Игра на выживание

- Ладно, Рамон, успокойтесь! Мы собрались здесь, чтобы установить факты. У вас есть нож? Вы храните его дома?

- У меня дома есть несколько ножей. На кухне, - ответил Рамон.

- А с собой вы нож не носите?

- По-вашему, я похож на уличного хулигана?

В комнате поднялся невообразимый шум. Внезапно все разом заговорили.

- Вы последним приходили сюда! - кричал Саусас. - Так почему, скажите на милость, мы не должны вас подозревать? Я, по-вашему что, похож на идиота?

- Давайте! Ну что же вы? Начинайте! - дико орал Рамон.

Саусас лишь махнул рукой и обернулся к Теодору.

- Сеньор Шибельхут, почему вы приехали в Мексику?

- Потому что мне очень нравится эта страна.

- Как долго вы прожили в Соединенных Штатах? Вы получили гражданство?

Теодор уже рассказал Саусасу, что он родился недалеко от ГАмбурга, что когда ему было одиннадцадцать, то они всей семьей переехали в Швейцарию, где он и окончил школу, а потом ещё учился в Париже, и приехал в Соединенные Штаты в возрасте двадцати двух лет.

- Я уехал ещё до того, как был решен с моим гражданством в Америке, устало сказал Теодор.

- И чем вы занимались потом?

- Три-четыре года я путешествовал - главным образом по Южной Америке. Много где побывал, многое повидал. Разве это имеет значение?

- Имеет. Почему вы решили приехать в Мексику?

- Потому что здесь мне понравилось больше всего. А так как стеснения в средствах я не испытываю, то могу себе позволить жить там, где пожелаю.

Еще минут пятнадцать ушло на обсуждение источника доходов Теодора, хотя все было предело просто: он получал свою часть доходов с недвижимости, принадлежавшей его семье и проценты с акций, которые значительно возросли в цене, когда началось послевоенное восстановление Германии. Все это приносило ему примерно двадцать пять тысяч песо в месяц. Разумеется, с этой суммы он исправно уплачивал подоходный налог и в случае необходимости мог доказать это, предъявив соответствующие документы. Этот разговор утомлял его, и он едва удерживался от того, чтобы не заснуть. Ему начало казаться, что полицейские намеренно не отпускают их с Рамоном спать, разыгрывая упрощенную версию американского допроса с пристрастием. Не было ни направленной в лицо лампы, ни резиновых дубинок; но по сути метод был тот же самый: вырвать признание, воспользовавшись усталостью подозреваемого, его неспособностью контролировать собственный рассудок. Усталость действовала ему на нервы, и особенно его раздражало то тупое любопытство, с которой полицейские и детективы стали глядеть на него, когда узнали о сумме его ежемесячного дохода. Как можно потратить за месяц такие деньжищи? И куда тратит их он? И чем больше неопределенных и уклончивых ответов он давал, тем со все большей настойчивостью они на него наседали. Когда же Теодор сказал, что у него есть два дома, один в Куэрнаваке, а другой в Мехико, то они смотрели на него с таким восторгом и мечтательным изумлением, с каким люди смотрят фильмы о красивой жизни американских миллионеров.

- Я же со своей стороны могу вас заверить, что потратить двавдцать пять тысяч песо в Мексике можно запросто, если у человека есть свой дом, прислуга, автомобиль... потом ещё расходы на ремонт... на покупку книг, пластинок... - У Теодора появилось ощущение, что он разговаривает во сне, доказывая свою точку зрения несуществующим персонажам приснившегося ему кошмара.

- И на любовницу? - пихнув его локтем в бок, подхватил сидевший рядом с Теодором детектив, перекатывавший во рту жевательную резинку.

Теодор отодвинулся от него, но мятно-тошнотворный запах его дыхания, заставил Теодора содрогнуться от омерзения. Он поспешно отхлебнул глоток отвратительного кофе - пойла мышино-серого цвета, больше напоминавшего молоко, разведеное сырой водой. Край бумажного стаканчика размок и уже начал расползаться.

- Извините, - сдержанно обронил Теодор. И прошел в ванную, находившуюся в конце коридора. Но вызвать рвоту ему так и не удалось. У него в желудке ничего не было. Но все равно в течение ещё нескольких минут он стоял, наклонившись над унитазом, чувствуя приступы тошноты и придерживая галстук, который его большая, ухоженная ладонь судорожно прижимала к груди. Он вымыл руки и ополоснул лицо прохладной водой. Его кожа словно онемела. Затем выдавил немного пасты "Колгейт", которой обычно пользовалась Лелия, и прополоскал рот. Еще какое-то время он стоял неподвижно, глядя на батарею пузырьков с духами и туалетной водой, расставленных на небольшой полочке на стене. Потом взглянул себе под ноги, на неровный пол, выложенный белым кафелем и лежащий на нем овальный резиновый коврик синего цвета. Даже сейчас, закрыв глаза, он мысленно видел на нем свои босые ноги. Сколько счастливых дней и ночей... Возможно, все это неправда, ничего не было. А Лелия не лежит мертвая в спальне, изнасилованная и с отрезанным носом. В ушах у него зазвенело, а белые плитки кафеля на полу почему-то начали сливаться воедино. Теодор наклонился так низко, как только мог, пока его голова, не оказалась, наконец, ниже уровня коленей. Забавная поза. Он проклинал свое тело.

- Сеньор Шибельхут!

Он ждал, не открывая глаз, чувствуя, как кровь приливает к голове.

- Сеньор Шибельхут! - Шаги приближались.

- Уже иду! - отозвался Теодор, выпрямляясь во весь рост. Он провел рукой по волосам и открыл дверь.

Они распрашивали Рамона о его работе и доходах. Рамон отвечал неохотно, давая на все вопросы односложные ответы. Рамон работал в мастерской по ремонту мебели, что находилась близ собора, всего в пяти или шести улицах от дома Лелии. Он был совладельцем этой мастерской, и его компаньоном был человек по имени Артуро Балдин. А ещё у них трудились двое наемных работника. Доходы Рамона варьировались в зависимости от успешности бизнеса. Он сказал, что получает от трехсот до шестисот песо в неделю, но Теодор знал, что зачастую заработок Рамона не превышал сотни песо, а то был и того меньше, всего шестьдесят песо в неделю, столько, сколько получает в Мексике низкоквалифицированный рабочий. Теодор, узнав о Лелии о столь бедственном положении Рамона, часто тайком подсовывал ему в карман пиджака купюру в сотню песо, а иногда и открыто настаивал на том, чтобы Рамон принял бы от него несколько сотен в подарок. Рамон обладал обостренным чувством экономической справедливости, а потому не имел ничего против того, чтобы брать деньги у Теодора. Ведь у Теодора их было так много, да и доставались они ему, можно считать, даром. Так что деньги от Теодора он принимал без тени смущения и стыда, но в то же время не выражая и радости по этому поводу, словно это было в порядке вещей. И за это ему Теодор был очень благодарен. Однако теперь Теодор подметил, что Рамон так ни разу и не обмолвился ни словом о том, что он часто давал ему деньги. Что ж, и это, пожалуй, к лучшему, решил Теодор, потому что в противном случае это лишь ещё больше запутало бы дело. Они продолжали распрашивать Рамона о том, как ему удается жить на такие небольшие деньги, и не пытался ли он найти себе дополнительные источники дохода. Рамон, само собой разумеется, побочных заработков не искал и даже не мечтал о том, чтобы разбогатеть с помощью гипотетического выигрыша в денежной лотерее. Он жил скромно и никогда не жаловался. Когда же полицейский офицер - это был не официальный допрос, и вопросы мог задавать любой из присутствующих - предположил, что Рамон мог состоять при Лелии, выполняя обязанности сводника, Рамон лишь ответил все тем же бесцветным тоном: "Нет". Как часто он приходил к Лелии? Ну, может быть два-три раза в неделю, а иногда бывало, что и каждый вечер.