Страница 48 из 50
— Почему мне кажется, что я со всем этим прощаюсь? — спросил вдруг Рэми. И за спиной раздался горький смешок.
— Может, потому что ты и в самом деле прощаешься?
Рэми в это не верилось. Он знал, что не забудет ни этого утра, ни слов Мираниса. Не забудет того покоя, который подарила ему, наконец-то, Кассия. И брата… которого обрел так недавно. Виссавия… в Виссавии у него нет никого. И ничего.
— Ты тоже думаешь, что я поддамся сладости покровительства богини? Виссавийской лжи и лицемерию? Их жестокости, происходящей из наивности? — и почти шепотом добавил: — Ты на самом деле думаешь, что я тебя брошу?
— Я думаю, что ты выберешь правильно, Рэми, — и Рэми узнал, наконец-то, того шального, но мудрого друга, перед которым склонил недавно голову. — И… увы, тебе придется выбирать между Кассией и Виссавией. Не между мной и Виссавией.
Мудро, да не совсем. Кассия так же нуждается в его помощи, как и Виссавия, если не больше. И это из-за Виссавии пришел в Кассию Алкадий, из-за Виссавии пытается получить власть в Белых землях, из-за нее охотится на Мираниса, стаскивая его с трона.
И Виссавия не дала Рэми исправить ее же ошибку! Но… Рэми опустил голову, сжав с силой перила беседки. Один вопрос он все же должен был задать.
— Мир… — прошептал Рэми, внезапно слабея. — Тебе действительно так тяжело… потому что я твой телохранитель? То, что ты сделал… ты сделал потому что тебе ненавистно, что я рядом, правда?
И застыл, мучительно ожидая ответа. Он знал, чувствовал, что Миранис подбирает ответ, и его молчание, ожидание было мучительными… Рэми взмок, по позвоночнику его пробежала капелька пота и, казалось, что ответа не будет никогда, когда Миранис начал говорить:
— Да, мне должно быть тяжело, не так ли? Потому что ты тот, кого любит народ и ненавидят слабые арханы? Потому что ты сверкаешь так, что глазам больно? Потому что рядом с тобой все кажутся себе… нечистыми, слабыми, беспомощными? Когда в тебе поднимает голову целитель, кажется, что ты утопишь весь мир в своей любви и милосердии. Когда в тебе говорит Аши, каждое твое слово режет своей правотой… и, как и твои виссавийцы, ты бываешь безжалостным в твоей правоте.
Рэми молчал… сжимая с силой перила беседки. Ждал. Ждал, пока Миранис выскажется.
— Да, Рэми, рядом с тобой тяжело. Тяжело быть твоим принцем. Тяжело быть выше тебя, а при этом казаться менее заметным. Но, ради богов, ты напомнил мне, что я не твой принц, я твой друг, твой побратим… я всего лишь сосуд, ожидающий не Нэскэ, ты же… ты же уже сейчас носишь себе душу одного из двенадцати. И, если мы с этой ношей родились, ты, дитя Виссавии, взвалил ее на свои плечи сам! Ты сам, боги, принял в свою душу проклятого телохранителя…
— Я не дитя Виссавии! — выдохнул Рэми. — Я твой телохранитель, Мир.
— И если бы не ты, я был бы уже давно мертв. И, верь мне, я это помню. Всегда помню.
— Мы давно уже квиты… ты тоже меня много раз спасал, — тихо ответил Рэми, слыша, что его голос сипит… боги, почему он не может быть спокойным вот сейчас… вот прямо сейчас… почему опять пахнет силой, опять течет меж пальцев, сплетается клубами синий туман, и Миранис это видит. Не может не видеть. Вновь подходит, вновь кладет ладонь на плечо, успокаивая, умиротворяя.
— Мой принц! — резко обернулся Рэми.
Столкнулся взглядом со взглядом Мираниса и замолк… не находя слов. Откуда в нем столько печали и боли? Рэми сам не понимая что делает, поднял ладони, хотел коснуться висков Мира, забрать эту проклятую боль, но Мир вывернулся, усмехнулся горько и сказал:
— Мы братья. Влипать и вытягивать друг друга для нас так же естественно, как и дышать. Не так ли? Но, вообще-то я не это хотел тебе сказать. Я хотел, чтобы ты понял. Что бы не было в той Виссавии, что бы ты не решил, ты всегда останешься моим другом, Рэми. Даже если не будешь больше моим телохранителем, даже если перестанешь вдруг быть носителем Аши, я не отвернусь от тебя… никогда. И хочу, чтобы ты об этом помнил, брат.
Но… Рэми опустил руки, посмотрел в белоснежные доски под своими сапогами, не зная, что и ответить. Миранис его… отпускает? Но хотел ли Рэми этой свободы… скорее нет, чем да.
Но это потом… боги, это все потом.
— Никто от нас не отвернется, — сказал стоявший за Миранисом Кадм. — Мы братья, Рэми, и этого никто никогда не изменит.
— Вам не придется…
— Не оглядывайся на нас, Рэми, — сказал вдруг Тисмен. — Ты сам когда-то говорил, что мы взрослые люди, высшие маги, воины, если даже ты уйдешь в свой клан, мы справимся. А если не справимся, это не твоя вина. Всех не спасешь.
— Ты… — сжал кулаки Рэми. — Пока тебя убить можно лишь убив Мираниса… и меня заодно. Надеюсь, ты это помнишь!
— Да, Рэми, мы это помним, — ответил Лерин. — Очень хорошо помним. Но не потому тебя защищаем, совсем, целитель судеб. И уже давно не ради Аши. Надеюсь, ты об этом будешь помнить, когда тебе в следующий раз понадобится чья-то помощь.
— Повелитель чуть меня не убил. А тоже…
Но Миранис его оборвал:
— Я не мой отец. И никогда не хотел тебе навредить всерьез… видят боги, не хотел, даже когда меня окутывало это проклятое заклятие. Ты же знаешь, Рэми. Знаешь, что уже много раз был в моих руках слабый, беспомощный. Знаешь, что был бы мертв, если бы я этого на самом деле захотел… знаешь, ты ведь никогда не был дураком, правда? Да, я поддался этому заговору, да, я позволил себе тебя ударить, но… а они, — и он показал на телохранителей. — Они ведь никогда не дали тебе повода в себе сомневаться, не так ли? Они хоть раз отвернулись от тебя в битве? Хоть раз встали не на твою сторону?
И Рэми хорошо знал ответ на этот вопрос.
— Я знаю… — оборвал он Мираниса и искренне обрадовался, когда на дорожке к беседке появился хариб принца. — Спасибо… вам всем спасибо.
— Нам пора, — поклонился принцу, телохранителям хариб.
— От нас отвязаться гораздо сложнее, чем тебе кажется, малыш, — сказал Кадм, когда Рэми прошел мимо него. — Для тебя невозможно. Ты ведь никого не убиваешь… не так ли? Но никто из нас никогда не будет тебя неволить. У тебя своя судьба. У нас своя. И только дурак этого не понимает.
А Рэми лишь окинул магический сад тоскливым взглядом. И все же почему кажется, что он его видит в последний раз? Ну вот почему?
— А теперь тебе придется вспомнить, что ты телохранитель наследного принца Кассии, а не принц Виссавии, — холодно вырвал его из мечтаний Лерин.
***
Рэми вслед за принцем медленно спускался по широким белоснежным ступенькам, радуясь, что все внимание доставалось Деммиду, Миранису, и идущей меж ними принцессе.
Темно-синие одежды, мягкий аромат духов, блестевшие в лучах солнца драгоценности… во всем этом великолепии Рэми терялся, но был и рад потеряться. А где-то там, за ними, охраняя свиту принцессы, шел Арман.
На площади перед главным входом в замок было многолюдно и как-то тихо… застыли по обе стороны ступенек статуи, столпились по обе стороны дорожки придворные, грызла алые губы в волнении Калинка. Все пестрило от пышных нарядов принцессы и ее свиты, и на их фоне одетые в фиолетовое виссавийские послы казались какими-то скромными, невзрачными. Говорили тихо, двигались незаметно, так что походили на прислугу, но были везде и всюду, направляя, успокаивая. Уделяя много внимания бледной принцессе, будущей жене их вождя.
Дядя женится? На ней? Даже не верится… впрочем, на принцессу Рэми старался не смотреть. Он лишь заметил, что Аланна и еще несколько архан пытались успокоить Калинку, но сам чувствовал только одно: Мираниса.
Его неожиданно сильное беспокойство сжигало изнутри телохранителей, но больше всего доставалось Рэми. Остальные не желали брать на себя часть работы, вне обыкновения свалив щиты принца на одного Рэми. Неожиданно… а ведь раньше на всех важный встречах Мираниса подстраховывали по крайней мере два телохранителя. А теперь что, аж так доверились Рэми?
«Не обольщайся, — отрезвил идущий рядом Лерин. — Держать щиты ума много не надо, нужно старание. Мы понятия не имеем, что ждет за аркой, потому и черпаем силы у тебя. Чтобы не остаться беспомощными, если на нас нападут».