, первый коридор направо, он вскоре должен подойти, — последовал приветливый ответ.

Я бодро застучала каблуками по мрамору лестницы, лихо свернула за угол… И чуть не уперлась в знакомую широкую спину, обтянутую серым пиджаком.

Реакция моя была молниеносной и неожиданной даже для самой себя — долгий прыжок назад. Не знаю, почему я это сделала, — сработала ли женская интуиция или защитные рефлексы дали о себе знать, — но мне нисколько не хотелось, чтобы шеф лицезрел мой обескураженный вид. Его-то самого ничто не могло обескуражить…

Но надо же, полковник здесь! Откуда? Как он узнал? И что это за высокий темноволосый парень в черной кожаной куртке рядом с ним?

Поразмыслив с минуту, я решила, что в присутствии шефа в Санатории есть большой плюс — вызволять Андрея из когтей Верховского теперь мне придется не в одиночку. Я уже дернулась, чтобы сделать шаг, но моя интуиция вдруг воспротивилась. Прежде чем воочию предстать перед начальством, сначала позвони, сказала она мне.

Из своего укрытия я прекрасно видела, как шеф достал из кармана мобильник, быстро глянул на экран, но отвечать не спешил. Как не спешил и сбрасывать вызов. Ответил он лишь на пятом звонке.

— Тебе срочно? Я занят, — в голосе полковника Ремезова наметились сварливые нотки.

— Да, срочно, но я быстро.

Я в двух словах рассказала о своем визите в воинскую часть, не забыв добавить, что абсолютно уверена: мальчик находится в ЦМЧС 77. Дальше я поделилась своими ближайшими планами, первым пунктом которых значился разговор с Верховским.

Шеф молчал. О, знаменитая пауза полковника Ремезова, которой могла бы позавидовать сама Сара Бернар!

— Насколько ближайшими? — наконец спросил шеф.

— Я уже тут, на третьем этаже, — ответила я и вышла в коридор.

Шеф — сама невозмутимость — молча кивнул мне и убрал мобильник в карман. Зато его напарник в черной куртке смотрел с любопытством, как будто видел перед собой редкую зверушку, затем подмигнул мне и ехидно покосился в сторону шефа.

— Егор — наш коллега, Анна Уманская, — нехотя буркнул шеф, представляя нас друг другу (заметьте, никаких подробностей!), и тут же перевел взгляд на конец коридора, откуда к нам торопливой походкой приближался человек в распахнутом белом халате. Под халатом виднелись дешевые хлопчатобумажные брюки и поло от Ральфа Лорена.

Это был Верховский. Я никогда не видела профессора Верховского на фото, но почему-то считала, что лучшие годы ученого остались давно позади. Наверное, я оказалась очередной жертвой стереотипа — раз доктор наук, к тому же полковник, то уж точно не меньше полтинника. Этому же человеку было от силы лет тридцать пять — тридцать семь, не больше, хотя сутулость, ранние морщины, неряшливая стрижка и очки в старомодной оправе добавляли ему еще лет десять.

Поравнявшись с нами, доктор обменялся рукопожатием с мужчинами и остановил долгий взгляд на моей персоне. Шеф коротко кашлянул.

— Вы нашли его? — быстро спросил Верховский, повернувшись к шефу.

Так сыграть невозможно! Или я вообще ничего не понимаю в людях!

Все — напряженный взгляд, нескрываемое возбуждение, резкие, порывистые движения — говорило о том, что Верховский взволнован. К этому я оказалась совсем не готова. Я ожидала чего угодно — холодной отчужденности, бесстыдной лжи, глупого замалчивания. Ожидала, что придется спасать парня, применяя силу, но только не этого. Я ошиблась второй раз за сегодняшний день — сначала посчитав Андрея Крылова жертвой неуставных отношений, а потом, когда рассчитывала найти его здесь в качестве жертвы ученого-садиста. Это много. Непозволительно много.

Узнав, что поиски все еще продолжаются, Верховский сник, еще больше ссутулился и распахнул двери, ведущие в кабинет.

Наверное, именно в этом шикарном кабинете и проходят переговоры с будущими клиентами — комната совсем не походила на рабочее место серьезного ученого, зато располагала к комфортной и конфиденциальной беседе. Все, начиная от дорогого пушистого ковра на полу и заканчивая выставленной на виду защитой от прослушки в виде большого Готторпского глобуса, указывало на то, что именно здесь ведутся серьезные дела, замешанные на больших деньгах.

Верховский уселся за письменный стол, предложив нам на выбор диван и кресла. «Кожаная куртка» предпочел диван у стены, показывая этим, что отдает инициативу мне с полковником. Мы заняли кресла «в первом ряду» возле стола Верховского.

Со своего места я отлично видела обоих мужчин и не смогла удержаться от сравнения. Оба высокие, почти одного роста, только Верховский из-за сутулости казался ниже. Парень в черной куртке был красив, хоть сейчас на обложку журнала, Верховский тут явно проигрывал. Когда-то давно, в юности, наверное, его можно было назвать симпатичным, но работа наложила отпечаток на внешность. Бледная не по-летнему кожа, морщинки вокруг глаз и рано проявившиеся носогубные складки старили его. «Черная куртка» выглядел спокойным и уверенным, даже самодовольным, а Верховский не находил себе места. Он то сцеплял, то расцеплял руки, хватался за карандаш, хотя тот ему был совсем не нужен. Парень в куртке…

Все, хватит, сказала я себе, прекрати пялиться на мужиков, а то пропустишь все самое интересное.

— Но где же он? — вопрошал Верховский. В его голосе чувствовались растерянность пополам с недовольством. — Ведь уже третий день идет!

— Ищем, — шеф, как всегда, был лаконичен.

— Вам не кажется, что настало время для откровенного разговора? — прозвучал голос с дивана.

— Да, пожалуй, — Верховский потер небритый подбородок. — Что вы хотите знать?

— Все. И с самого начала.

— Если с самого начала, то придется вернуться на месяц назад.

* * *

…Комиссии Верховский не любил. Хотя кто в здравом уме любит комиссии и проверки? Мало того, что отвлекают занятых людей, так еще и вселяют ложные надежды. Но Верховский комиссии не любил особо. Его неприязнь зарывалась корнями в глубокое детство. Визиты вышестоящих лиц для доктора были сродни приходу Деда Мороза, когда родители ставили маленького Костика на табурет и заставляли читать выученное накануне стихотворение. И ладно бы только стихотворение, но потом приходилось отвечать на каверзные вопросы вроде «сколько добрых дел ты сделал в этом году, мальчик?». Не то чтобы это было трудно для Костика. Он рос умным мальчиком, стихов знал достаточно, да и добрых дел всяко мог припомнить больше одного, но участвовать в этом представлении было глупо и унизительно. Да и подарок — оплаченный мамой кулек с конфетами — всегда оборачивался сплошным разочарованием. Ведь знал же, знал, что не будет там ничего кроме дешевых конфет, но всякий раз надеялся. Каждый год из-за этих глупых надежд мальчик злился на себя, родителей и фальшивого Деда Мороза. А став взрослым, злился на проверяющих.

Вот и сейчас Константин не ждал от нынешней комиссии ничего хорошего. Отнимут время, которое он мог бы потратить на исследования, зададут массу глупых вопросов, ни разу не усомнившись в собственной компетентности, в лучшем случае пообещают денег и оборудование, а он как в детстве поверит, в худшем же — наорут и пригрозят снять с должности.

Верховский одернул мундир, который терпеть не мог (но сейчас нужно, сейчас особый случай, разве можно показаться комиссии в мятых хирургических брюках?!), и вышел навстречу гостям, вольготно расположившимся в мягких креслах небольшого конференц-зала.

На этот раз ознакомиться с лабораторией пожелали новый глава администрации президента — бывший полковник КГБ Черкашин, опять же новый председатель Совета Федерации — шумная особа с говорящей фамилией Шумилина и глава счетной палаты РФ госпожа Рагозина — миниатюрная молодящаяся дама с хваткой бультерьера. Не обошлось и без первого зам. министра здравоохранения Коноплева, с которым Верховский был шапочно знаком и считал его человеком старой формации, недалеким и упертым, а также куратора Санатория полковника ФСБ Новикова — единственного, при виде кого доктор не испытывал досаду.