Страница 4 из 22
И сейчас, когда мое совершеннолетие уже не за горами, я по-другому посмотрела на мир, на ограниченную свободу, свои желания и увлечения.
Раньше, всего несколько лет назад, когда я была ребенком, мне предоставлялась свобода в куда более полной мере, чем сейчас. Я делала все, что хотела, а потом, когда мне стукнуло шестнадцать, появились правила, которые не хотелось выполнять, но приходилось. Единственное, что мне было запрещено, но очень хотелось – встречаться с парнями, гулять допоздна и побыть плохой девочкой. Чего, конечно же, мне очень хотелось. Ладно бы хоть попробовать дали, чего лишают, ведь запретный плод всегда сладок, как известно. Но как бы мне не хотелось завести себе бойфренда втайне от всех, ни один парень не подходил мне: кто внешне, кто по характеру, кто по уму, привычкам и другим критериям, важным для перебирающей меня. Они не такие. Все не такие.
Был только один человек, который годами удовлетворял мои запросы по всем параметрам и на кого не был похож ни один парень, которого я знала, но он был еще более недосягаем для меня, чем планета Сатурн и путь до нее пешком. Планетой Сатурн оказался как раз-таки Роберт. Я засыпала в мечтах о нем и просыпалась с мыслями, что сегодня я осмелею и скажу ему о своих чувствах. Но этого не происходило. Не могла решиться.
По мере того, как мне стукнуло семнадцать лет, я стала стыдливо избегать долгого общения с Робертом, время от времени прячась за книжной полкой в столовой или в саду, подслушивая их разговоры с Эммой и надеясь, что не услышу в них ничего, что могло бы вызвать ревность или намек на то, что Роберт занят кем-то другим. Я стыдилась своих чувств по отношению к нему, ведь Роберт заменил мне отца, брата, он учил меня ходить, говорить, купал и рассказывал сказки на ночь. Много чего он сделал для меня, а я втрескалась в него по самые уши, не замечая никого, кроме Роберта. Мысли о нем не давали мне покоя ни днем, ни ночью. И даже в школе, где просто невозможно не отвлекаться от своих злободневных думок из-за трудных уроков и взбалмошных подруг, он не покидал моих размышлений.
Эта любовь, первая моя любовь, как бы сладка и невинна не казалась, была непростительна, ведь Роберт всегда был со мной. Он старше меня, лет на тридцать-тридцать пять. Я не спрашивала никогда о его возрасте, но логически понимала, что он начал посвящать свое время мне не с двенадцати лет. Просто выглядит моложаво, а так он нереально стар для меня.
Возраст дяди Роберта оставлял серьезные пятна в моей истории о нем, притом, что он выглядел лет на двадцать пять, но никак не больше и, что самое невероятное, я всегда помнила Роберта таким, каким он был и сейчас. Если бы я не знала его все семнадцать лет, то наверняка подумала бы, что он вампир или кто-то вроде того, кто никогда не стареет. Мне казалось, что своей красотой и ухоженностью я была обязана именно ему, не понимая причины этих мыслей, взявшихся неоткуда, но обосновавшихся в голове довольно прочно. Я даже думала, что Кэсси вовсе мне не сестра. Скорее, Роберт был моим братом или другим родственником, поскольку его внешний облик был настолько идеален, что я не видела в нем ни одного недостатка, кроме холодной, замерзшей красоты. Такой же холодной, как и моя красота.
Моя сестра Кэсси не выглядела так, как я. Она была обычной девушкой с примечательной, но довольно заурядной внешностью. Я же, словно с обложки глянцевого журнала сошла. Но, возможно, имела некоторое сходство с фарфоровой куклой, которыми были заставлены все полки в моей комнате.
Я не знала, в чем конкретно заключалась заслуга Роберта в том, что я выгляжу именно так. Может, меня он любил больше, чем сестру, уделял мне все свое внимание, всю любовь и нежность отдавал без остатка, а ее обделял. Или мы оба с ним переболели странной болезнью, и теперь стали похожими друг на друга. У меня даже волосы стали завиваться, как у него, причем к семнадцати годам. А может, я не такая, как сестра, в этом и вся таинственная загвоздка. Не такая, как все, ведь я не понимаю своих подруг, одноклассников и даже Эмму, которая была и остается для нас почти мамой. Все они кажутся мне другими, я не могу завязать с ними должного общения, такого, какого бы хотелось и чего порой очень не хватало. Все они кажутся мне неинтересными, как будто я не из их мира и много чего не понимаю и не пойму.
Мой интерес неподдельно вызывал лишь один человек, которого я понимала без всяких слов. Мне казалось, что между нами существует какая-то незримая внутренняя связь, которая удивительно прочна и которую невозможно объяснить, а также предположить возможные мотивы ее появления. Роберт казался мне самым родным на этой планете, единственным, которого я любила и которым дорожила больше, чем остальными. Будто я и он, когда сидим вместе, общаемся, смеемся, образуем некий ореол. Прозвучит банально, но мы с Робертом и впрямь сливаемся в одно целое. Когда же он находился далеко от меня из-за командировок по работе, мой мир казался опустошенным, а душа – ушедшей из тела. Будто Роберт забирал ее с собой, а по приезду возвращал на прежнее место. Стоило ему появиться в зоне видимости, мой внутренний мир сразу расцветал, обретая палитру ярких красок, и меня окутывало легкое блаженно-порхающее чувство, что я не одинока.
Но, с недавнего времени, что-то пробежало между нами, отношения изменились резко и не в лучшую сторону. Роберт стал более настойчив ко мне, требовательней, порой даже слишком, чем переходил допустимые границы. А я, осознав, что побороть свою запретную влюбленность к этому человеку невыполнимо, а потому бессмысленно, начала сознательно отдаляться от него, пытаясь занять свои мысли чем-нибудь другим. Роберт, конечно же, заметил это, но продолжал вести себя, как обычно. Грубо и подозрительно холодно. Что меня и настораживало.
И сейчас, когда прозвенел звонок с последнего урока, я снова его увижу.
Я спешила к выходу, чтобы посмотреть на Роберта хотя бы одним глазком, пока он меня не заметил и не принялся донимать, а я снова не отведу взгляд в сторону и не начну глупый разговор о том, что сама выдумаю по пути до машины.
Роберт всегда забирал меня из школы, как первоклашку, и довозил до дома, несмотря на то, что я уже давно не маленький ребенок и могла бы самостоятельно добраться домой или где-то задержаться, в конце концов. Но, как бы я ни старалась стыдливо избегать Роберта и намекать на то, что мне хотелось бы побольше времени на себя и собственную жизнь, он взял мою свободу в свои ежовые рукавицы, и причины этому настойчивому поведению я не знала. Возможно, Роберт волновался, что у меня сейчас трудный возраст, и я могу наделать ошибок, которые потом будет трудно исправить: связаться с плохой компанией, начать употреблять наркотики или забеременею от кого-нибудь по глупости… В-общем, натворю дел, о которых буду жалеть потом всю оставшуюся жизнь. Но у меня ведь имеется голова на плечах. А он, кажется, не верит в это.
– Саманта, не хочешь с нами пройтись по магазинам? Нужно выбрать костюмы для вечеринки! – спросила моя подруга Кейт, которая внезапно подлетела ко мне у выхода, чуть с ног не сбив.
Кейт и Люси, другая моя подруга, обе с параллельного класса, окружили меня и не давали пройти. Мои взбалмошные неразлучные и единственные подруги с самого начала учебы в этой школе.
Что бы я без них делала…
Наверное, училась бы лучше!
Я пожала плечами, неуверенно косясь на автомобиль, поджидавший меня у ворот школы.
– Времени совсем мало осталось, а мы еще не решили, в кого перевоплотимся. Надо бежать сейчас, пока все нормальные костюмы не раскупили! – протараторили они почти в унисон.
– Извините, девчонки, но сегодня не получится. Меня опять встречают. – ответила и опустила глаза. Это и впрямь напрягает. Почему им все можно, а мне дома сидеть? Почему мне нужно им и себе отказывать в чем-то?
– Тебя каждый день встречают, Сэм! Семья прямо чересчур сильно ограничивает тебя во всем! Тебе не кажется, что нужно поговорить об этом с ними и объяснить, что ты уже взрослая и у тебя могут быть и свои дела тоже, помимо учебы? А им вовсе не нужно караулить тебя, как безмозглого и наивного первоклашку! Ты и сама знаешь, что тебе надо, и без труда найдешь дорогу назад. – Кейт любила наседать на меня, пытаясь пробудить бунтарского чертика внутри, который во мне точно есть, но пока что он мерно посапывает.