Страница 4 из 30
Григорий снял картуз, низко всем поклонился и со счастливой улыбкой на лице осматривал всех по очереди.
Первым шагнул к нему барин.
– Григорий Владимирович! – со слезами на глазах и с распростертыми объятиями поспешил вперед отец. – Сынок! Вот так радость! Вот так встреча! С приездом! – радовался Владимир Петрович возвращению сына в отчий дом.
– Отец! – радостно проговорил тот и шагнул ему навстречу.
Они крепко обнялись, потом по русскому обычаю три раза расцеловались, а старый барин не удержался и пустил слезу. Он незаметно смахнул ее ладошкой, потом отошел чуть в сторону и сказал:
– Дай я на тебя налюбуюсь! Какой ты стал! Сокол! – с восхищением осматривал он сына и никак не мог нарадоваться на свое любимое чадо. – Как возмужал! Уезжал-то совсем мальчишкой, а вернулся-то господин!
– Кровиночка моя… – запричитала Анна Федоровна и подошла к сыну ближе, – сыночек мой любимый… приехал! – радостно сказала барыня и заплакала.
– Маменька! – нежно проговорил Григорий и шагнул к ней навстречу.
А сам заключил ее в свои крепкие объятия и нежно произнес:
– Как же я по вам соскучился!
– Вот, хлеб соль отведай, – всхлипывая, предложила она.
Григорий Владимирович взглянул на сестер, понимал, что те тоже ждут, чтобы обнять его, но все же отломил кусок хлеба, макнул его в соль и сразу отправил себе в рот. Он быстро прожевал его и с восхищением похвалил:
– Какой вкусный! Свой! Родной! Такой аромат только в отчем доме бывает, и я помнил его все эти годы. Думал, вернусь, а в доме на столе свой хлебушек, да такой вкусный и ароматный!
– Вернулся! – качая головой, протянула мать и вновь заплакала.
Слуга взял из ее рук каравай и с радостной улыбкой на лице отошел в сторону, понимая, что в такие минуты мешать никак нельзя. Уж больно соскучились хозяева по своему наследнику и совсем этого не скрывали.
– Ну будет, будет, маменька, – успокаивал ее сын, – теперь я здесь и уж никуда более от вас не уеду.
– Мы так рады, так рады… – причитала на радостях Анна Федоровна, утирая слезы платком.
– Погоди, мать, слезы-то лить, – упрекнул ее супруг, – радоваться надо, а мы тут целый потоп устроили.
– Радуюсь… – выдавила из себя женщина и, махнув ажурным платком, вновь залилась слезами.
Григорий взглянул на сестер, те дождались своей очереди и кинулись к нему, а сами стали обнимать его и целовать.
– Все в дом к столу, – позвал громко Владимир Петрович, – обедать будем. Варька! – кликнул он служанку.
На крылечке незамедлительно появилась девушка двадцати лет, пышная, ладная, в белом передничке, и мило пролепетала:
– Слушаю-с, ваша светлость.
– Все ли готово к обеду?
– Как велели, так и готово-с, – радостно отозвалась она и засмотрелась на наследника.
Какое-то время девица молчала, а потом тихо, но с восхищением проговорила:
– Красавчик!
– Что? – строго переспросил ее Владимир Петрович.
– Кушать подано-с! – громко объявила Варвара и быстро скрылась в доме, боясь нарваться на гнев хозяина.
Его крутой нрав она уже знала и лишний раз попадаться на глаза жутко боялась. Но и промолчать не могла, молодой барин и впрямь был красив собой.
Григорий Владимирович изучающе взглянул на прислугу, все разом ему поклонились, а он мило всем улыбнулся и остановил свой взор на старом слуге Прошке.
– Прохор, ты еще служишь! – обрадовался он, что застал старика в живых.
– Служу-с, барин! – отозвался тот, а сам на радостях смахнул слезу и был в восторге от его приезда.
– Рад, что ты дождался меня, – признался Громов и обнял его за плечи.
Он заглянул в его глаза, наполненные радостью и слезами, и тихо шепнул:
– У нас еще будет время, вспомнить с тобой прошлые годы.
Тот расплылся в довольной улыбке, понимая намеки молодого барина, а сам пуще прежнего залился слезами, не скрывая своего радостного настроя.
А Григорий Владимирович уже осматривал дородных девиц, что служили в их доме.
– Прислуга почти вся поменялась, – пояснила сразу маменька, – кого-то замуж выдали, кто-то сам ушел, а кого-то уже Господь призвал. Но новые работники ничем не хуже старых. Все работящие, исполнительные, покорные.
Он вновь перевел взгляд на маменьку, мило ей улыбнулся, и его сразу же проводили к парадной.
Широкая и просторная лестница, которая вела в дом, тоже изменилась, ее отреставрировали, расширили и покрасили.
Да и внутренность дома встретила наследника своим внешним и обновленным великолепием. Гостиная, устланная бархатными коврами и уставленная множеством цветущих растений, вела в роскошную приемную, с дорогой мебелью, обитой атласом и бархатом. По стенам всюду висели картины, все сплошь в золоченых рамках. Под потолком красовались люстры-подсвечники, которые считались новшеством и роскошью, и украшали гостиные и залы исключительно знатных людей. На столах множество дорогих серебряных и золоченых предметов – это вазы, шкатулки, которые указывали на достаток и хороший вкус хозяев. Гармонично вписывающаяся лестница вела на второй этаж, где находились барские покои и комнаты для гостей. По бокам витые ажурные балясины с тонкой резьбой, ступеньки стали аккуратнее, тоньше, обновились и перила, и от них все еще пахло свежим деревом и краской.
Стол накрыли в малом зале, так как гостей особо не ждали, а прибытие единственного наследника решили отметить в тесном кругу.
В сопровождении кормильцев, а еще сестриц и кучи племянников, Григорий Владимирович вошел в гостиную, осмотрелся и радостно произнес:
– Как все изменилось! Все по-модному у вас тут теперь.
– Старались! – ответила ему мать и стала рядом. – К твоему приезду готовились! Вот, – указала она рукой на залу, – все подремонтировали, отреставрировали. Твои покои обновили. Напрочь все изменили! – радовалась она, что в доме произошли такие перемены. – Мы подумали: уезжал юным, а вернется совсем зрелым мужчиной. Не к чему все оставлять. Решили сюрприз сделать.
– Да, жизнь не стоит на месте. За десять годков… все везде изменилось… – ответил он задумчиво и шагнул вперед.
Все дружно препроводили его в залу, усадили за праздничный стол и стали потчевать разносолами. Рядом присели родители, которые все никак не могли наглядеться на свое любимое чадо. Сестры с детьми уселись тут же и не сводили со своего младшенького братца своих счастливых глаз. А Варя уже подавала борщ, зная, что молодой барин уж дюжа его любит.
– И про борщ не забыли! – радостно воскликнул Григорий, поглядывая то на маменьку, то на отца.
– Все помним, касатик ты наш! – сквозь слезы, проговорила Анна Федоровна. – Так ждали, так ждали… Все глазоньки проглядела… Думала, не доживу…
– Что вы, матушка! – ласково смотрел на нее сын. – Вот он я! Приехал и уж более никуда от вас не уеду.
– А что, сын, ты теперь фельдшером будешь у нас? – серьезно смотрел на него Владимир Петрович.
– Думаю, знаний хватит, практика тоже есть. Конечно маловато, но с годами и это придет, – отозвался он.
– Правильно, – вздохнул облегченно отец, – хватит по свету мотаться. Пора и семьей обзаводить, домом, хозяйством.
– Думаю, пора, – согласился с ним сын.
– Внуков дождаться хотим. А-то стары мы уже становимся. Хочется хоть немного внуков твоих понянчить.
– Здоровья совсем нет, – пожаловалась Анна Федоровна.
– Ну, здоровье ваше я вам обязательно поправлю, для того и учился. А за внуками дело не станет. Вот осмотрюсь маленько, пригляжусь к невестам, – радостно отвечал Григорий. – Кто тут у вас самая красивая в округе? Думаю, и свадьба скоро состоится!
– Ты выбирай, а наша сваха сосватает тебе самую красивую невесту, какую только пожелаешь! – добродушно смотрела на брата Полина. – Хочешь боярского роду, хочешь княжеского. Ты у нас жених завидный, за тебя любая девушка пойдет.
– Вон какой красавчик стал! – смотрела на него с восхищением Ольга. – Враз тебе невесту сыщем!