Страница 11 из 19
За мемуары Гримм принялся в 1929 г. и писал их в течение двух лет. Целью своих воспоминаний он называл «правдивое сказание о том, чем был и какую роль в действительности играл преобразованный Государственный совет в строю наших конституционных учреждений»[176] (далее сноски на страницы из рукописи Гримма даются в тексте).
Научная специальность и историческая отстраненность Д.Д. Гримма придают особый ракурс его воспоминаниям, в то же время не лишая их индивидуальности и определенной субъективности. В предисловии автор предупреждает, что «Воспоминания не претендуют ни на полноту, ни на протокольную точность. Последняя исключается уже тем, что я никогда не вел никаких дневников и не располагал при писании своих воспоминаний никакими материалами. Все материалы, которые в свое время в изобилии находились у меня в руках, не исключая стенографических отчетов заседаний Государственного совета, при бегстве моем из Петрограда в Финляндию в феврале 1920 г. поневоле были брошены на произвол судьбы» (л. 3).
Воспоминания состоят из трех частей. Первая часть «Общая конструкция Государственного совета. Отдельные группы и лица» посвящена детальному анализу административной основы, структуры и личного состава Совета. Как говорилось выше, именно в этой части отсутствуют очень важные, на наш взгляд, главы с IV по X: «Отношение между нашей группой (левая группировка, возглавляемая Д.Д. Гриммом – Т.Ш.) и остальными группами Г[осударственного] с[овета]» (с. 27–31; здесь и далее отсутствующие страницы даются по нумерации автора – Т.Ш.), «Внутренняя жизнь нашей группы. М. М. Ковалевский» (с. 31–42), «Участие нашей группы в совещаниях представителей групп Г[осударственного] с[овета]» (с. 42–49), «Председатели Государственного совета: Э.В. Фриш, М.Г. Акимов, А. Н. Куломзин, И. Г. Щегловитов» (с. 50–62), «Вице-председатель Государственного совета И. Я. Голубев» (с. 63–76), «Силуэты: С. С. Манухин. Н.С. Таганцев. Кн[язь] Е.Н. Трубецкой. М.А. Стахович. В. И. Гурко. Барон В. В. Меллер-Закомельский. А. А. Мануйлов. М. А. Дьяконов» (с. 77–87), «Профессиональные и национальные объединения в Государственном совете» (с. 88-102). Все-таки и из оставшейся части вырисовывается довольно выпуклая картина попытки становления элементов конституционного правления в России в лице такого института, как Государственный совет, действовавшего по Высочайшему указу от 20 февраля 1906 г. на правах Верхней палаты. Напомним, что половина личного состава Совета назначалась верховной властью, а вторая была выборной от шести курий – дворянской, белого и черного православного духовенства, торгово-промышленной, ученой и двух земских. Поскольку Гримм представлял ученую курию от Академии наук и российских университетов, то, естественно, он более вникал в работу именно этой группы, и ей посвящена XI глава. Насколько действительно сильным был состав этой курии к февралю 1917 г., указывает тот факт, что в составе 18 членов группы были такие ученые, как академики В. И. Вернадский, М.А. Дьяконов, С.Ф. Ольденбург, профессора А. В. Васильев, Д.Д. Гримм и князь Е. Н. Трубецкой, известные в Министерстве народного просвещения своими либеральными взглядами. Д.Д. Гримм довольно подробно останавливается на «походах» министров народного просвещения П. М. фон Кауфмана-Туркестанского, А. Н. Шварца, а затем Л. А. Кассо и его помощника барона М.А. Таубе против выборных ректоров и академических свобод, жертвою которых стал в свое время, например, ректор Тартуского университета Е.В. Пассек (л. 26)[177]. Анализируются причины и последствия студенческих беспорядков в конце 1910-го – начале 1911 гг. в Петербурге и Москве, в том числе и попытка Л. А. Кассо вывести из состава Государственного совета ушедших из Московского университета в знак протеста профессоров В. И. Вернадского и А. А. Мануйлова (л. 31). Вернадского позднее избрали вторично в состав Совета как академика, а Мануйлова, как лишившегося профессорского ценза, вывели из состава Совета. Расправившись с москвичами, Кассо взялся за Петербург, применив другую тактику: перевода неугодных профессоров на службу в провинцию. По свидетельству Гримма, таким образом в 1911 г. из Петрограда удалили М.Я. Пергамента, местом «ссылки» которого стал Тартуский университет[178], в 1912 г. профессора И. А. Покровского направили в университет Святого Владимира в Киев, самого Гримма в 1913 г. отправили в Харьковский университет (л. 35). В воспоминаниях подробно описаны перипетии борьбы с Кассо в 1911–1913 гг., в том числе и эпизод, когда члены Госсовета выступили против вмешательства не в меру ретивого министра в дела их епархии и отстояли Гримма.
Любопытно, как меняется авторская позиция мемуариста. Описывая историю создания и выборов в Госсовет, Гримм говорит о себе в третьем лице, подчеркивая объективность своей позиции. Затем в главе «Первые впечатления» (л. 9-13), где речь идет о группировках внутри Совета, в том числе о самой малочисленной «левой группе», куда причислялись, кроме академической курии, некоторые представители земства, дворянства (князь И. Г. Чавчавадзе) и торгово-промышленной курии (П.О. Гукасов) – всего 18 человек, – Гримм ясно дает понять и о своей принадлежности именно к ней и повествует уже от лица этой группы («мы», «нас», «нашей» и т. д.). Только к концу главы, когда выясняется, что Гримма выбрали председателем левой фракции, он переходит на собственный голос: «В результате дальнейших переговоров председателем группы был избран я, занимавший в то время должность декана юридического факультета» (л. 12). Смена голосов в зависимости от позиции автора прослеживается на протяжении всего текста. При этом непосредственный голос автора «я» эксплицитно выражается вначале довольно редко и ближе к концу проявляется вполне. Д. Д. Гримм, как ученый-правовед, историк и последовательный конституционалист (до революции он был в кадетской партии), стремится к объективизации процесса повествования, так как речь идет не о личной судьбе (исключение составляют эпизоды его «войны» с министром Кассо, описание личных обязанностей Гримма в Совете), а о событиях, в которых Гримм, как гражданин России, сам принимал участие или свидетелем которых был. Так, рассказывая о судьбе М.М. Ковалевского, претерпевшего австрийский плен, умершего весною 1916 г., Гримм пишет: «К счастью своему, он не дожил до несказанного несчастья нашей родины, которой он верой и правдой служил всю свою жизнь» (л. 47).
Гримм выступает как опытный мастер политического портрета в рассказах о С.Ю. Витте, А. Ф. Кони, П.А. Столыпине, В.Н. Коковцове. Вот его Витте: «Это была в полном смысле демоническая натура, одновременно и созидательная, и разрушительная. Два демона зараз владели душою С. Ю. Витте: всепожирающий инстинкт властолюбия и крайний, чисто ницшеанский эгоцентризм, не знавший и не признававший никаких моральных сдержек. На службе у этих двух демонов состояли живой, практический ум, сильная, непреклонная воля и необузданный темперамент его. И ум, и воля, и темперамент сами по себе являются чисто формальными душевными свойствами. Содержанием их наполнял обуревающий графа инстинкт властолюбия» (л. 48). Тем не менее Витте симпатизировал либеральным академистам и состоял в числе «тайнобрачных» (так назывались сочувствующие) группы Д.Д. Гримма в Госсовете, поддерживая контакт через М.М. Ковалевского, и использовал их в своей борьбе против проекта строительства Амурской железной дороги (л. 55).
К «тайнобрачным», по словам Гримма, принадлежал и известный русский юрист А. Ф. Кони. Мемуарист пишет: «Его издавна окружал ореол прогрессивного, высоко принципиального и бесстрашного общественного деятеля. Этот ореол с годами все крепнул и превратился в своего рода догмат. Мне кажется такая оценка его личности несколько преувеличенной». Далее, признавая безусловную одаренность Кони как судебного деятеля, оратора, стилиста и мемуариста, Гримм считает, что «едва ли можно считать отличительными чертами его духовного склада стойкость характера и бесстрашие в выявлении определенного политического миросозерцания. По крайней мере, он в Государственном совете ни того, ни другого качества не обнаружил». Он аргументирует свою характеристику анализом деятельности Кони в этом единственном конституционном учреждении России (лл. 57–61).
176
Rahvusarhiiv Tartus. EAA. 2100.2.150a.3,7. См. оцифрованную копию, доступную после регистрации на портале Национального архива Эстонии (www.ra.ee/vau): URL: http://www.ra.ee/dgs/browser.php?tid=345&iid=2002 50376630&img=eaa2100_002_000150a_00002_t.jpg&tbn= 1 &pgn= 1 &prc=40&c tr=0&dgr=0&lst=2 &hash=9dbecf5ae48e 17292al 1 ebe00572ab 1 e
177
Обширное дело по обвинению ректора Е.В. Пассека (1860–1912), длившееся еще и после смерти либерального профессора, хранится в университетском фонде в Эстонском национальном архиве в Тарту: Rahvusarhiiv Tartus. ЕАА. 402.3.1279; ЕАА. 402.3.1280.
178
ЕАА.402.3.1298; ЕАА.402.3.1299.